— Это я-то сомнительный свидетель! — со слезой в голосе орала между тем белобрысая. — На себя-то посмотри! И вообще, пока тебя не было, у нас на студии все было хорошо!
Это была заведомая ложь, но капитан не стал одергивать мерзкую девицу.
— Как вы оказались на студии? — спросил он Лолу.
— Вы уже этим интересовались. Меня пригласила Аглая Михайловна, мы с ней знакомы давно. То есть не меня, а попугая.
— Р-роль, р-роль! — заорал попугай так, что все вздрогнули.
— Доигрались мы с тобой, Перришон, — недовольно сказала Лола, — в убийствах нас подозревают…
— Пока вам никакого обвинения не предъявляют. Вернемся к нашему вопросу. — призвал капитан. — Когда вы виделись с гражданкой Плюсе в последний раз?
— Вчера вечером, — медленно проговорила Лола, и сердце ее заныло.
Действительно, только вчера вечером Аглая была жива и здорова.
— Я пришла забрать попугая, как договаривались. Мы немного поболтали, потом я попрощалась и ушла.
— И когда это было?
— Вы прекрасно знаете! — возмутилась Лола. — В охране остался мой отмеченный пропуск.
— Верно, — заметил капитан, сверившись со своими записями, — вы ушли в двадцать ноль три.
— Я сразу взяла машину и поехала домой, с попугаем в общественном транспорте не слишком-то поездишь — он, знаете ли, метро не жалует — начинает волноваться и кричать всякую чушь, люди пугаются.
— Значит, дома вы были?..
— В половине девятого, и больше никуда не выходила до самого утра, — ответила Лола.
— Не может быть! — истерично воскликнула белобрысая. — Она убила Аглаю, я чувствую!
Лола и бровью не повела, только укоризненно поглядела на капитана.
— Свидетельница Зайценогова, если вам нечего больше сказать, я вас не задерживаю. То есть.., тьфу! — вы мне еще нужны, сейчас в кабинет пойдем, будем стол потерпевшей осматривать, может, что обнаружим…
Белобрысая торжествующе поглядела на Лолу и плотнее утвердилась на стуле в углу.
— То, что вы вернулись домой в половине девятого, может кто-нибудь подтвердить? Кто живет с вами кроме попугая? — ворчливо поинтересовался капитан Хвощ.
— Еще собака и кот, и мой.., друг, — Лола еле удержалась от того, чтобы не сказать «компаньон», и подумала, что Маркиз ее убьет, когда узнает, что ему нужно выступать в милиции свидетелем.
— Друг? — капитан поднял брови.
— Любовник! — торжествующе проговорила белобрысая.
Лола уставилась на капитана ясными честными глазами, он первый отвел взгляд.
— Если он вам не подходит в качестве свидетеля, можно спросить консьержку! — осенило Лолу. — Она должна вспомнить, мы с ней еще поговорили, ей Перришон очень нравится…
— Даже если консьержка подтвердит, что ты вернулись в это время, это ничего не доказывает, — строго сказал капитан. — Теоретически вы могли снова выйти из дома, миновав консьержку, подкараулить потерпевшую в ее подъезде… — Он тяжело вздохнул. — Ладно, пока я вас попрошу никуда из города не уезжать, вас вызовет следователь.
— Господи! — Лола потеряла терпение. — Ну зачем, ради бога, мне было ее убивать?
— Нет свидетелей вашего последнего разговора с потерпевшей, — мрачно ответил капитан, — возможно, вы с ней серьезно поссорились.
Лола поймала взгляд белобрысой, в ее глазах отражалось неприкрытое злорадство и еще что-то, чему Лола затруднилась дать определение.
«Все же за что она меня ненавидит? Или это зависть? Она страшная, конечно, одета не слишком-то, но все же…» — Пока вы свободны, — бросил капитан Лоле.
Тут вошел тот самый молодой человек, что проводил ее сюда, и что-то зашептал капитану на ухо. Тот поморщился, встал и вышел, сказав белобрысой, чтобы была поблизости от кабинета Аглаи, он, капитан, туда вскоре доберется, и они займутся делом.
Лола вышла в коридор в прескверном настроении. Разговор с капитаном Хвощом окончательно вывел ее из равновесия, и теперь она мечтала только об одном — скорее добраться до дома и поплакать в жилетку Маркизу. При всей его типично мужской черствости и толстокожести, Леня понимал, когда она не играет, понимал, когда ей по-настоящему плохо, и в такие минуты становился удивительно ласковым и заботливым.
Лола тихо шла, пригорюнившись и прижимая к себе просторную клетку с попугаем. Перришон, словно чувствуя настроение хозяйки, сидел тихо, нахохлившись и распушив перышки.
Свернув из коридора на лестничную площадку, Лола чуть не налетела на странную парочку.
В углу площадки, под большой табличкой «Место для курения», стояла та самая белобрысая девица с лошадиной мордой, с которой они только что расстались у капитана. Она была с каким-то невысоким мужчиной. Белобрысая стояла спиной к Лоле, поэтому не видела ее, а своего малорослого собеседника она заслоняла.
Странная парочка не курила, а разговаривала. Точнее, говорила белобрысая — Лола вспомнила, что ее фамилия Зайценогова… Ну и фамилия, вот уж наградили родители! И сама девица была такая же длинная, нелепая и нескладная, как ее фамилия.
Но самым странным в ней было ее поведение.
В первый момент Лола не поняла, что ее так удивило в поведении этой девицы, что показалось ей таким странным. Замерев на месте, она смотрела на белобрысую Веру со спины, и наконец до нее дошло. До сих пор, каждый раз, когда они встречались, Вера кричала, размахивала руками, ужасалась, впадала в истерику — в общем, выглядела крайне неуравновешенной, неврастеничной особой. Только что, в кабинете, который временно занял капитан Хвощ, она была на грани нервного срыва… Теперь же она казалась абсолютно спокойной, собранной и невозмутимой. Она разговаривала со своим собеседником таким тоном, каким психоаналитики разговаривают со своими неуравновешенными клиентами — сдержанно, спокойно, словно стараясь что-то ему внушить.
Лола отметила, что внешний вид ее тоже как-то неуловимо изменился. То есть нельзя сказать, чтобы девица вдруг сильно похорошела, но лицо ее казалось не таким лошадиным, а волосы не такими белобрысыми, скорее девицу можно было бы посчитать обычной блондинкой.
— Никому нельзя позволять использовать себя, — говорила Вера медленно, отчетливо, хорошо поставленным голосом, — нельзя превращаться в чью-то марионетку!
— Да, — тонким, дрожащим от волнения голосом подхватил мужчина, — никому! Нельзя! Ни в коем случае!
— Нужно в любой ситуации сохранять достоинство! — продолжала вещать девица.
«То-то ты сохраняешь достоинство! — подумала Лола. — Чуть что — сразу в крик, только что судороги у тебя не приключаются!»
И тут же ей пришло в голову, что все эти неврастенические припадки, которые регулярно устраивала нелепая девица, выглядели как-то ненатурально, неестественно, как будто они были искусно разыграны… Лола, сама будучи актрисой, понимала толк в таких вещах, но даже она не сразу почувствовала фальшь в поведении Зайценоговой.
— Достоинство! — взволнованно подхватил мужчина, достоинство и.., справедливость!
Вера, почувствовав движение за своей спиной, резко развернулась.
Увидев Лолу, она замерла, и у нее на лице отобразилась сложная гамма чувств — от удивления и испуга до раздражения и неприязни.
— Что ты все вынюхиваешь? — прошипела она, становясь все той же белобрысой уродиной с лошадиной мордой. — Подкрадываешься, выслеживаешь, подслушиваешь…
— Больно надо! — фыркнула Лола.
Зайценогова не ответила, она припустила прочь, неприязненно оглянувшись на Лолу. Ее спутник на секунду задержался, странно, со всхлипом вздохнул и бросился в другую сторону.
Лола успела разглядеть его. Это был тот самый тусклый сутулый мужчина, с которым она недавно ехала в лифте. Тот самый мужчина, который так нахваливал Перришона, так пристально разглядывал его.
Попугай, до сих пор тихо сидевший в клетке, словно почувствовав, что хозяйка подумала о нем, подал голос:
— Р-рома, Р-рома, Р-ромочка!
— Что ты повторяешь одно и то же, — проговорила Лола, — никакого разнообразия! Никакой творческой индивидуальности!
— Здор-ровая кр-ритика! — покаянно произнес попугай.
Лола тяжело вздохнула и поплелась вниз по лестнице.
Она не могла разобраться во всех творящихся на студии странностях и в конце концов решила, что это — вовсе не ее дело, а ее дело — поскорее унести отсюда ноги.
Навстречу ей по лестнице поднимались две привлекательные девушки.
Они горячо переговаривались, лица их буквально пылали от возмущения.
— Не имеют права! — говорила одна из них, темненькая. — Не имеют права обыскивать! На это нужна санкция прокурора, я знаю!
— Это ты детективов начиталась, — ядовито отвечала вторая, светленькая, — это в книжках или фильмах все делают по закону, а на самом деле, что хотят, то и творят!
У них сила — значит, они и правы!
— Но это же свинство — обыскивать честных людей! — кипятилась темненькая. — Всех подряд! Говорят, в целях борьбы с терроризмом.., ну, допустим, тех, кто входит на студию, обыскивают, чтобы не принесли сюда бомбу, но зачем обыскивают всех, кто выходит?
— Так ведь убийца шляется по студии! воскликнула светленькая. — Они его найти не могут, вот и изображают активность, чтобы перед начальством оправдаться! Вдруг найдут орудие убийства?
— Ну прямо! Что, этот злодей — совсем дурак, что ли? Он это орудие наверняка давным-давно выбросил…
Девушки поднялись выше, и Лола больше не слышала их разговор.
Зато Перришон неожиданно разволновался.
— Кошмар-р! — проговорил он вполголоса, испуганно поглядев на Лолу. — Пр-роверки на дор-рогах!
— Тебе-то что, Перришончик? — удивилась Лола. — Ты что — тайно от нас с Леней занимаешься контрабандой наркотиков?
— Тр-рагедия! — не унимался попугай. —Репр-рессии!
Он забегал по клетке, как нервный преподаватель по кафедре, повторяя:
— Тр-ревога! Полундр-ра! Кар-раул!
— Перри, ну что ты так волнуешься? — недоуменно поглядывала на него Лола. — Нас с тобой это не должно волновать, мы — люди честные.., то есть, конечно, ты не совсем человек, хотя болтаешь почище любой кумушки…