– Что ты делаешь? – поинтересовался Белик, лениво развалившись на плоском камне и с почтительного расстояния изучая медитирующего эльфа.
Тот сидел поодаль, скрестив ноги и старательно шевеля губами, будто разговаривал с невидимым собеседником. Глаза плотно закрыл. Руки расслабленно уронил на колени, пальцы сложил совсем уж странным образом в какую-то незнакомую фигуру. Оба его меча лежали рядом – только дотянись, сброшенная куртка валялась где-то, штаны он закатал до колен, чтобы не мешали, а сапоги снял сразу, как только выставил защитный контур – благо, магией сейчас можно было пользоваться.
– Эй, ты меня слышишь? Что делаешь, спрашиваю!
– Пытаюсь увидеть твою настоящую ауру, – наконец отозвался Таррэн, не открывая глаз. – Раз уж мне придется держать узы, то надо создать их хотя бы за пару часов до тропы, чтобы успеть привыкнуть.
– И как, получается? – с нескрываемым ехидством пропел мелкий наглец, беззаботно покачивая ножкой. – Что-то ты долго возишься с моей скромной персоной.
Эльф тихо фыркнул:
– Не мешай, «персона». Если я один раз пробил твой щит, то смогу и второй.
– Ну-ну.
Таррэн только вздохнул. Ну вот, стоило им удалиться от тропы, взобраться на соседнюю скалу по издевательски крутой лестнице и остаться одним, как с дурного пацана мигом слетела вся значимость и холодность. Куда-то безвозвратно пропало тоскливое ожидание в голосе, мигом исчезла скорбная складка в уголках рта, глаза вновь заблестели нездоровым азартом, утратив странное очарование. И вот нате вам – язвительный мелкий гаденыш опять тут как тут, сидит и скалится, паразит. Наглый, ехидный, злорадный. А сосредоточенная и суровая Гончая, всего несколько минут назад требовательно смотревшая на эльфа у тропы, бесследно канула в небытие. Будто и не было ее никогда, а все остальное просто приснилось.
Таррэн снова вздохнул:
– И зачем я согласился?
– Что ты сказал? – немедленно встрепенулся Белик, приподнявшись на локте.
– Говорю, что добрался. Терпи, сейчас будет тошнить.
– Я тебе что, баба на сносях, чтобы меня… О-о-о, Торк! Ты не мог поаккуратнее?! – простонал вдруг пацан и под гадкую усмешку эльфа проворно скатился на плоский камень, держась за живот и старательно сдерживая рвотные позывы – верный признак начавшегося единения. – Дурак ушастый! Хоть бы предупредил!
– Помнишь, как ты меня кинул с гиенами? Терпи, малыш, скоро пройдет, – безмятежно отозвался темный эльф, одновременно перебирая в руках хрупкие лепестки чужой ауры, которые уже во второй раз откликнулись на его мягкий, но настойчивый зов.
Удивительно, но никогда прежде ему не доводилось призывать с таким нетерпением, как сегодня, с волнением ждать, тревожиться, страстно надеясь, что ответ все-таки придет. А поди же ты… сумел.
Кстати, Белик зря насмехался – аура у него все-таки была. Не обычная, как у людей; не яркая, как у истинного перворожденного, но была. Сам бы Таррэн, может, и не заметил, если бы однажды, совершенно случайно, не задел ее ненароком и не запомнил до последней черточки. Зато сейчас все оказалось гораздо проще, и теперь Белик точно никуда не денется.
За спиной Таррэна снова раздался сдавленный стон.
– Не называй… меня… малышом…
– Конечно, малыш.
– Зверь! – измученно прошептал мальчишка. – Ты бы хоть о Траш подумал! Чудовище, ей же тоже сейчас… о-о-ох!
Вспомнив про хмер, эльф слегка обеспокоился и проворно подполз к краю согретого солнцем уступа. Торопливо поискал внизу беликовских кошек, однако быстро убедился: Траш, как ни странно, чувствовала себя неплохо. Небрежно развалившись в тени длинной лестницы, она сладко дремала, положив страшную морду на разомлевшего от духоты Карраша и, похоже, ничуть не переживая по поводу того, что ее драгоценный малыш остался один на один с остроухим.
Неподалеку от хмер Седой и эльфы упорно бренчали железом. Рыжий под раздраженное ворчание Элиара без устали скакал по пыльным плитам, уклоняясь, падая и снова вставая. Аркан и Ирбис скрупулезно повторяли его движения, тщетно стараясь поймать тот таинственный ритм, с которым им вскоре предстояло штурмовать считающуюся непроходимой Тропу смертников. А Сова с Молотом, дожидающиеся своей очереди, тихо матерились сквозь зубы, неласково поминая Белика, из-за которого уже второй час чувствовали себя, как селедки в горячей коптильне.
Таррэн хмыкнул и успокоенно отодвинулся.
– Ну что, ожил?
– Тьфу на тебя! – сплюнул пацан вместо ответа.
– Вот и хорошо. Тогда поднимайся, попробуем выяснить, как получилось.
– Нормально получилось. Отсюда уже чувствую!
– Неужели? – Эльф упруго поднялся, заинтересованно разглядывая тоненькую ниточку наложенных уз, и приятно удивился.
Гм, а ведь верно – работает! Пусть многое ему недоступно (мальчишка умело закрылся), но то, что лежало на поверхности, он читал весьма неплохо.
Таррэн прислушался, слегка натянул кончик этой ниточки, вчитался. На секунду замер, неверяще прикрыв глаза, и вдруг широко улыбнулся.
– У тебя отвратительно бодрое настроение! – пробурчал Белик. – Сияешь, как отдраенный сортир!
– А разве у вас с Траш не так? – Таррэн, не обратив никакого внимания на недовольство Гончей, бережно поправил одну из нитей заклятия. – Разве ты ее не так же хорошо чувствуешь?
– Она не человек.
– Я тоже.
– Ты хуже! – мрачно просветил его пацан и, все еще морщась от чужих эмоций, подошел к эльфу вплотную. – Она, между прочим, гораздо сдержаннее! Кто бы знал, что ты на самом деле не такой зануда, как кажешься… хватит скалиться, чудовище! Да-да, я уже понял, что ты на меня не злишься, мстить за брата не намерен и вообще бессовестно рад, что все так получилось! Не понимаю только, почему ты так счастлив?!
– А ты расстроен, что у меня все-таки вышло, недоволен тем, что оказался уязвим, беспокоишься за хмеру и… – На мгновение Таррэн задумался, изучая новые ощущения. – Ага. И еще пытаешься себя убедить, что меня надо удавить на месте, хотя на самом деле ты этого не желаешь. Гм… уже не желаешь. Я прав?
Белик помрачнел окончательно:
– Кажется, я начинаю сожалеть о своем решении. Надо было Элиара попросить.
– Поздно, – безмятежно заявил эльф. – Доставай клинки и вставай рядом.
– Зачем?!
– Будешь учиться.
– Я и так умею ими пользоваться!
– Не этому учиться, – терпеливо пояснил Таррэн, как малому ребенку, – а синхронно двигаться. Нам с тобой это скоро понадобится. Поэтому давай сбрасывай свою шкуру и иди сюда.
– Не буду ничего сбрасывать! – враждебно зыркнул Белик, плотнее запахивая безрукавку, и эльф мигом понял: действительно не будет.
Таррэн пожал плечами:
– Хорошо, как хочешь. Тогда просто повторяй за мной.
А потом с независимым видом отвернулся, выхватил оба родовых клинка и начал обычную разминку, которой завершал почти каждый длинный день. Если, конечно, не мешали раны, попутчики, агинцы или кто-нибудь еще.
Белик с неожиданной жадностью уставился на блистающие на солнце мечи, но, против ожиданий, никакого клейма и знаков рода на них не нашел. Расстроился, конечно. Затем недовольно засопел, побурчал для приличия, но делать было нечего – он тяжело вздохнул и, поправив на спине необычный «талисман», удивительно точно повторил боевую стойку эльфа. Провел раскрытой ладонью по чехлу из палисандра, едва слышно отстучав по нему затейливую дробь. В ответ раздался тихий щелчок, коротко сверкнула защитная руна у основания. Повинуясь ей, сдвинулся стальной замочек, отпуская скрытую пружину, а затем из деревянных ножен, подобно ангелам возмездия, стремительно выскользнули два эльфийский клинка. Один – сверху, а второй – снизу. Длинные, потрясающе легкие, острые как бритва… они победно сверкнули на солнце сложной вязью защитных рун, выстрелили, словно из катапульты. Чуть не улетели прочь, но были тут же подхвачены и с мелодичным пением устроились на положенном месте – в крепких сухих ладошках истинного хозяина.
Отложив опустевший чехол, Белик странно пожевал губами, но ломаться не стал: неторопливо подошел к разминающемуся эльфу, без особого труда уловил навязанный им ритм и мгновенно принял его как родной. А спустя пару минут и вовсе позволил крепнущим узам накрыть себя с головой.
Таррэн улыбнулся краешком губ, откровенно наслаждаясь работой со своей нежданно обретенной парой, но промолчал. Не надо сейчас тревожить мальчика, пусть забирает то, что сочтет нужным. Самого главного он все равно не увидит и не поймет: заклятие – это все-таки не кровные узы; многое можно утаить, если не хочешь открывать душу. Он пока не хотел. Вернее, не мог, да и не след юному Стражу видеть то, что довелось в свое время познать долгоживущему эльфу. Хватит малышу и своих воспоминаний, чтобы бередить разум другими трагедиями: это слишком больно. Эльфы и так перед ним виноваты. Так что пусть лучше он слышит сейчас то, чем можно гордиться древнему народу. Пусть видит то хорошее, что еще осталось. Пусть познает то, чего никогда раньше не знал: волнующее пение сразу двух мудрых сердец, что сейчас встрепенулись в груди; мягкий шепот их сплетенных душ; вспоминает волшебные звуки эльфийской флейты на одном из приемов во дворце владыки Л’аэртэ. Пусть узнает, как цветет по весне голубая лиардель, как поет поутру ивовая лурска[2], как стелется южная ночь над священной рощей в самом центре Темного леса. Пусть увидит закат на холмах заповедного Иллиарэль илле Даэри[3]. То, что хочется помнить даже через двести лет. То, чем можно поделиться. То, от чего становится спокойнее на душе, а губы сами собой складываются в умиротворенную улыбку.
Да, скоро придет время боя. Скоро настанет час схватки. Скоро придется отодвинуть прекрасное в сторону и снова стать тем, кем предначертано жизнью. Но пока еще есть время мечтать. Пока еще есть время петь, жить и верить в то, что это никогда не кончится…
Таррэн глубоко вздохнул, с удивлением чувствуя, что действительно открылся. Настолько, насколько вообще мог себе позволить, хотя никак не думал, что это получится: двести лет без практики – это много даже для эльфа. Поразительно, но таким цельным он не ощущал себя очень и очень давно. Даже когда рядом был старший брат и когда казалось, что кровные узы – это навсегда.