у на правом бедре, где недавно прошлись острые зубы гигантской саламандры. Зато, словно в отместку, облепил хрупкую фигурку Гончей настолько плотно, что теперь наглядно показывал остолбеневшим гостям заставы, в чем же они ошибались.
Таррэн неожиданно понял, что ему срочно нужно присесть. Будто опомнившись, глупое сердце знакомо дрогнуло, а затем заколотилось так быстро, как никогда прежде. Мысли лихорадочно заметались, забегали как ужаленные. А потом наконец выстроились в четкую картинку, от которой хотелось тихо застонать: «Боги, за что вы так со мной? Почему?»
Как все это было возможно?! До чего же надо было быть слепым, чтобы не заметить! И не рассмотреть в Белике совершенно другого человека! Не дурного пацана с отвратительными манерами, не просто Гончую с холодными глазами, не просто побратима свирепой хмеры, а нечто совсем-совсем иное. Не заметить эти маленькие ступни, укрытые гибкими черными чешуйками до изящных лодыжек. Или красиво очерченные голени, плавно переходящие в заманчиво стройные бедра, от вида которых невольно перехватывает дыхание. Узкую талию, которую прежде было не видно за мешковатой одеждой. Плоский живот, мягкий и нежный, к которому было бы за счастье просто прижаться лбом и надолго застыть в неподвижности. А может, тонкие руки с длинными пальцами, что таили в себе удивительную силу? Или восхитительно мягкую кожу, которая никогда не знала бритвы? Чудный изгиб губ и изумительной формы скулы, которые с первого же дня не давали покоя? А еще – идеальную линию груди с двумя небольшими острыми холмиками, которые не скрывала, а скорее подчеркивала коварная броня и которых просто не могло быть у мальчишки! Но они, бесспорно, были, потому что Белик… Белик на самом деле никогда не являлся мальчишкой.
Не он, а она – вот как было правильнее. Всегда – только она, и никак иначе. Белка.
Больше никакого обмана, тайн и недоговоренностей. Ничего, кроме истины, потому что на этом нежном и удивительно гармоничном лице сияли до боли знакомые, пронзительные голубые глаза. Те, от которых, как и всегда, невозможно было оторваться. Пленительные, волшебные, незабываемые, те же самые глаза! И в них сейчас ярко сверкали все льды этого мира.
– Если кто-нибудь из вас брякнет очевидное, удавлю на месте, ясно? – холодно сказал… сказала Белка, отстраняясь от Шранка и медленно обводя потяжелевшим взглядом одинаково ошарашенные лица.
Таррэн поймал быстрый и острый, как отточенный кинжал, взор, но благоразумно промолчал, хотя хотелось в голос взвыть и рвануть на себе волосы с досады. Он понимал: не стоило ее злить. А то, что она злилась, было видно хорошо: не зря Гончие, повинуясь мимолетному знаку своего вожака, слаженно отступили и выжидательно замерли, да и остальные Стражи начали подозрительно быстро расходиться.
Надо думать, что Белка здорово рассердилась – для этого были все причины. И Таррэн уже научился ее немного понимать. За долгие три недели дороги можно многому научиться. Хотя самого главного он, к своему стыду, так и не увидел.
Белка…
А ведь Литур еще в самый первый раз назвал ее именно так: Белка. С удивлением, неверяще, с тем странным придыханием, которое появляется у мужчин, если вдруг в жизни удается найти ту, с которой хотел бы связать свою судьбу еще много лет назад, да что-то не сложилось, не связалось, не вышло. А потом вдруг получил еще один шанс и с трудом справляешься с бурлящими через край эмоциями.
Белка… Боги! Никто даже подумать не мог, насколько мальчишка был прав! Он ведь знал, он же рос вместе с ней! Небо! А Траш? Ведь Седой сразу сказал, что хмеры не терпят возле себя самцов! Чуть не со смехом подтвердил, что Белик – ее «главная самка»! Но они и тогда не сообразили, что их буквально тычут носом в правду! Видно, в то время такая правда была никому не нужна… А оторопелые взгляды Илимы и ее опекунши, когда они случайно узнали? А бесконечные и необъяснимые отлучки во время стоянок? Она ведь никогда и нигде не приближалась к воде, если не была уверена, что никто не увидит! Всегда следила за остальными! Маленькая, скрытная и очень умная Гончая, которая сумела так ловко обвести всех вокруг пальца!
«Это ведь тебя я чувствовал много раз, когда уходил в лес, Белка? – вспоминал Таррэн. – Это ведь ты всегда наблюдала за мной краешком глаза! Ты следила за моими отлучками! Ох, Белка… не зря я сходил с ума от этих несуразностей и странных кусочков головоломки, в которую ты впутала нас всех. Не зря сомневался и нервничал. Не зря мое сердце так громко колотилось каждый раз, когда ты просто проходила мимо. Твои Гончие и сейчас стоят вокруг тебя настоящими церберами, чутко следят за каждым нашим движением, готовые и вежливо улыбнуться, если мы окажемся настолько умны, чтобы не возмущаться очередным обманом, и грубо дать в морду, если хоть у кого-то вырвется даже крохотная непристойность. – Таррэн опустошенно прикрыл глаза. – Ох, сердце, сердце! Ты ведь знало, что это правда! Ты ведь почувствовало ее почти сразу, в самый первый день! Ты знало, но упорно молчало, милостиво соглашаясь хранить эту тайну так долго, как только потребуется. Как она захочет. И лишь иногда, изредка, когда она была чересчур близко, ты не могло удержаться и сдавалось на ее милость… А я так ничего и не понял! Не увидел, не заметил, не признал, хотя мог бы. Мог бы сто раз догадаться, почему ты так странно екало каждый раз, когда доводилось к ней прикасаться. И на тропе, и раньше, и совсем недавно, буквально на днях, когда ее на руках пришлось нести и старательно не думать о том, до чего же хорошо она пахнет. Выходит, не зря. Эх, сердце… Как же ты могло утаить от меня эту истину?!»
Темный эльф подавил тяжелый вздох и с усилием отвел взгляд. Весельчак, напротив, вытаращился во все глаза и уронил нижнюю челюсть:
– Белик, ты что, дев…
Элиар мудро закрыл ему рот, потому что слово «девчонка» наверняка относилось именно к той очевидной глупости, которую больше никому не нужно было пояснять. Все и так прекрасно видно. Даже… гм, местами слишком хорошо. Светлые, последовав примеру собрата, благоразумно промолчали, но вместо пустых и ненужных слов вдруг синхронно отвесили изысканнейший поклон, отдавая дань и бесспорной красоте маленькой Гончей, которая действительно бросалась в глаза, и ее ловкости, и той потрясающей игре, которая заставила их так долго не видеть правды.
Белка холодно сверкнула глазами и, вывернувшись из-за могучих спин своих псов, медленно приблизилась – собранная, настороженная, сурово нахмурившаяся и готовая в любой момент огрызнуться, как дикая хмера перед стаей злобных гиен. Немного уставшая и, кажется, старательно сдерживающая боль в помятых ребрах. Но она явно не намеревалась никому показывать свою слабость. А если и прихрамывала на правую ногу, то так незаметно, что никто, кроме Таррэна, не увидел. И никогда не узнал, чего ей стоило просто стоять прямо.
Она молча оглядела мужчин, но не отыскала на их вытянувшихся лицах признаков неуместного веселья, хотя изумления и злого восхищения было хоть отбавляй. Затем удовлетворенно кивнула и все с той же потрясающей грацией подошла к краю стены.
– Траш?
На тихий голос кровной сестры снаружи скрипнули потревоженные камни, а рядом с маленькой ладошкой с силой вонзились острые когти. Громадная хмера молниеносно подтянулась, выбралась на стену полностью и брезгливо выплюнула деревянный чехол и оба эльфийских меча, которые так упорно вытаскивала и к которым никто, кроме нее и Карраша, не мог даже подойти. После чего упруго соскочила, тщательно обнюхала и, не обнаружив никаких серьезных ран, грозно глянула на дурных самцов: как они? Не обидели? Не совершили чего недозволенного?
Элиар и Танарис только беззвучно застонали, признав родовые клинки темных.
– Умница, – тихо сказала Белка, позволяя обвить себя гибким хвостом. – Каррашик?
Мимикр мгновенно вскочил на ноги и, как ни ныли натруженные мышцы, как ни болела спина от проклятых крыльев, которые он уже успел сбросить, со всей возможной скоростью примчался на зов.
– Все хорошо, – тепло улыбнулась она, отстегивая с его спины уцелевшие ремни и подбирая брошенные ножны. – Ты у меня молодец, сам в первый раз полетел… Адвик, спасибо, что помог.
Молодой парнишка только кивнул – с нескрываемой озабоченностью и очень серьезно. А затем с предельным вниманием оглядел Белку со спины, но серьезных ран действительно не было. Она справилась. Выжила. Она снова сумела и доказала, что достойна быть первой. Что по праву носит гордое звание вожака.
Убедившись, что Белка в порядке, он проворно стянул свою пропахшую гарью куртку, стряхнул с нее копоть и грязь, а затем осторожно накинул на узкие плечи, закрывая от мужских взоров ладную фигуру, от которой с трудом могли оторвать глаза даже опытные старожилы. Ну их, дурней озабоченных, еще вякнут что-нибудь под руку.
Карраш тихонько фыркнул, вспомнил недавнюю «помощь», то бишь сочный пинок под зад, от которого он просто свалился вниз, но возмущаться не стал: хозяйка была довольна, а значит, все остальное не имело значения. Белка же быстро стряхнула с родовых мечей сажу, бережно протерла и привычным движением вернула в деревянный чехол. Благодарно кивнула Адвику за одежду, после чего схватила свое «проклятие» и, ни на кого больше не глядя, направилась к домику – отдыхать.
Стражи почтительно расступились.
– Ты молодец, малыш, – подошел к ней у длинной лестницы воевода и осторожно коснулся закованного в броню плеча. – Сар’ра мог бы тобой гордиться.
Белка слабо улыбнулась, снова кивнула и быстро ушла, провожаемая странными долгими взглядами со спины. Пошла абсолютно прямо, не сгибаясь, будто нескромные мужские взоры нисколько ее не трогали. Будто не ныли нещадно поврежденные кости, не разламывалось от боли бедро, не была прикушена до крови губа, чтобы не вскрикнуть случайно… Нельзя. Пока еще нельзя. Вот когда дверь будет закрыта и Траш поделится чудодейственным «нектаром», можно тихо завыть в подушку, не сдерживая слез, – сестра никогда не предаст. А пока надо идти вперед, чтобы никто, ни одна живая душа никогда не поняла, до чего же это трудно – просто идти, когда хочется упасть и умереть на месте.