«Воин сам знает, когда ему следует появиться на свет, — говорил Лосось. — Пока его сверстники учатся плести сеть и ставить верши, резвясь в играх, познают науку выслеживать дичь, он стоит в стороне и учится обращению с боевым оружием.
Однажды выбрав свой путь, он уже не свернет с него. Проросшее семя не зарастает обратно. Воин водит дружбу только с воинами. Его тропа, полная суровых испытаний, лежит поодаль от других. Первым среди сверстников племени он познает Ритуал, согласно которому жизнь, отнятая у врага, становится его личной силой».
Воины века нынешнего мало чем отличались от защитников рода первобытных времен. Боевую раскраску им заменила униформа и знаки различия. У них также существовало неотъемлемое право носить с собой оружие. Кодекс чести заменил им Ритуал, но вряд ли хоть кто-нибудь из них мог вразумительно объяснить, что они защищают. «Законность и правопорядок», — думали самые сообразительные. Райтеру чрезвычайно интересно было узнать, тот ли порядок, согласно которому он может проникнуть к ним в участок и перерезать всех до одного?
«Стареет цивилизация белых, — думал убийца. — Теряет твердость духа, принимая неведомые очертания. Ее защитники бездумно играют с оружием, попирая выдуманные ими же законы». Единственное, что он мог сделать для этих несчастных — это принести избавление, отправив полицейских к жителям верхних земель. При мысли об этом его снова охватило возбуждение.
Главы романа убийцы писались сами собой:
«Джезетт снова штурмовал перевалы. На этот раз топкие болота и засушливые участки местности, крутые горные кряжи и непроходимые заросли чаппараля преодолевала не мирная экспедиция первопроходцев, а самый настоящий боевой дозор.
Земля, по которой они шли, была одной из спорных территорий, на нее претендовали сразу несколько крупных европейских государств, но вряд ли хоть одна из европейских корон заботилась о том, что здесь еще полновластно хозяйничают коренные жители просторов — краснокожие племена индейцев.
Для Джезетта и едущего бок о бок с ним на красивом скакуне бригадира Джеферсона это было реальностью, и пока политики кроили карту — всякий на свой лад, — простые первопроходцы вели суровую и мужественную борьбу за освоение территорий.
Далеко в округе разносился храп коней, скрип повозок обоза, понукание буйволов и отрывистые приказания бригадира, ведущего за собой солдат в синих мундирах. Сквозь кустарник мелькали их яркие галуны и начищенные штыки ружей.
Эти люди шли покорять огромный, таинственный, как в первые дни творения, мир. Они твердо решили закрепиться в нем, чтобы раскинуть над ним свой флаг, утвердить свой порядок и передать порабощенную землю своим наследникам.
Едва ли каждый из них думал о том, что они вторгаются в чужую вселенную, нарушая неведомую им гармонию и порядок, установленные другими людьми. Едва ли думали о том же предшествовавшие им испанские конкистадоры. Все они являлись слепым орудием провидения, выполнявшим предначертанную им волю.
За суетой дневного перехода, за шумом и грохотом обозной амуниции, за бряцанием оружия и звуками не слышанных местными обитателями песен и разговоров завоеватели не замечали задумчивого пения ветра, путавшегося в кронах деревьев, звонкого журчания воды на перекатах и тревожного клекота редких птиц.
«Так может ступать только железный бог белого человека», — решил приложивший ухо к земле Черный Билл. Находясь в дозоре, он ни на минуту не упускал продвигающихся в недра его территории. Ветер доносил запах потных мужских тел и хмельного перегара, терпкий дух конского навоза и аромат рафинированного табака солдатских трубок.
Дневная звезда трижды поднимется над землей и трижды опустится за горы, прежде чем отряд достигнет поселения индейцев. Железный бог белых станет требовать возмездия, и братья Черного Билла выйдут на тропу, чтобы начать смертельный боевой танец. Воздух огласится пением стрел и стуком тяжелых копий. Один за другим воины начнут восхождение в верхние земли.
Сжимая в руке топор, рухнет в стебли травы Поющий На Склоне Холма, подкошенный укусом свинца. Исколотый вражескими штыками, зальет кровью землю Бурая Скала. Падет, изрубленный саблями, Танцующий На Ветру. Лучшие из лучших принесут себя в жертву Тхе Си Нуа, чтобы остаток разгромленного племени ушел тайной дорогой в другие земли. Воины закроют эту дорогу своими трупами, чтобы сохранить Ритуал, который однажды поможет им вернуться во всей своей славе.
Размышляя об этом, Черный Билл достал акапуту и, растягивая тугие жилы, привел нехитрое приспособление во вращение.
«Да будет славен великий Лосось, — пело колесо в руках Билла. — Отряд бледнолицых в трех днях пути. Пришел черед складывать боевые гимны».
Рано. Слишком рано выбрасывать белый флаг. В любой, самой безвыходной ситуации есть что-то, что подскажет тебе верное решение.
Холси на бегу искал телефонный автомат. Ему хотелось кричать, но это было опасно. Схватят, заломят руки — доказывай потом, что ты не верблюд.
Эти люди еще находились в плену сладких грез. По крайней мере, большинство из них. Они не знали, что в любую минуту вихрь случайности может налететь и отобрать у них то немногое, что они имели. Видимость благополучия, тихий размеренный распорядок жизни. Все, чем они так дорожат, и что так недавно любил и он сам.
Найдет ли он нужные слова, чтобы оправдаться в полиции? Нет ничего хуже, чем пускаться в объяснения, в особенности, если объяснять нечего.
Жил-был мальчик. Он во всем слушался старших. Не шалил и хорошо учился в школе. Он не водил дружбу с плохо воспитанными людьми, поэтому однажды подсадил к себе одного из них и сам того не заметил. Плохой дядя оказался дорожным вивисектором. Человеком, вскрывающим других людей ножиком, чтобы посмотреть, какого цвета у них кровь. Этакий натуралист-естествоиспытатель, гвоздь ему в печенку!
Конечно, полицейским ох как не понравится, что пай-мальчик, скрываясь из полицейского участка, где остались три трупа, прихватил с собой маленькую железную пушку. Зачем бы это умному парнишке играть такими вещами, но что сделано, то сделано. Откуда знать полицейским, что по земле ходят заговоренные убийцы, которых не берут пули властей?
То, что враг Холси был заговорен, не вызывало сомнений. «Ага, вот и автомат, — обрадовался паренек. — Спокойно, Джим Холси, переведи дыхание и соберись», — приказал он самому себе.
Патрульная машина одного из участков совершала привычный объезд городка. Сегодня с самого утра в полиции царила страшная суматоха — к ним в гости пожаловал маньяк-одиночка. Впрочем, одиночка ли? Отрабатывалась и та версия, что он приобрел помощника. Слишком велик был разброс его злодеяний.
Один из патрульных заметил подозрительного типа, топтавшегося у телефона. По приметам он походил на подозреваемого, пойманного ребятами из двадцать пятого.
— Притормози, — бросил он напарнику.
Едва они вышли из машины, как незнакомец бросился на них с пистолетом. Голосом, в котором смешались отчаяние, страх и сильное нервное напряжение, он заорал:
— Стоять на месте!
Полицейские выполнили команду, а один из них, являя присутствие духа, спросил:
— Ладно, ладно, успокойся. Какие у тебя требования?
Нападающий тяжело дышал и водил пистолетом из стороны в сторону.
— Ты, — бросил он водителю, — наденешь наручники на своего дружка. Он сядет в машину первым.
— Чего-чего, не понял? — переспросил патрульный, явно оттягивая время, чтобы овладеть положением. Полицейские и так допустили непростительную ошибку, что вышли из машины без оружия.
— Делай, что сказано! — заорал захватчик. — Потом мы медленно сядем в машину тоже. Ты на переднее, а я на заднее сиденье.
Пистолет плясал у него в руке. Полицейские повиновались.
— А теперь мы немножко прокатимся, — сказал он голосом, от которого у стражей порядка похолодело внутри.
— Могу я закрыть дверцу? — осторожно спросил водитель.
— Да, давай на шоссе, — приказал захватчик.
Машина помчалась в сторону той самой дороги, где уже произошло столько несчастий. В кабине щелкала и бормотала рация.
— Можешь связаться по этой штуке с кем-нибудь из руководства? — спросил нападавший.
— Можно попробовать вызвать капитана Эстервича, — предложил водитель.
— Хорошо. Только не говори, где мы.
Полицейский нажал тангенту:
— Центральная, нас захватил подозреваемый. Это одна из машин двенадцатого участка. Он хочет поговорить с капитаном Эстервичем.
Чтобы полицейский не сболтнул лишнего, захватчик перехватил рацию и вскоре услышал: «Эстервича нет на месте. Постараемся найти. Ожидайте».
Потянулись минуты томительного ожидания. Неудачливые полицейские отводили друг от друга глаза. Положение, в котором они оказались, было незавидным. Наконец рация ожила, и раздался голос: «Говорит капитан Эстервич, слушаю вас».
Захватчик приник к микрофону:
— Капитан, с вами говорит Джим Холси. Тот, что звонил по телефону. Я клянусь вам, что не убивал всех этих людей. Меня подставил один человек, которого я подсадил в машину.
Джим торопился использовать свой шанс, сильно волновался и излагал историю довольно путано.
— Что же ты предлагаешь, сынок? — спросил Эстервич не то участливо, не то с насмешкой.
— Да бросьте вы! Это я хочу у вас спросить, что мне теперь делать?
— Думаю, тебе надо сдаться прямо сейчас, — после минутной паузы ответил голос из микрофона.
— У меня украдены документы, удостоверяющие личность, и нет никого, кому бы можно было позвонить. Мне никто не поверит.
Голос по рации заверил: «Если сдашься прямо сейчас и отпустишь наших парней, то я обещаю, что никто тебя не тронет, и твое дело будет рассмотрено по закону».
Выбирать не приходилось, и Холси устало признался:
— Я верю вам, капитан. — Теперь у него появилась хоть какая-то надежда. Он перевел дух и расслабился. Полицейские, сидевшие рядом, также приободрились и уже не косились на оружие в руках Холси.