— Оборотень недалеко от Сюдоса… — медленно проговорила Вейма. — Известно ли тебе, что оборотни последнее время редко селятся среди людей и тем более редко занимаются человеческими делами? По их мнению, мы слишком сильно пахнем.
— Да? Я не знала, — пожала плечами цирюльница.
— Эта женщина тоже оборотень? — уточнила Вейма. Она чуяла, что это не так, да и одета безумица была иначе, чем обычно одеваются оборотни. Но копаться в голове у сумасшедшей вампирам самим грозило безумием.
— Нет, — вздохнула Врени. — Она просто больна.
— Отвечаешь за неё головой, — заявила Вейма.
Врени снова вздохнула.
Они прошли через внутренний двор, который был частично замощён камнем, и Вейма кивнула цирюльнице на наскоро возведённый шатёр.
— Наши люди ночуют здесь. Её милость велела, чтобы сумасшедшая оставалась под присмотром, она обещала, что та будет развлекать людей на завтрашнем пиру. Послезавтра мы едем дальше. Если она позабавит господ — вы поедете с нами. Если разозлит — останетесь без головы.
Вампирша поморщилась.
— Так приказала её милость, — пояснила она почти что извиняющимся тоном. — Идите к ней. Большой Куно сказал, что придушит паршивую девку, если она не прекратит орать. Я уже сказала ему, что тогда он разозлит её милость, но предпочла бы не рисковать.
Врени, не прощаясь, вошла в шатёр, брат Полди последовал за ней, а Вейма вернулась в главный дом замка, туда, где, на втором этаже её бывшая воспитанница собиралась поразить общество пением и требовала, чтобы советница ей аккомпанировала.
— Правда, здорово? — заявила Марила, едва увидела Врени. — Я знаешь как всем тут понравилась? А вот тот красавчик с меня глаз не сводит!
Она подмигнула Большому Куно, который весь перекосился под громкий хохот своих товарищей.
— Ложись спать, — вместо ответа потребовала цирюльница. — Уже поздно.
Марила надулась.
— Илса бы хотела, чтобы ты как следует выспалась, — напомнил брат Полди.
— Но Илса дома осталась! — запротестовала Марила. — Она не узнает!
— Ещё как узнает, — пригрозила Врени. — Я ей расскажу.
— Нет!
— Если ты ляжешь спать, я ничего ей не скажу, — «уступила» Врени.
Марила с ворчанием повиновалась.
На пиру затея будущей баронессы цур Фирмин всем понравилась. Мариле предложили колпак, похожий на петушиную голову, и сумасшедшая носила его с гордостью, как корону. Она наотрез отказалась менять свой наряд, но с благодарностью украсила его разноцветными петушиными перьями. Кто-то вручил сумасшедшей шутовской жезл — палку, к которой привязали набитый горохом бычий пузырь. Марила была счастлива. Она пела дурацкие песни своим ужасным хриплым голосом, сочинила хвалу про всех, кто ей чем-то понравился — этих было большинство и в их число вошли и Нора, и баронесса цур Кертиан, — и хулу про всех, кто не удостоился такой чести. Графу цур Ладвину повезло: про него сумасшедшая не вспомнила вовсе. Потом Марила похвасталась своим чудным умением ловить предметы ртом, и в неё полетели монеты, кольца и даже целые кошельки. Кошельки Марила возвращала, умудряясь как-то облегчать каждый ровно на одну монету. Все остальные предметы сумасшедшая не возвращала, хотя её обыскивали несколько раз за вечер и кто-то даже предлагал раздеть её донага. Один рыцарь даже запустил в сумасшедшую кинжалом — правда, в ножнах, — и Марила умудрилась поймать его ртом за рукоять.
Наконец, уставшая, она упала в дальнем углу залы, у самого края стола. Кто-то со смехом предложил ей кубок вина и кусок жаркого. Марила с удовольствием принялась насыщаться.
— Где ты так навострилась? — подошла к ней Врени. Она успела предложить свои услуги многим в отряде Фирмина, и сейчас её встречали вполне дружелюбно.
— Брата моего видела? — пробурчала сумасшедшая, зубами отрывая кусок жёсткого мяса. — С ним навостришься. Знаешь, сколько у него блестящих штучек в кузне? Думаешь, он ими делится? Только найду, сразу отбирает.
— Брат у неё кузнец, — на всякий случай пояснила Врени.
К ним подошёл Большой Куно. Лицо его выражало отвращение.
— Её милость говорит, что ты поедешь с нами, — сказал он. — Тебе дадут место в обозе.
Он скривился и добавил:
— Твоим спутникам тоже.
Вместо того, чтобы обрадоваться, Марила неподдельно огорчилась.
— Как — в обозе?! Ты не возьмёшь меня к себе?! Я тебе не нравлюсь?!
Все расхохотались.
Куно сплюнул и попытался уйти, но Марила вскочила, опрокинув кубок с вином, и завопила:
— Люди добрые! Посмотрите на него! Вскружил голову бедной девушке, а сам — в кусты?! Он меня бросил! Люди добрые!
— Пошла прочь, дура! — отскочил под общий гогот кнехт. — Я тебе ничего не обещал!
— Как?! — ещё громче заорала сумасшедшая, намертво вцепившись мужчине в рукав. — А кто меня в седле вёз?! А кто меня тискал?!
— Да не тискал я её! — завопил Куно.
Он размахнулся и отбросил сумасшедшую, но она, как кошка, приземлилась на ноги.
— Убери это от меня, — процедил Большой Куно, обращаясь к Врени, — пока я не разбил ей голову.
Рядом с ними появилась Вейма.
— Куно, — сердито сказала она, — её милость будет недовольна, если ты покалечишь её дуру. Госпожа баронесса Нора только что сказала баронессе цур Кертиан, что Марила будет веселить нас на пиру в Ерсине и развлечёт всех перед турниром в Сеторе.
Она повернулась к сумасшедшей и протянула ей начищенный медный медальон. Марила, взвизгнув как ребёнок, схватила подарок.
— Это дарит тебе баронесса цур Кертиан, — сказала вампирша. — Она изволила сказать, что с мужчинами так и надо обходиться.
Большой Куно поспешил сбежать.
— Но если ты не оставишь кнехтов её милости баронессы цур Фирмин в покое, я лично прослежу, чтобы подарки тебе не понадобились, — добавила вампирша и пошла успокаивать Большого Куно.
Вечером, когда все уже расходились, Врени вдруг спохватилась, что уже какое-то время не слышала криков своей подопечной. У цирюльницы упало сердце. Сначала оборотень, который, небось, рано или поздно спросит, куда Врени девала его сестрицу. Хотя сейчас Врени задумывалась, не отослал ли Хрольф Марилу потому, что больше не мог терпеть её выходки?
Теперь ещё и вампирша с её милостью, чтоб их обеих Враг в преисподней… встретил.
Как уследить за спятившей… вороной, которая так и норовит во что-нибудь вляпаться?
— О чём ты задумалась? — подсел к ней брат Полди. Почти весь пир он провёл один, в молитвах, и успел заслужить у людей Фирмина уважение пополам с жалостью.
— Марила куда-то делась, — раздражённо отозвалась Врени. — Где прикажешь её искать?
— А зачем её искать? — удивился монах. — Нет, не сердись. Вот она, спит в углу.
— Я её сама убью, — прорычала Врени. — Что стоишь, монах, помогай тащить.
Она подхватила Марилу под мышки и кивнула брату Полди на ноги сумасшедшей, но монах покраснел и отшатнулся. Врени закатила глаза.
Магда отправила дочь в город, к Лонгину и Виринее. Она настрого запретила друзьям учить девочку магии, но не слишком надеялась, что они сдержат слово.
Это значит, что у неё очень мало времени…
Ведьма не должна учиться магии, не должна усваивать быстрое и противное природе волшебство, которому учили в Белой и Чёрной Башнях. Заклинания позволяют творить чудеса. Менять саму суть вещей. Калечить этот мир. Ни чёрные, ни белые маги не задумываются о цене, которую платят за их могущество другие.
Ведьма так не делает. Колдовство ведьмы — понимание, проникновение, мягкое вползание, может быть. Колдовство ведьмы — долгий путь, у которого нет конца. В Серой пустоши или там, где проводятся встречи проклятых, или в доме, где ведьма много раз колдовала — там колдовство бывает похожим на магию. Там мир становится союзником ведьмы, там оживают вещи, там всё делается быстро и ярко.
На самом деле… так не бывает.
Игра огня и света, иллюзии, гром и молнии, голоса, раздающиеся с неба, расступившаяся или разлившаяся река — это магия волшебников. Это не для ведьмы. И ведьма не должна приучать себя к этому. Слишком просто. Слишком ярко. Слишком поздно ты понимаешь, какая у всего этого цена. А ведьма платит сразу. Не откладывая, не прячась от неприятной правды. Она — или тот, кто к ней обратился. Плата за то, что в своём доме, в своём лесу, получается всё, что задумала ведьма — хватило бы сил — в том, что колдуньи не покидают выбранной ими земли.
Это всё равно что для улитки покинуть свой домик. В своём лесу Магда не только знала все тропинки, но и открывала новые — для себя. В своём доме она могла бы задушить обидчика одним движением… если бы чувствовала себя правой. В своём доме она была почти что всесильна.
Почти…
Вне его…
Вне своего леса…
Она была…
Чуть удачливей, чем обычная женщина.
Могла найти дорогу через чужой лес. Не заставить разойтись кусты и деревья, а найти тропинку, которую протоптал кто-то другой. Могла почуять опасность… не всякую, конечно. Могла очертить колдовской круг и уснуть внутри него… нет, это только у себя дома, в своём лесу.
Могла, не глядя, сунуть руку в свою сумку и достать нужные травы.
Могла выйти туда, где растёт плакун, сон-трава или что другое для снадобий.
— Идёшь, идёшь, споткнёшься раз — нет ничего, споткнёшься два — нет ничего, вдруг упадёшь, лоб разобьёшь, коленки обдерёшь, глянь — вот они, голубчики! — так, бывало, говорила старая Верена.
Но чтобы сотворить настоящее колдовство, ей нужно было приглашение. Разрешение от тех, чья земля была по праву.
И две ведьмы на одном месте не становились сильнее, чем по одиночке, разве что одна из них старела и слабела и нуждалась в ученице. Эрна… Эрна ещё ребёнок. Она не отберёт у матери много. Потом… потом она будет расти. Магде придётся отдать ей всю силу, чтобы девочка могла защищать землю так, как сейчас это делала её мать. Две ведьмы — это никогда не лучше, чем одна, разве что в Пустоши или на месте