— Это посланец святейшего папы, — тихо подсказала Нора. После случившегося её потихоньку начинало трясти, а Веймы, которая могла бы её успокоить, рядом не было.
— Это?!
— Утром я покажу тебе верительные грамоты, сын мой, — пообещал приор. Клос смутился и пошёл на попятную:
— Не надо, я вам верю. Что вам нужно от нас?
— Поговорим об этом позже, сын мой, — предложил приор.
Нору за рукав подёргала встревоженная Марила.
— Твоя милость, — почти не кривляясь, позвала дура, — там… там… посмотри… под лестницей… нет, другой, в том углу дома.
Нора повернулась, чтобы пойти за ней, за женой шагнул и Клос, но сумасшедшая протестующе замотала головой.
— Нет-нет! Твой муж путь не ходит. Пусть вот он с тобой идёт! — и ткнула пальцем в приора.
— Почему это я должен остаться? — разозлился Клос.
— Нехорошо будет! — настаивала сумасшедшая.
— Да что нехорошо-то?! Хуже, чем вот это?!
— Хочешь — расцелую? — предложила Марила и с такой гримасой вытянула губы, что Клос с проклятиями отшатнулся. — Не ходи, дружочек, не надо.
Нора пошла за сумасшедшей, которая стащила со стены факел и вприпрыжку побежала по коридору, за ними пошёл приор, одолживший у кого-то меч.
Марила отвела госпожу в закуток под лестницей и осветила происходящее.
Там глазам Норы предстало странное зрелище. Вейма и Липп не то чтобы обнимались. Они сплелись, как клубок змей. Казалось немыслимым, что человеческие тела могут так искривиться, так обвиться вокруг друг друга.
— Они холодные! — зловещим шёпотом объявила сумасшедшая. — и закоченели уже.
Она потыкала Вейму в плечо. Было видно, что тело вампирши твёрдое, как старое дерево.
— Они… они умерли?! — ахнула Нора, не в силах отвести глаза от жуткого зрелища. В довершение всего у вампиров были широко распахнутые, но ничего не видящие глаза и оскаленные клыки.
Глава восьмаяПередышка
Вейма очнулась в каком-то очень тесном помещении в очень неудобной позе, странно обвившейся вокруг какой-то деревянной мебели. Помотав головой, она сообразила, что неудобной мебелью был Липп, застывший в зеркальном отражении её позы. Был он твёрже железа. Вампирша попыталась высвободиться, но сделать этого, не сломав себе или собрату кости, оказалось невозможно. Тогда, той ночью, они не обращали внимание на то, что делали. Когда одному было плохо, он рвался и дёргался, второй удерживал, а потом роли менялись. Так они и застыли — каждый удерживая второго правой рукой за левую.
Вейма попыталась потрясти собрата за плечо, но с тем же успехом можно было трясти стул.
— Липп! Очнись!
Она попыталась отвесить вампиру пощёчину, но только отбила руку. Попробовала коснуться его разума… но её собственный был как будто с ободранной кожей и шарахнулся в сторону от прикосновения. Было больно. И страшно. А если Липп умер? Она не могла его почувствовать. Не могла узнать… если она здесь в обнимку… с покойником?!
И где она?! Разум вампирши был слишком слаб после той ночи. Она не могла почувствовать ничего свыше того, на что был способен обычный человек.
— Липп! Липп! Липп!!! Проснись!
Бесполезно.
Он не слышал.
Вампирша вздохнула.
Она не выдержит.
Она не сможет.
Нет.
Да.
Вейма, зажмурившись, прижала свой палец к обнажённому клыку собрата. Зуб, острый как игла, пронзил кожу. Показалась кровь. Вейма закусила губу и нажала сильнее. Капля крови скатилась с пальца и упала в открытый рот вампира. Вейма отдёрнула руку, вдохнула запах собственной крови и потеряла сознания. Она уже не увидела, как щёлкнул, закрываясь, рот собрата и как горло шевельнулось, проглатывая крохотную каплю.
— Вейма! — услышала она голос спустя… спустя какое-то время пустоты, заполненной только алой тьмой. — Очнись, сестричка.
Вампирша неохотно открыла глаза.
— А теперь расслабься! — скомандовал Липп нарочито весёлым голосом. — Сейчас расцепимся.
Расслабиться не получилось. Расцепляться было больно.
— Повезло тебе с мужем, — сказал Липп, когда они, тяжело дыша, раскатились в разные стороны. Далеко раскатиться не получилось: комнатка была крохотная, даже не комната, а чулан, и вампиры так и остались тесно прижатыми друг к другу. — Будь у меня жена и застань я её в такой позе… убил бы…
— Свою жену заведи, — прошипела Вейма, — тогда и говорить будешь.
— Обязательно, — пообещал вампир и уставился на дверь. Вампирша посмотрела туда же. Потом они оба принюхались. Переглянулись.
Липп присвистнул. Вейма истерически рассмеялась. Сквозь дверь они, конечно, не видели. Но, отдохнув, сумели почуять мысли, чувства и даже отголоски действий людей, заперших их здесь.
— Мда… — медленно потянул вампир. — Вот так вот с людьми. Мы их спасали, а они бросили нас в чулане для мётел…
— Они, похоже, не знали, какими мы очнёмся, — предположила Вейма. — Вот ты бы что сделал на их месте?
— Если бы нашёл двух сцепившихся вампиров, которые ничего не соображают? — уточнил Липп. — Отрубил бы им сразу головы.
— Липп!
— Ну, тебе бы не отрубил, — смягчился вампир. — Но ты спрашиваешь про двух других вампиров. А зачем нам конкуренты?
Он снова посмотрел на дверь.
— Мда… Надо будет поговорить с отцом Сергиусом, — потянул он. — Они серьёзно хотели удержать двух вампиров в чулане? Подпёрли дверь сундуком? Вейма, сестричка, они это серьёзно?
Он встал на ноги и протянул Вейме руку. Она поднялась и застонала. Болело всё тело. Болело даже там, где, казалось, вообще не может болеть.
— Я надеюсь, они сначала заговорят, а потом попробуют нас убить, — сказал Липп.
— Перестань, не смешно, — поморщилась вампирша.
Липп не ответил. Он плотно сложил руку и ударил в дверь, пробив её насквозь. Вытянул вперёд и начал медленно просачиваться сквозь проделанную им дыру, пока в чулане не осталась только одна рука. Она нетерпеливо дёрнулась. Вейма вложила в неё свою и при помощи собрата принялась просачиваться следом за ним.
— Приблизим Освобождение, сестра! — торжествующе заявил вампир, когда они оказались снаружи.
— Приблизим Освобождение, брат, — нервно отозвалась вампирша. Да уж, вот это освобождение так освобождение.
— Вот если бы они дверь окованную поставили, может быть, так легко бы не получилось, — отметил Липп. — А вообще, могли бы нас хотя бы сковать.
— А то мы бы цепь не порвали, — засмеялась Вейма.
— Тогда отрубить головы.
Говорить о том, что произошло, не имело смысла. Они не просто истратили слишком много сил, они долго пробыли в таком тесном контакте, на какой не решается ни один вампир. Сосредоточившись на том, что происходило в их душах, они потеряли свои тела. Беспокойство людей было оправдано. Вместо них могло проснуться… что-то другое. Что — не хотелось даже и думать.
— А хорошо было, — вдруг мечтательно заявил Липп, пока они шли через подвал — люди затащили их в дальнее крыло. — Когда-нибудь с девушкой так попробую. Чтобы вот так… близко… м-м-м… только не говори, что тебе не понравилось!
В другой момент Вейма бы отвесила собрату пощёчину. Сейчас она только засмеялась. Вампиры не вступали в брак и не образовывали пары в привычном людям смысле. Они знали только одну настоящую страсть — то удовольствие, которое несёт обращение в вампира. Один раз — ещё человеком, и потом, может быть, много раз — когда обращаешь других. Супружество же… ни один вампир не будет терпеть рядом себе подобного, если это не его ученик, не его учитель и не ученик его учителя. Но все они считались друг другу родственниками… связь между ними считалась инцестом.
— Ладно-ладно, — «сдался» вампир. — С братьями-заступниками мне тоже не понравилось. А вот немного крови не помешает.
Вейма, пошатываясь и всё ещё обнимая Липпа — он помогал ей идти, — брела по подвалу, пока не учуяла то, что заставило её задохнуться от подступившей к горлу тошноты.
— Что стряслось, сестричка? — встряхнул её собрат.
— Ты ничего не чуешь? — скривилась вампирша.
Липп принюхался и тоже скривился.
— Пахнет святошами. Один ранен, но его перевязали. Ещё несколько наших братьев, из тех, кто был здесь прошлой ночью. И стражники. Тебе-то что с них?
— Да нет! — вышла из себя Вейма. — Они позвали сюда Клеменса!
— Ну и что?
— Он палач!
Липп остановился, положил руки на плечи сестре и заглянул ей в глаза. Это могло выглядеть внушительно, если бы он не был ниже её на голову.
— Сестричка, — проникновенно начал он, — а как бы они допросили пленных без палача?
— Они могли позвать нас!
Липп расхохотался.
— Ну да! Тебя, чтобы увидеть их кровавые планы, и меня, чтобы послушать их молитвы! И что бы они потом рассказали совету?
Вейма не ответила. Липп был прав, но признавать этого не хотелось. Вампирша терпеть не могла старика Клеменса. Не то чтобы «не любила», а буквально: не могла терпеть. В его присутствии ей слышались стоны и крики боли, треск ломаемых костей, мерещились вырванные ногти, свинец, заливаемый в горло и множество таких вещей, о которых Вейма предпочла бы не иметь ни малейшего представления. Рядом с ним вампиршу всегда мутило.
Теперь старик жил при замке барона почти что на отдыхе. Страна была мирная, и пресловутая девственница с мешком золота могла бы рискнуть по ней проехать, может даже и совершенно одна. Если она была умна и осторожна, у неё был шанс сохранить и жизнь, и девственность, и золото. А уж большой караван и вовсе пересекал страну без затруднений. Сейчас в Тафелоне было спокойно, старых разбойников перевешали, новые измельчали, отряды аллгеймайнов легко поддерживали порядок. Старик Клеменс проводил свои дни, ухаживая за маленьким огородиком или перевязывая замковым детишкам разбитые коленки, а то, бывало, новый подмастерье в кузнице заденет кого щипцами с раскалённой заготовкой, так кто лучше Клеменса поможет?