взгляды.
Поезд всегда мчался по тоннелям метро, дребезжа чреслами и изредка подмигивая нам лампами. Мы встречались только по утрам, но по вечерам я чувствовал, что мне их не хватает, когда я ехал домой. Как прошла контрольная у Никиты? Был ли тяжелый день у Ларисы на работе? Как Мария сдала сессию? Выиграл ли Сан Саныч чемпионат среди пенсионеров по шахматам? Или сегодня они играли в шашки? Все это я мог узнать лишь завтра – с утра, когда сяду на своей станции и дождусь их. Я был «старожилом» – ехал с конечной и выходил раньше лишь Сан Саныча. Мы никогда не были знакомы и ни разу не перебросились ни словом. Мы были лишь попутчиками, лицами в безликой толпе, которых я наделил придуманными историями и придуманными жизнями.
В один из первых осенних дней, когда на «Красносельской» в вагон не зашел Сан Саныч, я невольно огляделся на толпу, но старика нигде не было. Я пожал плечами – мало ли, вчера были выходные, и он решил никуда не ехать, да и погода была слякотная, мерзкая, совсем не похожая на недавнее жаркое лето. Словно специально для того, чтобы на лице у Никиты застыло скорбное выражение, появлявшееся у него всякий раз с приходом осени. Мария тоже ехала свежая, загорелая – наверное, недавно вернулась с моря, и теперь Лариса, бледная как поганка в электрическом свете ламп вагона, завистливо бросала на нее взгляды. Осенью наша «банда» вновь собиралась и, признаться, я ждал этого дня с некоторым нетерпением, словно мы старые знакомые, которые собирались обменяться сплетнями за прошедшее лето. Вот Никита вытянулся на целых десять сантиметров, став еще более долговязым и нескладным, а Лариса, кажется, набрала пару кило (это, конечно, только красило эту большую женщину, и мы никогда бы не намекнули ей на это). Мария выглядела прекрасно – видно, хорошо отдохнула и теперь готова была вновь грызть гранит науки. Только Сан Саныча не было.
Не было его и на следующий день. И всю неделю. Я видел, как в глазах Ларисы мелькнуло удивление в среду – она в недоумении оглянулась на соседнее пустое сидение, которое тут же занял какой-то молодой человек, словно бы не понимая, почему на месте Сан Саныча сидит другой, а затем вернулась к своему мобильнику. Я видел, как к пятнице заволновался Никита – ему, наверное, задали первое домашнее задание в году вчера, и Сан Саныч не напомнил ему об этом, и теперь он залетел в вагон с явным намерением обрушить свой убийственный взгляд на старика с обвинениями «Почему вы мне не напомнили? Теперь у меня двойка», но не увидел его. Мария дольше всех сохраняла невозмутимость – должно быть потому, что они с Сан Санычей редко обращали внимание друг на друга, но даже она оглянулась на опустевшее место.
Мой взгляд пересекся к ее – растерянным, будто бы с какой-то болью. Сан Саныч не появился и через месяц. Листья сбросили листву молниеносно, словно соревновались в быстроте, но здесь, внизу, все оставалось неизменным, кроме того, что старик отсутствовал. Холодное чувство потери пробежало по позвоночнику – ведь ему было далеко за семьдесят… Я послал Ларисе утешающий взгляд, но она не перехватила его, ее плечи сегодня были еще более сгорбленными чем обычно, как и у Марии. Никита казался единственным непонимающим среди нас – он все еще кипел молодой злостью на старика за то, что тот бросил его, перестав напоминать о заданиях и поддерживать в школе.
Мы смирились. В конце концов, мы были друг другу никем. Попутчиками, случайно заметившими друг друга в толпе и запомнившими лица. Сан Саныч ведь и не был на самом деле Сан Санычем, это я придумал ему это имя. Он мог быть с тем же успехом и Архипом Петровичем, и Пал Палычем… Но легкая грусть все равно поселилась во мне. Ведь он был «почти» другом.
Сентябрь закончился, не успев начавшись. Людям в метро становилось все теснее – они переодевались в осенние куртки, заполняющие все пространство вагонов. Я ехал со своей конечной на работу. Напротив меня тряслась Лариса, Мария в конце вагона беззвучно шевелила губами, ее глаза бегали по строчкам в тетради в руках, Никита мрачно уткнулся в телефон.
– Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Комсомольская». Уважаемые пассажиры, при выходе из поезда не забывайте свои вещи.
– Придержите дверь! – низкий старческий голос вырвал меня из дремоты, в которую я погрузился. Никита стоял у выхода, он уперся локтем в край двери и посторонился, пропуская внутрь старика с тростью. Сан Саныч тяжело зашел в вагон, и тут же, как по волшебству, место рядом с Ларисой освободилось. Она вскинула голову, отрываясь от созерцания своих ногтей, и тут же выложила их на сумку поудобнее – свежий маникюр, сегодня бледно-розовый. Сан Саныч медленно уселся рядом с ней, зажимая трость между сухими коленями и поворачивая голову к ногтям, долго смотрел, а затем еле заметно улыбнулся. Он выглядел осунувшимся, бледным, но в целом – все таким же, как и прежде. Мария в дальнем конце вагона, осознав, что я наблюдаю за ней, смутилась, отводя взгляд от старика, и затараторила свои формулы с удвоенной силой. Никита перехватил взгляд Сан Саныча на свой рюкзак и картинно хлопнул себя по лбу, тут же залезая внутрь за тетрадью. Старик заметил, что я смотрю на него, и улыбнулся – мягко, понимающе. «Болел вот, извините, вижу, что заставил беспокоиться».
«Ничего-ничего, вы уж берегите здоровье, мы же волнуемся. Попутчики как-никак».
«Да уж, да уж, ну ничего, вот оклемался и еду на полуфинал по домино».
«Да что вы говорите…»