Собственным телом
Отдал за всех…
Дай же им белыми
Быть во гробех.
22 февраля 1921
«Знакомец! Отколева в наши страны?..»
Знакомец! Отколева в наши страны?
Которого ветра клясть?
Знакомец! С тобою в любовь не встану:
Твоя вороная масть.
Покамест костру вороному – пыхать,
Красавице – искра в глаз!
– Знакомец! Твоя дорогая прихоть,
А мой дорогой отказ.
Москва, 18 марта 1922
Пройти, чтоб не оставить следа,Пройти, чтоб не оставить тени
Марина Ивановна с Муром. Начало 30-х гг..
«Есть час на те слова…»
Есть час на те слова.
Из слуховых глушизн
Высокие права
Выстукивает жизнь.
Быть может – от плеча,
Протиснутого лбом.
Быть может – от луча,
Невидимого днем.
В напрасную струну
Прах – взмах на простыню,
Дань страху своему
И праху своему.
Жарких самоуправств
Час – и тишайших просьб.
Час безземельных братств.
Час мировых сиротств.
11 июня 1922
«Это пеплы сокровищ…»
Это пеплы сокровищ:
Утрат, обид.
Это пеплы, пред коими
В прах – гранит.
Голубь голый и светлый,
Не живущий четой.
Соломоновы пеплы
Над великой тщетой.
Беззакатного времени
Грозный мел.
Значит, Бог в мои двери —
Раз дом сгорел!
Не удушенный в хламе,
Снам и дням господин,
Как отвесное пламя
Дух – из ранних седин!
И не вы меня предали,
Годы, в тыл!
Эта седость – победа
Бессмертных сил.
27 сентября 1922
«Спаси Господи, дым!..»
Спаси Господи, дым!
– Дым-то, Бог с ним! А главное —
сырость!
С тем же страхом, с каким
Переезжают с квартиры:
С той же лампою вплоть, —
Лампой нищенств, студенчеств, окраин.
Хоть бы деревце, хоть
Для детей! – И каков-то хозяин?
И не слишком ли строг
Тот, в монистах, в монетах, в туманах,
Непреклонный как рок
Перед судорогой карманов.
И каков-то сосед?
Хорошо б холостой, да потише!
Тоже сладости нет
В том-то в старом – да нами надышан
Дом, пропитан насквозь!
Нашей затхлости запах! Как с ватой
В ухе – спелось, сжилось!
Не чужими: своими захватан!
Стар-то стар, сгнил-то сгнил,
А все мил… А уж тут: номера ведь!
Как рождаются в мир,
Я не знаю: но так умирают.
30 сентября 1922
Хвала богатым
И засим, упредив заране,
Что меж мной и тобою – мили!
Что себя причисляю к рвани,
Что честно мое место в мире:
Под колесами всех излишеств:
Стол уродов, калек, горбатых…
И засим, с колокольной крыши
Объявляю: люблю богатых!
За их корень, гнилой и шаткий,
С колыбели растящий рану,
За растерянную повадку
Из кармана и вновь к карману.
За тишайшую просьбу уст их,
Исполняемую как окрик.
И за то, что их в рай не впустят,
И за то, что в глаза не смотрят.
За их тайны – всегда с нарочным!
За их страсти – всегда с рассыльным!
За навязанные им ночи,
(И целуют и пьют насильно!)
И за то, что в учетах, в скуках,
В позолотах, в зевотах, в ватах,
Вот меня, наглеца, не купят —
Подтверждаю: люблю богатых!
А еще, несмотря на бритость,
Сытость, питость (моргну – и трачу!)
За какую-то – вдруг – побитость,
За какой-то их взгляд собачий
Сомневающийся…
– не стержень
ли к нулям? Не шалят ли гири?
И за то, что меж всех отверженств
Нет – такого сиротства в мире!
Есть такая дурная басня:
Как верблюды в иглу пролезли.
…За их взгляд, изумленный на́-смерть,
Извиняющийся в болезни,
Как в банкротстве… «Ссудил бы… Рад бы —
Да»…
За тихое, с уст зажатых:
«По каратам считал, я – брат был»…
Присягаю: люблю богатых!
30 сентября 1922
Рассвет на рельсах
Покамест день не встал
С его страстями стравленными,
Из сырости и шпал
Россию восстанавливаю.
Из сырости – и свай,
Из сырости – и серости,
Покамест день не встал
И не вмешался стрелочник.
Туман еще щадит,
Еще, в холсты запахнутый,
Спит ломовой гранит,
Полей не видно шахматных…
Из сырости – и стай…
Еще вестями талыми
Лжет вороная сталь —
Еще Москва за шпалами!
Так, под упорством глаз —
Владением бесплотнейшим
Какая разлилась
Россия – в три полотнища!
И – шире раскручу!
Невидимыми рельсами
По сырости пущу
Вагоны с погорельцами:
С пропавшими навек
Для Бога и людей!
(Знак: сорок человек
И восемь лошадей).
Так, посредине шпал,
Где даль шлагбаумом выросла,
Из сырости и шпал,
Из сырости – и сирости,
Покамест день не встал
С его страстями стравленными —
Во всю горизонталь
Россию восстанавливаю!
Без низости, без лжи:
Даль – да две рельсы синие…
Эй, вот она! – Держи!
По линиям, по линиям…
12 октября 1922
«В сиром воздухе загробном…»
В сиром воздухе загробном —
Перелетный рейс…
Сирой проволоки вздроги,
Повороты рельс…
Точно жизнь мою угнали
По стальной версте —
В сиром мо́роке – две дали…
(Поклонись Москве!)
Точно жизнь мою убили.
Из последних жил
В сиром мо́роке в две жилы
Истекает жизнь.
28 октября 1922
Офелия – в защиту королевы
Принц Гамлет! Довольно червивую залежь
Тревожить… На розы взгляни!
Подумай о той, что – единого дня лишь —
Считает последние дни.
Принц Гамлет! Довольно царицыны недра
Порочить… Не девственным – суд
Над страстью. Тяжеле виновная – Федра:
О ней и поныне поют.
И будут! – А Вы с Вашей примесью мела
И тлена… С костями злословь,
Принц Гамлет! Не Вашего разума дело
Судить воспаленную кровь.
Но если… Тогда берегитесь!.. Сквозь плиты —
Ввысь – в опочивальню – и всласть!
Своей Королеве встаю на защиту —
Я, Ваша бессмертная страсть.
28 февраля 1923
Марина Цветаева. Прага, 1920-е гг.
Поэты
1
Поэт – издалека заводит речь.
Поэта – далеко заводит речь.
Планетами, приметами, окольных
Притч рытвинами… Между да и нет
Он даже размахнувшись с колокольни
Крюк выморочит… Ибо путь комет —
Поэтов путь. Развеянные звенья
Причинности – вот связь его! Кверх лбом —
Отчаетесь! Поэтовы затменья
Не предугаданы календарем.
Он тот, кто смешивает карты,
Обманывает вес и счет,
Он тот, кто спрашивает с парты,
Кто Канта наголову бьет,
Кто в каменном гробу Бастилий
Как дерево в своей красе.
Тот, чьи следы – всегда простыли,
Тот поезд, на который все
Опаздывают…
– ибо путь комет
Поэтов путь: жжя, а не согревая.
Рвя, а не взращивая – взрыв и взлом —
Твоя стезя, гривастая кривая,
Не предугадана календарем!
8 апреля 1923
2
Есть в мире лишние, добавочные,
Не вписанные в окоём.
(Нечислящимся в ваших справочниках,
Им свалочная яма – дом.)
Есть в мире полые, затолканные,
Немотствующие – навоз,
Гвоздь – вашему подолу шелковому!
Грязь брезгует из-под колес!
Есть в мире мнимые, невидимые:
(Знак: лепрозариумов крап!)
Есть в мире Иовы, что Иову
Завидовали бы – когда б:
Поэты мы – и в рифму с париями,
Но, выступив из берегов,
Мы бога у богинь оспариваем
И девственницу у богов!
22 апреля 1923
3
Что же мне делать, слепцу и пасынку,
В мире, где каждый и отч и зряч,
Где по анафемам, как по насыпям —
Страсти! где насморком
Назван – плач!
Что же мне делать, ребром и промыслом
Певчей! – как провод! загар! Сибирь!
По наважденьям своим – как по мосту!
С их невесомостью
В мире гирь.
Что же мне делать, певцу и первенцу,
В мире, где наичернейший – сер!
Где вдохновенье хранят, как в термосе!
С этой безмерностью
В мире мер?!
22 апреля 1923
Поэма заставы
А покамест пустыня славы
Не засыпет мои уста,
Буду петь мосты и заставы,
Буду петь простые места.
А покамест еще в тенетах
Не увязла – людских кривизн,
Буду брать – труднейшую ноту,
Буду петь – последнюю жизнь!
Жалобу труб.
Рай огородов.
Заступ и зуб.
Чуб безбородых.
День без числа.
Верба зачахла.
Жизнь без чехла:
Кровью запахло!
Потных и плотных.
Потных и тощих:
– Ну да на площадь?! —
Как на полотнах —
Как на полотнах
Только – и в одах:
Рев безработных,
Рев безбородых.
Ад? – Да.
Но и сад – для
Баб и солдат,
Старых собак,
Малых ребят.
«Рай – с драками?
Без – раковин
От устриц?
Без люстры?
С заплатами?!»
– Зря плакали:
У всякого —
Свой.
Здесь страсти поджары и ржавы: