– Говорил. Ты откель все знаешь? А мамка? – царь отмяк и взял себя в руки.
– Доля такая. Тяжелая доля. Все знать и все уметь, всех беречь и всем защитой быть. Доля така. Вот так, – она повернулась к волкодлакам, – Идите Угрюмы. Спасибо за службу, – в ее глазах они прочитали, – За службу мне!
– Рады угодить боярыня, – Угрюмы поклонились и в их медовых глазах она увидела скрытый смех. Уж они-то знали, куда делся дядька Гуляй, бедовая голова, – Рады служить, только мигните и мы у ваших ног!
– Значит пропал Гуляй? А что ведун наш говорит? – она повернулась к царю.
– Не спрашивал еще! – опешил тот.
– Так спроси! Чего кота за хвост тянешь? Он тебе на что? Ворогов травить, али зелья варить? – Иван даже не почувствовал смешинки в ее голосе.
– Позвать сюда Бомелия! – громыхнул он посохом о каменный пол палаты.
– Елисей Бомелий – царев волхв, – доложил рында, спустя короткое время.
– Зови! – царь поудобней устроился на высоком троне.
Вошел Микулица, как всегда в своем неизменном черном бархатном кафтане с серебряными пряжками, поклонился царю в ноги, быстрым взглядом перекинулся с Малкой, понял все.
– Зачем звать изволил государь? – как ни в чем не бывало, спросил ровным голосом.
– А ты че, в своих темницах переполох не слышал? Почитай весь город на ушах стоит, а он юродствует! Че случилось? Дружок твой пропал! – Иван опять начал свирепеть.
– Каков дружок? Я в затворниках живу. Окромя своей Леты и не вижу никого. Света белого и то не вижу, все по подвалам и по ходам подземным, аки крот, – Елисей гнул свое.
– Ивашка Пересветов сгинул…или помогли… люди добрые. У нас добряков полон двор! Ты ж у нас ворожей! Ведун! Царев волхв! – Иван аж привстал с трона, – Ворожи! Чего тебе надобно для таких дел! Ворожи! Где он?!
– Чего тут ворожить-то, – спокойно, как ушат холодной воды вылил он на всех, – В Нави ваш Ивашка, – он так и сказал по старому в Нави. Не в раю, даже не в Ирии. В Нави. Народ опешил, выпучив глаза, на любомудра.
– Как в Нави? – Иван сел на трон.
– Так – в Нави. Откель пришел – туда и ушел! А что? – Микулица стоял спокойно, как всегда немного выставив вперед правую ногу.
– Боевая стойка. Как в Спасе Нерукотворном учили, – про себя подумала Малка, Выдаст себя когда-нибудь. А впрочем, уже и не помнит никто про Спас-то, – успокоила сама себя.
– А ты, что ж молчал, что он нежить? А? – ехидно полушепотом спросил государь.
– Так ведь не спрашивал никто! – резонно ответил волхв, – А нежити тут полным-полно, что ж про каждую отдельный разговор вести? – он мельком кинул взгляд на Угрюмов, – Да, к тому ж, он не нежить, а бард, герой былинный. Пришел – ушел. Кто ж с Богами спорит. Про это токмо им ведомо, зачем приходил? Хотя он нам вестку дал!
– Каку таку вестку? – склонив, как Малка, голову к плечу спросил царь.
– Про то разговор с глазу на глаз, – сурово и резко ответил ведун.
– Все вон!!! – рявкнул Иван.
Толпясь, бояре и челядь торопливо протиснулись в низкие двери палаты.
Угрюмы не шелохнулись, будто приказ их и не касался, только младший стелющимся волчьим шагом обошел палату, прикрыл створки дверей. Малка, стоящая за спиной Ивана растворилась, как призрак, как бы и не было ее вовсе, как бы поблажило, что она здесь.
– Значить Навь видишь? Может, ты и Правь видишь? Может, ты у нас праведник? Прави ведун? Чего молчишь? – царь, не мигая, смотрел на колдуна.
– Вижу! Я ж ведьмак. Значит должон все видеть. Правь тоже. Но не о том разговор государь и не пучь глаза на меня, я же не девица красная. И посох не сжимай! Ты его не раздавишь, а меня пужать…только самому пужаться. Я ведь не токмо Правь да Навь вижу, я и судьбы Макоши нитку вижу, у кого как она сплетается! – он стоял крепко, скрестив руки на могучей груди.
– Ишь, каков молодец! Шею бычью, пред государем ему гнуть не досуг! – Иван отметил, что на поясе Бомелия висит кривая половецкая сабля, покосился на своих псарей, успокоился, глядя в их медовые, не знающие жалости, глаза. Резко выбросил перед собой посох со смертоносным жалом на конце.
– Напрасно горячишься Великий князь! Так ведь и человека ненароком убить могешь, – Микулица неуловимым движением отклонился от направленного в грудь удара, перехватив посох левой рукой и ставя его у ноги.
– Силен! – восхитился Иван, краем глаза отметил, что Угрюмы восприняли происшествие спокойно, – Доверяют они волхву-то, – подумал он, – А эти врага за версту чуют. Так что за вестка какая? – Спокойно спросил он.
– Вестка такая, – также спокойно ответил чародей, – Мол все, что надобно было тебе сказать и путь определить на распутье твоем, Гуляй сделал и позвало его в другую дорогу, в другие края…
– В какие?
– Так тоть ведь только он, да тот, кто его в Навь позвал знають, – Микулица посмотрел куда-то за спину царю, за высокую спинку трона. Как бы увидел кого, и закончил, – Да наверно еще кто, но про то мне не ведомо. Есть такие места, куда и ведуны не заглядывают. А вестка вот о чем. Он де свое дело сделал. Долю свою выполнил и ушел. Но ушел так, что всех взбаламошил. Знак видать подал, что наступают смутные времена, что проснулась змея, на груди пригретая, и скоро ужалит того, кто ее поил, холил. Жди государь удара в спину от самых дорогих, самых близких людей своих. Такая вестка от Гуляя тебе. Все!
– Все ли? Али что еще, как камень за пазухой приберег?
– Все, пожалуй. Так что царь-надежа, пришло и мое время, ухо востро держать. Не ровен час, изведут или тебя, или меня, или еще кого, кто рядом с нами трется. Гуляй ушел, как кот, потому как опасность чуял чутьем своим кошачьим. Беречься надобно. В три глаза за всеми глядеть. Позволь, пойду к себе?
– Иди! Хотя нет, погоди, – Иван склонил голову, будто прислушиваясь, сам к себе.
– Пусть идет, он все сказал, – зашептало ему в ухо, – Нам теперь самое время змею из норы глубокой ждать.
На берегах туманного Альбиона при дворе королевы английской Елизаветы, недавно взошедшей на престол, вместо Марии прозванной Кровавой, появился новый любимец. Маг и чародей, он возник, как бы из тумана, положив молодой правительнице на ее резной столик расположение звезд, предсказывающее ей великие дела и великую славу. Твердой рукой звездочета, красными чернилами была выведена красивым подчерком дата коронации и обведена магическим вензелем. Елизавета подняла глаза на пришельца. Перед ней стоял галантный кавалер, в черном шелковом камзоле с белоснежным кружевным испанским воротником, поддерживающим благородную голову, с ниспадающими водопадом черных волос и с франтоватой бородкой, под лихо закрученными усами. Черные проницательные глаза смотрели в холодные глаза королевы. Кого-то он ей напоминал. Она вспомнила. В детстве, сидя на руках матери, еще до того, как той отсекли гордую голову, она видела его. Он подошел, слегка склонил голову, потрепал ее по щеке и сказал ее матери.
– А что Анна, малютка рыжее и рыжее с каждым днем. Быть ей великой королевой великой империи. Рыжим боги помогают!
– Брось ты, – засмеялась тогда мать, – Куда нам бастардам. Твоими бы устами да меды пить!
– Ничего, ничего, – сказал тогда этот великолепный кавалер, – Нашему бы теляти, да волка съесть, – он потрепал тогда ее еще раз по щеке, и добавил, – Жди рыжая, еще встретимся!
Она все это помнила ясно. Теперь он стоял пред ней и протягивал свой гороскоп.
– Как зовут тебя незнакомец? – спросила она.
– Меня зовут Джон Ди, я старый знакомец…, – он выдержал паузу, дождавшись, когда она удивленно вскинет на него глаза, и закончил, – Лорда Берли, главного шпиона Вашего Величества.
– Что ты хочешь? Знакомец Берли, – она уже справилась со своими воспоминаниями.
– Я хочу быть вашим придворным магом, как и хотела ваша мать, – он добился, что бы в глазах ее мелькнул испуг.
– Будь! – коротко ответила она.
Гуляй. А это был он. Обосновал свое жилище с размахом и изяществом далеко не ученого затворника, а первого ловеласа и мота королевства. Наравне с огромной библиотекой, которую он собрал, объезжая закрытые еще при отце Елизаветы Генрихе монастыри и орденские обители, в его доме располагался домашний театр и закрытый клуб для высшего общества. В его палатах собирались ищейки королевы из ведомства лорда Берли и алхимики графини Пемброк. Математики Хэриота и маги сэра Рэлли. Допоздна засиживались у его камина юный поэт и будущий великий дипломат Джон Донн. Читал ему свои пьесы непревзойденный Кристофер Марло.
Его дом превратился не в жилище отшельника, сидящего среди колб и реторт, а в некую академию нового стиля. В правом крыле дома он открыл общежитие для молодых студентов и комнаты для хранения научных приборов, которые больше напоминали лаборатории алхимиков. Библиотека занимала пять огромных комнат в этом крыле.
В Сити и Жидовском квартале, в стенах королевского дворца и на площадях Лондона, на рыбном рынке и пристанях Темзы шептались, судачили и передавали из уст в уста, что маг королевы, продал душу дьяволу. Он даже дом свой назвал Мортлейк – Мертвое Озеро, как бы кидая вызов общественному мнению.
Гуляй не обращал внимания на слухи и сплетни. Он никогда не обращал внимания на пустые разговоры. Он купался в домыслах о себе, порой сам, распуская фантастические рассказы.
Сам он мало бывал в правом крыле своего дома. Изредка он засиживался здесь по вечерам за массивным столом. Сначала когда писал толстенную книгу под названием «Знак или Иероглиф Монады», в которой попытался описать, чем дышат и о чем думают маги. Но, поняв, что это выше людского понимания, свернул ее быстро. Теперь он иногда долгими сырыми ночами писал здесь в библиотеке новую книгу «Аркадия», в которой он настойчиво излагал проект ранее неслыханной Британской империи. Конечно во главе с Елизаветой. Он старательно собирал и нанизывал на нить, как драгоценное ожерелье, множество доказательств того, что Англия должна стать преемницей Великой Империи, созданной Ордой, что она имеет на это не просто право, а магическое право, данное ей королем Артуром и магом Мерлином.