Однако больше всего он пропадал в левом крыле своего дома, где собирался кружок Кристофера Марло. Тот был писатель и дуэлянт, мот и бабник, лучший шпион Англии и лучший актер тетра. Он был молодостью Гуляя и Гуляй любил его, как сына. В этом кружке, Гуляй открыл тайну строительства театров. Тайну деревянного каркаса, выступающего резонатором и дающего акустику, воздух театра. Ту тайну, которую ему открыл когда-то его друг Витрувий, знающий, что камень убивает голос, а дерево поддерживает его и несет людям, тайну друидов, ясновидящих леса. Это из его дома бывший Мастер плотников Джеймс Бербедж вышел Мастером театра, сделавшим по чертежам Гуляя первый Театр на северном берегу Темзы рядом с загадочным Мортлейком домом мага. А потом его ученики россыпью кинут их по всем берегам реки. «Занавес», «Роза», «Лебедь», «Фортуна», «Красный Бык» – названия новым храмам давали здесь же в левом крыле дома и только Гуляй понимал их истинное значение, посвященное богине Артемиде. Первым на южный берег в район бедноты, в район скотобоен и портовых кабаков, шагнет «Глобус» но это будет позже, гораздо позже. Это будет тогда, когда они смогут открыто построить Храм магии. В самой геометрии театра «Глобус» Гуляй открыл знания Посвященным, новым Мастерам новой гильдии, гильдии храмов театра. Он взял круг небесного зодиака, разделил его на четыре равносторонних треугольника, символизирующих триады. Каждая триада соединила три знака Зодиака, соответствующих четырем стихиям – земле, воздуху, огню и воде. Он построил на земле мироздание. Над сценой же он поместил навес, разрисованный звездами, изображающий небесную твердь. Великий маг королевы Елизаветы по имени Джон Ди возродил храмы Артемиды.
Великий Мастер новых Храмов Марло первым спектаклем на их сцене поставил Фауста, отдавая дань тому, кто научил их этому.
Другие великие Мастера воздадут учителю, выведя его на сцену не раз, то в образе Просперо в «Буре», то в образе короля Лира. Они много чего напишут о нем, выведя его под разными именами, но великие слова его, сказанные в один из долгих вечеров у горящего камина, в котором уютно трещали дрова, остались гимном гильдии актеров навсегда.
– Весь мир – театр. В нем женщины, мужчины – все актеры, у них свои выходы, уходы, и каждый не одну играет роль, – так говорил им этот загадочный маг, научивший их проживать сотни жизней.
Он изредка пропадал, появлялся вновь. Но вел корабль Елизаветы только к одному ему известной цели. Крепкие руки Навигатора держали штурвал уверенно и цепко. Через все бури, бунты и заговоры. Через недовольство черни и баронов. Через войны и подметные письма он вел корабль к этой цели. Цель эта была ему ясна – создание империи. Когда она была создана, он предал ее в руки наследника. Удивительного наследника. Сына Марии Стюард – Якова. Его королева безропотно отдала свою страну в руки этого шотландского мальчика, чем не сказано поразила всех. Все кроме Джона Ди – загадочного мага, придворного звездочета, создателя театра – нового Храма Богине Природы Артемиде. Он дал ей новое имя – Мельпомена и заставил всех боготворить ее. Он знал, зачем он был здесь. Он выполнил свою Долю, как сделала это до него Жанна, как делала это в заснеженной Руси Малка, а в знойной Порте Роксалана, известная ему как Сибилла.
Джон Ди был любим и уважаем всеми. Любим друзьями и женщинами. Уважаем врагами и власть имущими. Приведя к трону молодого короля, передав ему в руки три штандарта: Англии, Шотландии и Франции, создав ту империю о которой мечтали он и Жанна, Гуляй удалился на покой в Колледж Христа, тихую заводь, под ликом которой скрывалась обитель братьев храмовников, изгнанных с острова давным-давно. Он жил и творил там свои чудеса, пока к нему в дом не проскользнула серая тень. Тень скинула капюшон.
– Чем обязан вашему появлению, достопочтимый брат? Чем заинтересовала Фему и Вехм – великий тайный догляд Империи моя скромная персона, капающаяся в манускриптах и колбах и позволяющая себе лишь плотские утехи в компании двух-трех молоденьких горожанок? – без намека на страх, прямо глядя в глаза тени, спросил Гуляй.
– Меня просили передать слова! – удивившись его поведению, ответила тень. Она привыкла, что при ее появлении были слезы, обмороки и видела даже, как люди седели прямо на глазах.
– Что за слова и от кого? – с достоинством продолжил маг Ди.
– Слова от Великого Мастера Игнатия Лойолы.
– Говори!
– Самый опасный враг – отсутствие врагов! – тень замолчала и надвинула капюшон.
– Все!
– Все, – за окном подул ветер, хлопнула ставня. Гуляй отвлекся на миг. Тени в комнате не было.
– Самый опасный враг – отсутствие врагов! Ты прав Роллан! Пора в дорогу.
Больше великого мага, создавшего Британскую империю не видел никто.
Королю Якову принесли резную шкатулку черного дерева, найденную в комнате Джона Ди. Он долго крутил ее пока неожиданно не нажал завитушку тонкой резьбы. Крышка открылась с мелодичным звоном, в шкатулке лежал лист пергамента с оттиском странной печати. В семиугольнике был вписан странный знак, состоящий из двух переплетенных то ли триад, то ли квадратов, образующих подобие Вифлеемской звезды. Внутри нее, как знак беды, выпукло и кажется, осязаемо выступала пентаграмма, направив свои острые углы-копья на пять сторон.
– И что! Что это!? – вопрос короля ответа не получил.
Глава 3Отравители
Гордыня людей ничтожных выражается в том, что они постоянно говорят о себе; гордыня людей значительных – в том, что они не говорят о себе никогда.
В сырой и глубокий подземным терем к Бомелию, подвалом его просто язык не поворачивался назвать, Малка проскользнула тайным ходом, идущим из ее теремка под всем Боровицким холмом. Чернокнижник сидел за массивным столом, уставленным разного вида склянками и четвертями. На очаге булькало какое-то варево. По всей подземной горнице разливался ровный свет, исходящий из светильника висящего под потолком, низко нависавшим над столом.
– Хорош светильник, пошто другим не кажешь? – спросила Малка, появившись внезапно.
– Ты что теперь и сквозь стены ходишь, сестренка? – улыбнулся ей Микулица, – А светильник всем давать не надо. Не поймут, что там огненная вода горит,…и сожгут ею обливши. Темен народ…и зол.
– Прав, прав ты, ой как прав! – она поискал лавицу и села на широкую скамью, – А ты бы у Мастеров, что как кроты весь холм изрыли, поспрошал, куда ходы ведут, тогда знал бы, наверное, что стены здесь пропускают тех, кто их тайны знает. Не ровен час, явятся к тебе гости не званные, и светильник потушить не успеешь.
– По части все знать, это ты у нас Мастерица, а мы так – в пыли копаемся, как черви книжные. Ладноть язык трепать, пошто пришла?
– Ты тут царю, всяческие враки врал, про весточки Гуляем оставленные. Ты мне скажи, с чего это ты вдруг про змеюков вспомнил? – она поискала взором по столу, нашла кувшин, протянула руку.
– Весточки – это конечно брехня полная. Бутурля, как ордынцы говорят, Но вот то, что Сильвестр с Адашевым и всякая прихвостень, что вокруг Избранной Рады пасется, решили Анастасию травануть, то почти доподлинно мне известно, – он попытался перехватить кувшин, что она поднесла ко рту, – Гляди, захолонет дыханье-то!
– Тьфу ты, – она поперхнулась от первого глотка, – Это что за дрянь у тебя. Я не окочурюсь с зелий твоих?
– То вода огненная, что в светильнике горит. А то, что не окочуришься, точно. Это как вино, токмо крепше, и в башку бьет сильнее, – он протянул корчагу, – На вот, водичкой ключевой запей.
– Всяку дрянь тут варганишь в сырости своей. Однако греет дрянь-то, и в башку шибает. Потом с тобой поговорим об ней. Травануть значит хотят? А чем она им не сподобилась-то? Справная девка и тихая. Ребенков ростит и никуда нос не сует.
– Так тем, что не поет государю в уши по ночам, то, что сродственнички, схарьевцы просят. И то, что рядом с государем не трется, что бы все секреты вызнавать и своре этой Сильвестровой носить, – он налил в корчагу еще водички, – Ты воду пей, а то горло сгорит.
– А что Адашеву мало, что он теперь в Собакиной башне, в Тампле на казне имперской сидит? Тоже мне новая Собака казны завелась. Не Собака, а шакал приблудный, – она откашлялась, – А ведь вправду сгорело горло-то от твоей воды. Вот ты бес чернокнижный!
– Мало, все им мало. Алчность глаза застит. Хотят Анастасию уморить. На меня, на тебя свалить. На орденских братьев напраслину повесить, да на старые ордынские роды…
– Вот так! Одним махом – семерых побивахом! Мудрецы, да и только! Что ж пора им и укорот давать! – она встала.
– Будем Ивану докладать, про заговор? – Микулица тоже встал.
– Нет! – резко оборвала его Малка, – Пусть травят! Потом всех в мешок… и в воду! Отлей-ка мне своей отравы. В лампадку налью, мне бояться некого. Да и погреюсь когда, никогда, – она взяла склянку и пропала также внезапно, как и появилась. Микулица только глазами лупал.
– Где ж ход-то? – подумал он, – Надоть найти, надоть, – пел он себе под нос, обстукивая стены вершок за вершком.
Царица Анастасия почувствовала себя плохо по возвращению с богомолья в Можайске. Войдя в теремной дворец и приказав слугам отвести государыню в гаремную часть, где до сего времени она была единственной женой в окружении сенных девушек, Иван вызвал к себе Бомелия.
– Началось? – с порога вопросом встретил он его.
– Началось государь! – так же односложно ответил чародей.
– И кто? – Иван почесал бороду.
– Пока не знаю. Но знаю чем, красавицу нашу извести хотят, – он достал из торбы склянку, поднес царю, – Смотри Великий, – он тряхнул склянку. Внутри ее перекатывалось, переливалось жидкое серебро. Тягучее как масло, отливающее тяжелым цветом оружейной стали. Разбегающееся в стороны на сотни мелких шариков, и тут же сбегающееся в маленькое серебряное озерко, заключенное внутрь волшебного прозрачного кувшина.