– Что ж ты дед, нам этот ключ так, за красивые глазки дашь? – огрызнулась берегиня.
– За твои бы, дал, – усмехнулся кудесник, – Но ты ведь не себе просишь? А раз не себе, то за здорово живешь, не дам! У вашего подопечного, Кудеяра вашего, должок велик.
– Как так? – ахнул Волдырь.
– А вот гляди, – старик хлопнул в ладоши, и у его ног оказалась изгробная кукла, – Она его от смерти спасла в младенчестве. Вместо него в гроб легла, а он ей не свечи не поставил, ни слово доброго не молвил.
– Кукле-то? – опять встряла Анна.
– Все мы куклы, – отрезал любомудр, – И ты тоже. Только болтливая кукла! Дам я вам ключ-заклинание в Воруй-городок. Дам удачу в делах лихих, но при одном условии. Половину всего вы ей, кукле изгробной отдавать будете, где бы она у вас того не попросила. Клады ваши укрою, и пещеры-обереги вам покажу по всей земле, в кои вы от погонь прятаться будете. Но половину всего, что возьмете – ей. За то, что молчит, – уколол он Анну.
– Все поняла, – смиренно склонила голову берегиня, – Прав ты. Кукла я в чужих руках. Ой, как прав дедушка. Спасибо за науку. Путь нам укажи!
– Отсидитесь в городке. Раны залижите. Погуляйте по Дону, по полю Дикому. Души напрасно не губите. Как обрастете златом, серебром, идите в Полабские земли к королю Магнусу. Скажите кто вы. Он Кудеяра на землю посадит, что бы семя его рост дало. Так мне сама Сиятельная вам передать велела. Да еще забыл. Коли захочет он в братство уйти. Нет ему туда дороги. А кукла при нем третьей будет, – он недобро усмехнулся, – Коли вы чего забудете из наставлений моих, – сказал и пропал, только прошелестел дуб своей листвой ключ-слово заветное.
Вернулись оба к костерку, где что-то булькало в котелке. Подождали пока варево съедят и повели ватагу к Воруй-городку. Приняли их ворожейки и ведуны как родных, сменили тряпицы кровавые на мази целебные. Развели ратников по дворам, отдельную избу Кудеяру дали и рядышком Волдырю с Анной. Только все уложилось, потекло своим чередом, как прилетели сороки – белобоки, сели у крыльца домика на опушке и застрекотали о том, что, мол, на носу Иванов день, а они здесь средь болот и лесов прохлаждаются. Совсем от рук ныне ведуны и ведьмы отбились, и дела своего не блюдут, так стрекотали Перуновы птички.
И впрямь накатывался Иванов день. День летнего солнцестояния, день Ивана Купалы, час испытания и очищения водой и огнем.
Во всех деревнях и посадах, на далеких заимках и в городках, народ готовился париться в банях на травах заветных, коренья копать лечебные, березки подвязывать, да девчонкам венки плести.
Выходил народ на поляны лесные, на берег лесных речек и проток, на озера синие, да ручейки чистые, по далее от болот и мхов.
Фартовый народ шел в ночь под Ивана Купалу искать траву папоротник. Любомудры говорили, что есть такая черная папороть, растет в лесах, в лугах, ростом с аршин и выше стебель, а на стебле маленьки цветочки, а с испода большие листы, и цветет она накануне Иванова дня в полночь. Ухмылялись в седые бороды старые волхвы, но добавляли, что тому цвет тот очень надобен, если кто хочет богат и мудр быти. А брать, мол, тот цветок не просто. В Иванову ночь идти надо к тому месту, где растет трава папороть, и очертя кругом, говорить заговорные слова такого свойства: «Талан Божий суд твой, да воскреснет Бог!» Говорили так чародеи, но упреждали, что никто еще того цвета не познал, так чтобы в раз богачом обернуться, али мудрым стать.
Много, много лет назад начали праздник тот праздновать, уж и не помнит никто когда. И не помнит никто, какие Боги на празднике том собираются. Как в далекие прадедовы годы, разжигали костры, прыгали через огонь, обливались ночной и рассветной водой, плясали, сжигали и топили в реках разукрашенных кукол, и пускали по воде венки девичьи.
Одно только знали все в народе доподлинно, что в ночь ту светлые и темные силы расходятся в разные стороны, а человек остается на время это сам по себе. Таким остается, какой он есть на самом деле, без подмоги от тех и других.
Темные силы, из тени лесов и пещер своих мчатся на горы, стараясь подняться над землей, стать поближе к небу. На вершинах больших и малых гор набираются они света и сил от сияния луны, сестры Ярилы-Солнца, чтобы и в их душах лучик света был.
Светлые силы в Иванову ночь, спускаются в низины, поближе к земле, к водам, лугам и лесам, что бы вобрать в себя темень недр земных, дабы и в них жила сила эта.
Остается человек один. Вся надежда у него только на огонь и воду. На хранилища солнечного света и земной тьмы. В ночь эту может все произойти. Может из человека все наружу выскочить, чего он в себе и сам не знал. Бедняки богатеют. Цветок папоротника им клады указывает. Богачи все свои богатства теряют. Сам человек кузнец судьбы своей в ту ночь. Ни светлые силы, ни темные ему в Иваново время не помощь и не помеха. Что сам получил, в том лишь себя и вини.
В ночь эту рыбаки, закинув сети, вытягивают их полными, или с одной рыбкой золотой. А к добру это или к беде, то до утра спрятано.
В лесах в ночь Иванову, деревья бродят с место на место, листьями да ягодами меняясь. Звери голосами меняются, а птицы щебетом. В общем помрак идет по всей земле, хотя и нет никаких чужих сил. Видно сами люди таковы, что хуже нежити любой закрутят и заводят меж кустов.
В ночь на Ивана Купалу в этот раз, наверное, как и во все остальные разы за много лет до этого, да и во многие после этого, собрался веселый народ скоморохи в том месте, где берут свое начало три реки. Москва-река, Колочь и Протва. На том месте, где возвышается посреди лесов небольшой холмик. Замри-гора называлось это место. Вот приглашение к скоморошьему костру и принесли сороки – белобоки Волдырю и Анне в затерянный в болотно-озерном краю Воруй-городок.
К вечеру волхв и ведунья добрались до Замри-горы, перекинулись словом заветным с охранным человеком на дальних подступах, и пошли к неприметному бугорку посреди большой лесной поляны. Двое лихих выскочили как из-под земли. Увесистые дубинки не оставляли сомнения, что стоят они здесь на стороже. Из-за их спин вынырнула серая тень, почти совсем невидимая в наступающих сумерках.
– Куда путь держите гости дорогие? – прошелестел ветерок, или это показалось.
– Да вот звали нас к костру скоморошьему! – смело сказала Анна.
– Кто звал?
– Сороки – белобоки на хвосте принесли, – поддержал Волдырь.
– Чем слова свои подтвердить можете. Много здесь кого ходит в ночь Иванову, – тень казалось, и не разжимала рта.
– Да вот колечко у нас, – Анна показала маленькое колечко с голубым камнем.
– Так вас сама Лучезарная позвала. Проходите, – дюжие молодцы и тень отступили с тропы.
Гости пошли к вспыхнувшему в ночи костру, вокруг которого сидели и стояли хозяева. Вдруг в тишине зазвучала песня:
Расти гора, до небес,
Недоступной стань чужим взорам.
А мы тебя приветим,
А мы тебя прославим,
А мы тебя расхвалим.
Песня набирала силу, ширилась, кажется, ее подхватили лесные звери и деревья.
А может, ты и не гора вовсе,
А комок земляной
Воробью по колено?
Младенцу по щиколотку.
В голосе поющих, появился едва сдерживаемый смех. Скоморохи они есть скоморохи. Но гора не рассердилась и начала расти. Вот уже ее вершина поднялась до облаков. В такт песне ударили бубны, загудели гудки и рожки, жалобно запела зурна.
А теперь замри гора!
Слушай нас ребят бедовых,
Да потешных, да куражистых,
Да смышленых, да добродеистых.
Гора, послушавшись заклинания, престала расти. Из скалы забил родник, а у самого его края там, где струя ударяла в небольшую каменную лунку, вспениваясь белым облаком, появился замшелый валун, очертаниями своими напоминавший трон. Мох же на нем был какого-то изумрудно-зеленого цвета и казался дорогим ковром, накинутым поверх сидения предназначенного для царицы этого вечера. Она не заставила себя ждать. К трону походкой повелительницы подошла Малка в одеянии Жрицы Артемиды с распущенными огненно рыжими косами и надетой на лоб диадемой со сверкающим зеленым камнем. Она села на свое место достала царственным жестом хрустальный ковш и опустила его в маленькое озерцо, образовавшееся на том месте, куда падала струя родника.
– Подходи народ честной, – сказала она с улыбкой, – Дарует вам Велес воду живую. Старикам – годы скинуть. Молодым – мудрости набраться. Больным – болезни смыть. Тем же, кого сглаз достал, али заговор чей – от хворобы избавиться. С гуся вода, с лебедя вода, а с вас весь наговор, вся ворожба, – увидела Анну с Волдырем, поманила, – Подойдите оба. Колечко верните.
К роднику потянулся народ.
Старый то ли скоморох, то ли чародей, сидящий у костра рассказывал молодым древнюю былину. Про то, как давным-давно, когда еще не было скоморохов, да наверно и Руси не было, а была одна земля на всех. Тогда, когда были другие Боги и другие Веры, шел от теплых морей прекрасный Бог. Бог солнца и солнечных ягод, Бог радости и радостных песен. Он шел на север, туда, где в черных пещерах жила Марана. Но он не боялся Мараны, потому что она была его сестрой и он не мог без ее темноты, также как она не могла без его света. Так определила сама Мать Артемида. Мать всего живущего на земле. Не мог быть один Бог свет потому, что выжжет он все своими лучами. И не может быть одна Богиня ночь, потому что все умрет в ее темноте. Но Бог Ярило шел туда, где Марана сидела в своей пещере половину большого дня, отдавая ему весь мир на все это время. И откуда он уходил к теплым морям оставляя ее одну, на вторую половину длинного дня. Долго шел Бог. Устал и присел отдохнуть вот у этого холма, что зовем мы нынче Замри-горой. Взгрустнул юный Бог. Длинна впереди дорога, а силы иссякли. Вдруг набежали неизвестно откуда веселые люди. С пенями, плясками, со свистом, музыкой и погремушками. Улыбнулся Бог, прислушался, засмеялся шуткам соленым и пустился в пляс с разноцветной толпой, да девками красными. Так всю ночь и покуролесили вкруг костра новые знакомцы. Утром Ярила, достал бездонную баклажку и одарил всех соком ягод солнечных. Сказал им слова заветные. «Потешили вы меня ребятки, вот вам за это благодарность моя. Нет в краях ваших солнечной ягоды, что название имеет виноград, из коего сок этот веселый делают. Но нет вам и печали с того. Нет у вас вина, зато мед есть. Мед он любой ягоды слаще, открою я вам тайну как из него Льющееся веселье делать». И открыл. Затем полез Бог в ту котомку еще раз, и достал Серебряную маску. Протянул старшему, бери, мол, и знай, отвратит та маска от вас все беды и напасти и накажет всех, кто замыслит зло супротив вас.