Она вспомнила, как уходила в Портал в средине душного, знойного лета, потянулась к седельному вьюку, собранному в дорогу Мараной, подумала:
– И впрямь у Мараны в Нави, миг за день идет. Вроде и поговорили вскользь и перекусили на один зубок, а гляди то ли полгода, то ли более пролетело, – она нащупала и вытащила дорожную епанчу, подбитую мехом росомахи, – А ведь знала Темная Богиня, что выкачусь прямо в мороз. Все знала, – она пошарила еще и достала меховые рукавицы, горлатную соболью шапку и меховые чулки, – Спасибо! – крикнула она в морозную круговерть.
Теперь в сторону Москвы скакал всадник в дорогом боярском убранстве. Ближе к городу непонятная тревога стала одолевать Малку. Она свернула с большака у переправы и поехала к Остожью, одной ей известными тропками через болото, через Девичьи поля у старого Сенькиного брода. Дождалась налетевшего заряда метели и, слившись со снежным бураном, перекинулась по льду реки в овраг, по которому текла Сивка. Прокралась по оврагу к одному ей известному камню, отвалила его и, взяв лошадь в повод, нырнула в подземный ход, ведущий к ее теремку в Алексеевской обители. Крытая галерея вывела ее в конюшню на берегу Лебяжьего пруда. Она отодвинула тяжелый дубовый ларь, раскидала сено вышла в денник. Сразу обратила внимание, что половина лошадей стояли оседланными, что делалось только в случае ожидания нападения и тревоги. Малка не стала привязывать повод коня, знала, что ее вороной примчится на свист как волшебная Сивка-Бурка. Вышла во двор, слегка отворив дверь конюшни. От всегда прибранного двора обители веяло тревогой и не ухоженностью. Вроде, все как всегда, но в том, как были выметены дорожки, как сгребли в сугробы снег, даже в том, как были сложены поленицы березовых дров, во всем чувствовалось ожидание опасности. Малка уверенно взошла на крыльцо своего теремка, краем глаза отметив, что дозорные сестры уже заметили ее, в обители началось неуловимое движение умелых воинов обкладывающих со всех сторон чужака. Однако она спокойно взяла широкую лопату и уверенными движениями отгребла снег, занесший дверь почти на треть. Отряхнула полы епанчи и по-хозяйски дернула дверь на себя, отворяя вход в сени. Вошла и так же неторопливо, но, отметив про себя, что изба протоплена недавно, зажгла свет в плошках под потолком. Заправила в печь поленья, подпалила растопку, и устало сняла меховую епанчу, шапку и рукавицы.
В дверь уверенно постучали.
– Входи! Кто там рвется? – кинула через плечо, по стуку определив, что свои. Повернулась лицом к двери и села, откинувшись на высокую спинку кресла, – Да входи ты! – поторопила старшую сестру, разглядев ее в полумраке кошачьим зрением, и тут же отметив, – Вот я и в темноте вижу как мои волкодлаки. Это от Мараны, – Входи Арина, на пороги не мнись. Я это. Рассказывай, что тут у вас?
– Мир тебе в твоем дому! – вошла Арина, дева воин, старшая среди вравроний, – Слава Артемиде, ты вернулась. Хотя мы не боялись. Был знак, что ты у Богини в гостях. Но все здесь не так!
– Что случилось? Враг у ворот? Что вы, как в осаде? – скороговоркой выпалила Малка.
– Враг везде! И мы в осаде! – резко резанула Арина.
– Сядь. Спокойно. Что случилось? Медленно и по порядку, – Малка распустила косу, достала гребень и стала расчесываться. Она знала, как это успокаивает всех вокруг. Глянула в зеркало и обомлела. Ее огненно-рыжие волосы как бы припорошило пеплом и гарью. Они не поседели и не почернели. В них просто промелькивала какая-то пепельность и чернота. В глубине ее синих-синих глаз, вместо утопленной там в самой глубине этих омутов льдинки, появилась какая-то черная бездна, всасывающая в себя смотрящего, от чего по коже сразу начинали бегать мурашки. Так что здесь произошло? – мягко повторила она.
– Государь Иван Васильевич Грозный объявил о полном запрещении пожертвований монастырям, – официально и сухо начала враврония, – А еще прогнал ливонских братьев. А еще отослал Малюту и Грязного в Ливонию, – не выдержала и горячего продолжила она, – Вместо них призвал схарьевцев назад: Тулупова, Ваську Умного, Юрьевых…
– Постой, постой. Колычего Филиппа родню. Того Колычего, что митрополитом был и его новгородцы удавили? – уточнила Малка, сразу посерьезнев.
– Тех, тех. Бомелия арестовали…
– Кого?! – вскочила Малка.
– Елисея Бомелия. Царского лекаря.
– И где он? – голос волховини был спокоен, но когда Арина вскинула на нее глаза, мурашки побежали по телу несгибаемой воительницы. В глазах Малки разрасталась могильная чернота.
– В Пыточном дворе, что на старом подворье Малюты Скуратова, – взяв себя в руки, уточнила враврония, – Сам государь ездит с ним говорить.
– На Малютином подворье? – Малка успокоилась, вспомнив, что к нему вел тайный ход из обители, – А Угрюмы где?
– При государе караул держат.
– Это хорошо, – Малка задумалась, – Продолжай.
– Епископа новгородского Леонида и архимандритов Чудова и Симонова монастыря показнили.
– А этих-то за что? Опора государя были они. Два кромешных главных монастыря, две опричные братские обители, что всегда под рукой. А Леонид догляд вел за торговыми людьми, за садками новгородскими, что бы новой бучи не устроили.
– Архимандриты сии, – вравронии передалось спокойствие хозяйки, – Подавали худой пример братии, так царь рассудил. Иван Васильевич им сказал, мол, не хотите быти в архимандритах и умыслили, через беса в патрихели. Не бывать тому! А еще больше гневался он, что они за боярами тянуться. В старые времена, обвинил их государь святии мнози не гонялися за бояры, – отчеканила она как по писаному.
– В старые времена? – протяжно переспросила Малка, – В старые времена! Он времена старые помянул, а к трону схарьевцев призвал! Так! А Леонида за что?
– А Леонида за колдовство и чародейство. А еще за то, что содержал в Новгороде ведьм. Ведьм сожгли, – голос ее дрогнул, но она взяла себя в руки и твердо закончила, – Ведьм и волхвов в Новгороде сожгли на костре, а Леонида за возврат к старым верам и поддержку родов старых зашили в шкуру медвежью и затравили волкодавами. Говорят царь приговаривал, что, мол, раз ты медвежьего рода – отмахнись от псов.
– Все? – ледяным тоном уточнила Малка.
– Все – облегченно ответила враврония, добавила, – Мы живем как в крепости. За стены выходим, хоть и в монашеском одеянии, но в кольчуге под рясой и с мечом за поясом. Всю ночь дозоры держим.
– Спасибо сестра. Иди. Не тревожь никого. Завтра все будьте готовы. Все, как одна. Добром не решу…мечом и огнем, как Боги завещали лечить будем,…но думаю, обойдется все. Дашь мне знак, когда государь в Пыточный двор поедет,…а впрочем, это дело не твое. Иди сестра. Спасибо. И всем сестрам спасибо, что не согнулись и не потерялись тут одни. Значит, сердечному согласию нашему Иван пришел конец, – размышляя о своем, вслух сказала она. Но услышать это было некому. Арина уже ушла.
Малка откинулась на спинку кресла, сжала кулаки до боли в суставах и стиснула зубы, так что скулы свело. Значит, решил сам царствовать. Надо было Кудеяра на его место ставить, да видно не судьба. Пора укорот дать самодержцу, больно разгулялся. Прости меня Мать Артемида и Марана прости, но я гадам этим такого простить не смогу, я им шеи поскручиваю. Не знаю, так ли надо, не так. Вы Боги вам и знать. Она разжала кулаки и тяжело вздохнула.
– Делай, как знаешь! – раздалось в ушах.
– Артемида, – подумала Малка, но голос был незнаком, – Марана, – догадалась она и захотела крикнуть в полный голос, – Спасибо!!! Спасибо тебе Темная Богиня за этот подарок!!!
Иван тяжело спускался в подвал сложенный еще Малютой Скуратовым. Малюта давно уже воевал в Ливонии. Воевал успешно. За освобождение Пайды ливонцы и стрельцы дали ему прозвище Богдан. Богом данный освободитель. Он с радостью взял его, забыв про Малюту Скуратова. Теперь по всей Ливонии знали Богдана Бельского неистового воеводу водящего свои полки от Сусса до Сокола, и от Касьянова до Красной. Все крепости с запада на восток, и с севера на юг, и Туровля и Ситна и даже Нарва и Ревель трубами встречали его знамена. Но, как говориться, «С глаз долой – из сердца вон». Иван уже забыл своего любимца. Забыл, что дал ему наказ изловить неуловимого Кудеяра. Только сейчас, ступая по ступеням его бывшего подворья, вспомнил, что так и не отловил Малюта старшего его брата Георгия Васильевича, буйного атамана Кудеяра, сгинувшего где-то в болотах близ Касимова. Однако не давала ему покоя мысль, что не сгинул бесследно Георгий. Не даром ватажились татары около Касимова и не уходил оттуда Касимовский царь Саин-Булат. Да еще доходили слухи, что в свейских землях отстроил некий князь неприступный замок, назвав его Замок Слез. Оттуда ведет свое начало род Гольштинский, корнями уходящий и к медведям и к ангелам, а по почестям оказываемым тому князю, мнится, что он и есть пропавший Георгий, старший Рюрикович.
Иван вошел в подвал. Там при чаде факелов в железной клетке дожидался его Бомелий. Лютый волхв, как называли его в народе, готовил ему измену, но верный человек Васька Умный, что теперь вместо Скуратова на дознаниях сидит, разгадал его черную душу. Хотел этот волхв извести государя зельями чародейскими, а еще упрятал он от очей царевых книги, собранные им, и никак не дает указа, где их искать. Пытать надобно чернокнижника, но что-то внутри Ивана останавливало его от этого и противилось наущению новых ближних дворовых людей.
Угрюмы при входе поймали вопросительный взгляд Микулицы, в котором читалось, что там, не вернулась ли ваша хозяйка? Одними глаза они ответили, что нет.
Иван сел на высокий табурет, задумался, не пора ли пытать сидельца, а то что-то затянулся у него с ним разговор. Сегодня он пришел не один. Взял сына Ивана. Пусть видит, как измену выжигать надо, даже из самых близких и доверенных.
Микулица сидел спокойно. Ждал, что еще скажет этот обезумевший царь. Он оставался здесь только в ожидании Малки, так бы давно ушел, известными только ему пролазами и схоронами. Посмотрел на Ивана сочувственно. Неожиданно глаза его широко распахнулись, и в них засветилась несдерживаемая радость. Угрюмы стоявшие к нему лицом, а спиной к тому, что он видел, волчьим свои чутьем угадали. Хозяйка дома. Она здесь! Она вернулась!! Действительно за спиной Ивана и Угрюмов тихо распахнулась потайная дверца и в темноту подвала юркнула Малка, вставшая в угол, куда не падал свет факела.