поняла, что ее сын проиграл этой колдунье с этого первого мгновения и навсегда. Она оказалась права, султан ради Баффо забыл весь свой гарем с десятками одалисок из всех стран земного шара. Это волшебная чаровница подчинила себе внука Солимана навечно. Выросшая в гареме и с детства приученная к рабству, старуха не могла объяснить себе, каким образом женщина может вот так, сразу подчинить себе мужчину вообще и султана в особенности? Предания о Роксолане были еще живы в ее памяти… Но Роксолана, по словам верных людей, была колдунья, с помощью злых духов очаровавшая Солимана Справедливого. А что, если и эта гостья – ведьма?
Султанша-правительница вызвала своих евнухов и чародеев.
– У меня есть подозрения, что новая одалиска ведьма. Мой приказ узнать это! – она махнула рукой.
Весть облетела Сераль с быстротой молнии. К зависти и ненависти, которую питали к Баффо обитательницы султанского дворца, присоединился страх, который нарастал с каждым днем. Когда он разросся до размеров султанского дворца, султанша пошла к сыну. Она тоже знала толк в дворцовых интригах.
– Амурат, – начала старуха, – Любимый мой сын, Блистательный султан и опора правоверных. Ты околдован этой венецианкой.
– Ты выжила из ума на старости лет! – со смехом принял ее султан, – Ее колдовство заключается в ее бездонных глазах, в персиковой коже и алых губах. В ее походке, и в ее руках умеющих делать то, о чем вы все и не слышали никогда. Она не ведьма – она Жрица любви. А вы все завистливые гиены, жрущие падаль жизни!
– Оглянись вокруг, сын мой, – настаивала старая интриганка, – Все кроме тебя видят, что она ведьма. От нее бегут не только люди, но и собаки. При ее появлении смолкают птицы и звереют ласковые кошки. Ни одна женщина не может иметь такой власти над мужчиной как она…
– А Роксолана? Она была больше чем богиня для деда. Он слушал ее во всем…
– Роксолана была Богиня…и это знает каждый, – возразила султанша.
– Значит Баффо богиня тоже, – отпарировал Амурат.
– Роксолана была светлая Богиня, – делая ударение на слове «светлая» настаивала мать, – А потом посмотри, красота твоей новой наложницы, – она упорно не называла Баффо царицей, – Ее красота не вянет и не дурнеет, как будто ей вечные шестнадцать. Даже утром она встает с постели, как будто вышла из горного ручья.
– Хорошо, – задумался Амурат, – Хорошо я займусь этим. Спасибо мать. Но смотри, если ты оговорила ее…. Эй, позвать ко мне начальника тайной стражи!
– Слушаю и повинуюсь, – в покои султана вошел визирь, отвечавший за все тайные дела Великолепной Порты.
– Арестуй служанок венецианки. Пытай. Огнем, водой, клещами. Отдай их янычарам. Скорми медведям из Храма Артемиды, но вырви из них одно. Кто их хозяйка?
– Слушаю и повинуюсь, – визирь ушел.
Служанок Жанны схватили на базаре. Скрутили, потеряв десятка три отборных янычар. Отволокли в пыточную башню и начали пытать огнем. Жанна, узнав об этом сразу, пошла к Амурату. Стражники, заступившие ей дорогу, больше не поднялись с персидского ковра.
– Ты что-то хочешь узнать, султан? – с порога бросила она в лицо Амурату.
– Я хочу узнать кто ты!
– А причем тут мои служанки!? Они будут молчать под любыми пытками! Они мои служанки!! Они Жрицы Артемиды и не бояться боли и истязаний!!!
– Жрицы Артемиды?! – султан хлопнул в ладоши, – Прекратите пытки, – Приказал он вошедшему гонцу, – прекратите пытки и выведите их на арену цирка. Посмотрим, какие они жрицы и как их любит Артемида.
Жанна сидела в ложе рядом с султаном. Вокруг нее стоял десяток янычар из телохранителей самого Амурата. Он опасался ее. Внизу желтела свежим песком арена цирка. В самой середине ее выделялись белоснежными туниками две ее сестры. Едва прикрытые лоскутами ткани их тела резко отличались друг от друга. Смуглое тонкое почти детское тело черноволосой восточной гурии, а рядом белое пышное, но упругое златовласой ее подруги. Они стояли спина к спине и спокойно ждали, что будет дальше. Жанна успокаивала их мысленно, мол, я с вами, все в порядке, дорогие мои подружки.
По знаку султана распахнулись решетки и на арену вальяжно и медленно вышли пять огромных бурых медведей. По их красным глазам и пене падающей с желтых клыков, видно было, что они в ярости. Толпа на трибунах замерла. Звери присели на минуту, увидели белые пятна, под которыми нюхом угадывались живые тела, еда, мясо и огромными скачками двинулись к ним, охватывая добычу со всех сторон, чтобы не дать ей убежать.
– Медведи из Храма Артемиды! – ахнул кто-то.
– Священные медведи Богородицы!!! – прошелестело по трибунам.
Кровавая развязка приближалась с каждым скачком мохнатых великанов.
Еще один прыжок и треск ломаемых костей, и предсмертный крик этих прекрасных жертв закончит страшный спектакль. В этот момент и разнесся над ареной боевой клич вравроний. Он взлетел от желтого песка из двух уст одновременно, слился в победную песнь и остановил храмовых убийц в прыжке. Лохматые чудища, услышали, то, чему их учили с детства. Это был клич хозяек. Клич тех, кто выкормил их молоком из соски, клич тех, кого они должны были защищать даже ценой собственной жизни. Это был зов самой Матери-Природы, против которого бессильна злоба и голод, пинки и науськивание. Медведи сели у ног маленьких хозяек, прикрыв их от врагов своей широкой спиной и оскалив клыки на всех тех вокруг, против которых был подан боевой клич.
Над цирком повисла гробовая тишина.
– Ты говорила, что они Жрицы Артемиды?! – с ужасом переспросил Амурат у венецианки, – Я вижу это! Но кто тогда ты?!
– Я хранительница Портала и послана к тебе Богами! Освободи моих сестер,…если не хочешь, чтобы вслед за медведями сюда пришли вравронии и амазонки!!!
– Слава Жрицам Артемиды!!! Слава враврониям!!! Слава медвежьим родам!!! – на трибунах взорвались криками янычары, причислявшие себя к потомкам берсерков неуязвимого учителя Челубея.
– Еще минута промедления…и янычары прейдут на их сторону! А это бунт! Бунт, который тебе будет некем подавить, потому что против Жриц Богородицы не пойдет никто!!! – подхлестнула султана Жанна.
– Народ! Воины! И все поданные Блистательной Порты! Я султан Амурат – внук Солимана Справедливого и Великолепного объявляю!!! Эти две амазонки доказали свою непричастность к черному чародейству. Они великие Жрицы! – он сделал паузу, – Своей преданностью и бесстрашием они доказали, что хозяйка их, венецианка Баффо, великая Богиня, посланная нам Аллахом для спокойствия нашего!!! Я объявляю ее царицей!!! А впредь она имеет на подвластных нам землях такие же права, что имела Непревзойденная Роксолана – Великая царица и верная подруга деда нашего Солимана Великолепного!!!
Никто не осмелился возразить.
Таким образом, предсказание старой венецианской колдуньи сбылось.
Баффо сделалась царицей и встала на страже Портала, на страже Великих Врат, сменив на этом посту Сибиллу. Ее вознесению на высоту, недостижимую для женщины гарема, кроме красоты, и искусства любви, о которых ходили легенды, но которые так ни разу и не удалось испытать султану, помогали знания Жрицы. В спальне же султана, ее заменили две верных служанки, чем нисколько не разочаровали пресыщенного и сластолюбивого Амурата. Они потакали всем его слабостям, и показали ему в искусстве любви много того, о чем он даже не догадывался. Сама же Жанна была непревзойденной в школе платонического обольщения, предоставив плотские утехи телам своих верных спутниц. Сластолюбие и скупость были главными страстями Амурата. Баффо, неутомимая в нежных своих ласках, при каждом удобном случае стремилась угодить Амурату во второй его страсти – скупости, сокращением каких-нибудь дворцовых расходов, или предложением новых податей, или, наконец, указанием на новый источник казенного дохода. По ее советам количество гаремных одалисок было сокращено на две трети, подарки и денежные награды чиновникам были заменены милостивыми словами и похвальными отзывами из уст повелителя правоверных. Многие должности были упразднены, жалованье войскам – уменьшено. Так до самой смерти Амурат и не познал своей самой прекрасной и самой желанной обитательницы Сераля, надеясь, что в райском саду она заменит ему всех пятьдесят девственниц, обещанных за праведную жизнь. И то, что она сохраняла свою девственность для райских наслаждений там, за чертой этой жизни, исключительно для него Амурата льстило самолюбию султана. Он умирал с мыслью, что всем предназначены там, в Ирии, просто гурии, а ему вечно девственное тело Богини.
С его смертью могущество султанши Баффо не уменьшилось, более того, в лице сына ее Магомета она стала государыней и правительницей империи. Правда досужие базарные языки трепали о том, что султаншу на сносях не видел никто, и что откуда взялся этот юный правитель, взявший себе имя пророка, не знает ни одна живая душа. Но очень скоро досужие языки замолчали, после того как многих нашли с вырезанным орудием сплетен и слухов на груди.
По совету Жанны Магомет ознаменовал восшествие свое на престол удавлением девятнадцати своих сводных братьев и утоплением десяти одалисок, оставшихся после Амурата в интересном положении. Это зверство, по мнению Баффо, было необходимо. Оно устраняло возможность свержения нового султана.
Усыпляя в своем сыне всякое стремление к государственной деятельности пирами, праздниками и ласками его многочисленных наложниц, Баффо управляла империей с умом и тактом, которым мог бы позавидовать любой талантливейший государственный деятель. Она правила. Душила заговоры, казнила непокорных, топила в крови бунты. Она стояла на страже Портала до конца века, пока ее не позвали Боги.
Жанна ушла тихо, так, что никто не заметил. Осмелевшие трепачи на базарах, говорили, что султан сослал свою колдунью в далекий замок в горах, и она умерла в заточении, состарившись и одряхлев. Значит, она не была никакой богиней и Жрицей любви.
Однако на тех же базарах, певцы и поэты рассказывали красивую сказку, про то, как после пропажи из султанского дворца вечно юной венецианки Баффо, в далеком Эфесе к ступеням белоснежного Храма Артемида, что ведут прямо в синие волны ласкового моря, подскакали три всадника. Они спешились и взбежали на ступени Храма. Там, на самом верху, у входа в обитель Богини, они скинули с головы золоченные шлемы и по плечам рассыпались тир водопада великолепных волос: медно-рыжий, черный, как вороново крыло, и золотой, как пшеница в полях. Прохожий крестьянин узнал в них царицу Баффо и ее верных служанок. А храмовые медведи, говорил он, терлись о их ноги как ласковые собачонки. И еще говорил тот крестьянин, что на пороге Храма их встречала сама Артемида в дорогом зеленом хитоне и в золотой диадеме на голове с сияющим изумрудом. Но это были песни и стихи поэтов. Кто ж в них поверит.