– Это что ж они нас собираются в горниле огненном перековывать? И на кого? – она одним вопросом поставила себя вровень со всеми ведьмами мира.
– На покойников! – резко ответил Бернар, – Они собираются устроить охоту на ведьм. Они собираются объявить их вне закона и отправить на костры.
– Тебе Неистовый, негоже не знать, что сестры мои в мир Нави с дымом и жаром костра уходят, чтобы бессмертие получить. Пусть жгут легче жрицам будет домой добраться. В Яви им места больше нет!
– Ты хочешь увести всех жриц Артемиды, всех валькирий…
– Всех! Всех!!! Всех!!! – голос ее взлетел под своды залы.
– Но кто будет беречь рода? Кто будет предсказывать будущее, и хранить законы? Кто будет прясть нити судьбы, и лечить народы? Кто будет пестовать лоно Матери-Природы? Кто будет защищать ее детей: зверей и деревья? – опешил даже плешивый инквизитор.
– Никто! Новые Веры выдумали понятие «грех». Грех – это когда зарождается новая жизнь! Грех – это когда двое любят друг друга! И носителем этого греха сделали женщину. Мать Артемида дарила всем золотые яблоки, как продолжение рода и символ любви, а они обвинили нас женщин, что мы совратили этим плодом мужчину! Новые веры сказали, что сей грех надо искупить своей жизнью! Пусть искупают!!! Когда поймут, что грех в том чтобы женщину скинуть с предназначенного ей Богами пьедестала, тогда мы вернемся! Это я говорю, Сумеречная Дева!
– Но мир расползется под нашими пальцами, как гнилой лоскут! – опять выдохнул маленький инквизитор.
– Стяните его паутиной! Сетью!
– Какой!?
– Золотой! Он, этот мир, любит золото и власть! А золото дает власть! Поэтому он любит золото вдвойне. Стяните его золотой паутиной! А в качестве пауков возьмите их, – ее палец уперся в белые плащи Приоров Сиона, – Они умеют ее плести. Я знаю!
– Так ты говоришь, цель оправдывает средства?! – сквозь зубы спросил плешивый.
– Да! – так же тихо ответила Малка.
– Я понял! Запомни, меня зовут Торквемада.
– Я знаю. И даже знаю твою судьбу.
– Не надо мне ее открывать. Хотя я придерживаюсь другой истины.
– Какой?
– Движение все – конечная цель ничто! Но ты правильно сказала, что мы две стороны одной монеты. Мы – единое целое в своем противоречии. Я преклоняюсь перед тобой Сумеречная Дева. Ты Великая и Ужасная. Ты все! В этом мире. Ты все! Это сказал я, Торквемада генерал Ордена иезуитов.
– И еще, – Малка не заметила, как скинула серый плащ. Она стояла в одеянии жрицы Артемиды с рассыпавшимися по плечам огненно рыжими косами, напоминая всем ту самую ведьму, о которых написано было в этой толстенной книге, – Еще хочу вам напомнить, что на этом пути в будущее наших народов, наших краев и уделов, на этом пути мы все вместе. И, если дети Мараны, делают что-то, то они делают это для общего блага, будь то болезни или мор, – за ее плечом мелькнула неуловимая тень девушки в платье цвета ночного мрака, – Я знаю, что многие из вас не любят маранов и марисков, этих прислужников ночного мрака, но если будет надо, вы поможете им поднять восстания и мятежи против новых вер. И если будет надо по полям наших врагов проскачет Великий Мор и Черная смерть, – при этих словах даже на лице Неистового Бернарда промелькнула легкая тень испуга.
– Ты призываешь нас к войне на истребление, – чуть побледнев, уточнил он, – С кем?
– С самими собой. С собственной совестью и собственной душой. Я хочу, что бы вы не воевали внутри себя, а примерили свои тень и свет, что бы внутри себя вы стали едиными. Только тогда вы сможете противостоять тем, кто делит всех на черных и белых, на добрых и злых. Тем, кто хочет разорвать надвое этот единый, до последнего времени, мир и натравить его друг на друга. Идите и уничтожьте их всех. Если жалость проникнет в ваши сердца, она убьет этот мир. Огнем и мечом!
– Огнем и мечом! – повторил Бернард.
– Огнем и мечом! – эхом поддержал Торквемада.
– Огнем и мечом! – отскочило от серых стен и рассыпалось по зале.
– Огнем и мечом!!! – понесли по дорогам Вселенной серые тени, бурые капуцины, разноцветные скоморохи, черно-белые нищенствующие монахи и гордые, закованные в броню рыцари.
– Огнем и мечом, – шелестели приговоры Вехма.
Глава 6Уход
Живые борются…
А живы только те,
Чье сердце предано возвышенной мечте.
Малка сидела в своей светелке, обхватив голову руками. Перед ней на дубовом ларе лежал, затянутый в свиную кожу с серебряными застежками, фолиант. По толстой коже замысловатой вязью нового языка было выведено золотыми буквами «Malleus Maleficarum».
– Молот ведьм, молот ведьм, молот ведьм, – монотонно повторяла Малка, глядя на эти тускло мерцающие в ровном свете горящих плошек, буквы, – И буквицы золотом. Это мне послание и намек. И язык какой-то противный. Как они его назвали? А вспомнила. Латынь. Почему так? И народов таких и племен не было. Латины? Может от лат? Мол, латы такие языковые надеть. От нас, старых вер и старых родов. Латынь? То есть броня, латы…. Тьфу ты, сам черт ногу сломит, что там у них в головах творится! И слов наплодили на языке этом. Что не слово, то перевертыш. Не рождение, а перерождение – ренессанс. Не создание, пересоздание – реформация. Не братство, а перебратство – религия. Даже не война, а перевойна – реконкиста, – она опять сплюнула, – Сами, что ничего: не родить, не создать, не собрать, даже воевать, не могут что ли? Все надо переиначить, перелицевать, наизнанку вывернуть, – она взяла книгу, взвесила ее на руке, молча полистала и вдруг зло швырнула в угол, – Все! Это мне весточка. Пора, – звонко свистнула. Появившейся на пороге сестре, коротко сказала, – Собирай всех сестер и жриц. Всех!
– Всех!? – оторопело переспросила монашка.
– Всех наших! Здесь место не хватит, в Нави соберемся!
– В Нави? – еще больше растерявшись, опять переспросила монашка.
– Собирай!!! – не сдержавшись, рявкнула Малка и в глазах ее разлилась могильная чернота.
Монашка была права. Малка даже не представляла, сколько сестер было рассеяно по белу свету. Теперь все они, даже не все, а те, кто был на Руси, собирались по ее призыву. Она вовремя поняла свою ошибку и открыла Врата в Навь, превратив свою маленькую зеленую полянку на берегу Лебяжьего пруда в огромное изумрудное поле.
Сама она в одеянии Царевны-Лебедя расположилась на кургане посреди него, воссев на величественный трон, с высоты которого обозревала своих подруг.
– Пожалуй, наш Собор почище их Супремы будет, – с удовлетворением подумала она, но тут же отдернула себя, – Чего это меня гордыня гложет.
Поле заполнялось белыми и зелеными хитонами. Сестры пришли по старым правилам в одеяниях прислужниц Артемиды. Они, как и монахи на сборище инквизиторов кучковались меж своих. Малка различала, что большую часть поля заняли берегини, дисы, как называли их полабы, матери рода, охранительницы. Они были терпеливы и добры к своим родам, как матери к детям, и дети любили их, как любые дети любят своих матерей. Они не слушались их, делали по-своему, но тут же бежали к ним и тыкались в их теплые колени, когда их кто-то бил или несправедливо наказывал. Руки берегинь пахли материнским молоком, и они все прощали своим неразумным чадам. Среди них Малка уверенно узнавала личных берегинь, какой она когда-то была у Андрея Боголюбского. Защитниц героев и воинов. Ангелов-хранителей, как называют их теперь, в белоснежных одеждах. Все берегини были в белых одеждах, но у этих они просто сияли белизной. Берегини о чем-то шептались меж собой, наверно решали, зачем их оторвали от их детей, которые без догляду могут натворить много разных шалостей. Поэтому их нельзя оставлять одних, драчливых и плаксивых, гордых и жадных, но своих, тех, кто чтит своих праматерей и отмечет праздники в их честь, тех, кто просит их заступиться за своих детей перед Богами, когда нашкодят по глупости.
Чуть в стороне на изумрудной траве поля, еще более изумрудным пятном, выделялись одежды ведуний, лесных Жриц Артемиды, весталок, ящериц, знающих будущее и прячущих свои знания внутри себя. Они стояли спокойно, зная все заранее и давно ожидая этот день. Малка мысленно поблагодарила их за молчание и получила в ответ удивленно вскинутые ресницы.
– А как же иначе! – кажется говорил этот жест, – Мы же весталки, мы же клятву давали на алтаре!
– Зачтется, – так же мысленно ответила Сумеречная Дева, – Милые вы мои девы-предвестницы, – она помнила, что весталка могла отдергивать завесу времени, только пока оставалась девой. Родив, она теряла дар.
Чуть в стороне от них, да пожалуй, и ото всех. То ли они сами сторонились других сестер, то ли сестры их. Стояли норны в своих белоснежных хитонах с ярко красными поясами, перетянувшими их точеные талии. Пояс этот подчеркивал родство норн с Ариниями Богинями мщения, и это-то родство и было причиной того, что их немного сторонились. Да впрочем и сами норны, прядущие нити судьбы всем, в том числе и нежити, и сестрам, не вызывали у всех большой любви, но они мало обращали на это внимание. Они делали свою работу спокойно и хладнокровно. Не они выбирают время оборвать нить, а с Богами не спорят.
Рядом с норнами, принимая их как должное, стояли валькирии. Девы-воины, забирающие героев в Вальхаллу, дарующие им вечную жизнь, знали тяжесть Доли, выполнять судьбу, поэтому дружили с норнами. Их серебряные брони ярко сияли в лучах солнца. В этот день они позволили себе скинуть с головы тяжелые шеломы и распустить косы, обычно заплетенные в тугие, похожие на канаты, жгуты, уложенные под шеломом в подобие короны. К валькириям жались, внутренне надеясь на их защиту Жрицы Забвения. Нежные, умелые. Это они уводили воев после битвы от лязга оружия и стона умирающих в изумрудные поля жизни и там собой, своими телами и своими горячими устами, возвращали их к жизни. Валькирии любили их, за их нежность, за их бескорыстие и за их жажду жизни. Они были двумя сторонами войны. Валькирии – обещанием славы. Жрицы Забвения – началом жизни.