– Жорик, он не может громче, – справедливо заметил один из помощников. – Он сейчас коньки отбросит. Потеря крови и все такое.
– Заткнись, сам вижу. – Жора приблизился – с некоторой, однако, опаской, впрочем, не за себя, а за рубашку, он умудрился сохранить ее в девственной чистоте.
Слон снова что-то шепнул, и опять Жора ничего не услышал. Жора наклонил свое правое ухо ко рту Слона и услышал:
– Кровь…
– Чего?! Говори ясней! – «Пароль, что ли? – лихорадочно пронеслось у Жоры в голове. – Надо сказать „кровь“, чтоб впустили? Куда?»
– Кровь… какая… группа…
– Чего? – опешил Жора. – У кого это?
– У… тебя…
– Дэк это… Первая. А что?
– Резус…
– Ну положительный, как у всех. Да в чем дело-то?!
Помощники тоже склонили головы, стараясь не упустить ни звука.
– У меня тоже… Какое совпадение…
– Ты это… издеваешься? – мелькнуло у Жоры страшное подозрение.
– Будем братьями по крови. – И в тот же миг вконец, казалось, обессиленный Слон впился зубами в Жорино ухо.
– А-аааа!!! – Жора вопил с такой оперной силой, какую сам не мог в себе заподозрить.
Помощники его остолбенели и не знали, что предпринять. Жора пинал Слона всем чем мог, но тот вцепился в ухо как бульдог. Жора наконец вытащил пистолет и нажал на собачку, не отпуская ее, пока не разрядил обойму. Уже мертвый, Слон зубов так и не разжал, но Жора вдруг почувствовал, что его больше ничто не держит. Он с ужасом притронулся к голове с правой стороны и ничего не почувствовал. То есть он по-прежнему ощущал сильную боль, а не чувствовал он никаких выпуклостей, голова справа была почти ровной, словно ухо начало было там расти, да и передумало. И Жора, сообразив наконец, что большая его часть осталась в зубах Слона, потерял сознание и упал своей белой рубашкой на залитый кровью цементный пол.
Я пытался размышлять, где же я просчитался, где прокололся? По всему выходило, что нигде и везде одновременно – когда связался с Альбиной. Вот мой главный и единственный прокол. Теперь у нее Жорик на коротком поводке. А может, не только теперь, может, все время был. Тогда это совсем нехорошо, хотя уже ничего не изменишь. Я Альбине не нужен, ей нужна Маша, чтобы убедить мужа в собственной смерти. Возникает закономерный вопрос: если уж она объявила мужу такую войну, зачем продолжать пытаться пудрить ему мозги? И если у нее Жорик под каблуком (тот самый Жорик, которому Босс по-прежнему доверяет), то не проще ли поступить иначе? Сумеет ли она убедить в этом Жорика? И пойдет ли он против хозяина в открытую? Едва ли, кишка тонка. Одно можно утверждать наверняка – рано или поздно меня найдут. Пусть лучше – рано. Я к этому готов. И я этого хочу. Что можно сделать в такой ситуации? Прежде всего вот что.
Я взял телефон, набрал несколько цифр, потом вспомнил, что это аппарат Слона, незачем его засвечивать. А у меня еще есть мобила водителя Гены, очень даже кстати. И я позвонил Боссу. Он отозвался не сразу. Не стал валять дурака, делая вид, что не понимает, кто позвонил. Босс – серьезный мужчина, у него нет времени для шуток. И он сказал:
– Я сейчас не могу с тобой говорить. Это неподходящее время для беседы. И… – тут возникла странная пауза, -…и место, – наконец закончил он. – Твой номер определился, я перезвоню.
Так он и сделал, примерно полчаса спустя.
– Вы сказали странную вещь, – заметил я. – Обычно по телефону не говорят, что это неподходящее место для разговора.
– Я был в церкви, – коротко сказал он. – В храме Ильи Пророка на Ильинке.
Я подумал, что ослышался. По мне, церковь – это последнее место, где можно было представить себе Босса.
– Согласись, – продолжил Босс, – это несколько неподходящее место для нашей дружеской беседы – наемного убийцы и его заказчика.
То, конечно, был Босс. Все, как всегда, называется своими именами. И плевать он хотел на то, что это телефонный разговор. Если надо, у него будет двадцать пять свидетелей, что в это время он охотился на аллигатора в излучине Нила. Включая самого аллигатора.
– У меня были затруднения со здоровьем, – сказал я.
– Я слышал об этом.
– Я сегодня много размышлял над сложившейся ситуацией. – Тут нужно выдержать паузу – для придания словам дополнительного веса: – Я верну вам то, что она украла.
Босс молчал.
– И это ничего не будет стоить. И еще кое-что. Жора спутался с Альбиной, теперь они заодно.
– Забавно, что ты это сказал, – наконец отреагировал Босс.
– Почему?
– Потому что он мне про тебя то же самое говорит. Очень забавно.
– Говорит? Он сейчас рядом с вами? – почти обрадовался я. – Можно дать ему трубочку?
– Его нет, – сухо ответил Босс.
– Жаль. Значит, я у вас на подозрении. Но заметьте, что я ведь мог уйти и не появляться больше.
– Это, между прочим, еще не поздно сделать, – заметил Босс. Что-то необычное мне послышалось в его словах. Неужели он это искренне говорит?! – Знаешь, почему я сказал, что это было неподходящее место для разговора? Я венчался Альбиной в этой церкви, на Ильинке.
– Я думал, Альбина – мусульманка.
– Тогда еще не была. Прощай, мне пора ехать на службу. – И он повесил трубку.
Я подумал и перекрестился. Подумать только, Босс идет на службу! Это всегда меня забавляло. Как какой-нибудь примерный госслужащий. Но на службу ли? Что-то мне подсказывало, что Альбина опять тянет с него деньги.
У трехэтажного особняка на Николиной Горе тихо остановился темно-синий «Мерседес-320». В нем сидели двое мужчин, которые не спешили выходить, хотя в окне уже замаячил хозяин дома, выказывавший все признаки нетерпения. Один из пассажиров, азиатской наружности, в двубортном костюме, говорил другому, слушавшему его если не подобострастно, то с величайшим вниманием на лице, какое можно увидеть только у ваших личных врачей или юристов – словом у тех, кто зарабатывает на вас деньги ежеминутно:
– Как, ты говоришь, называется компания, которая его обслуживает? – сказал мужчина азиатской наружности в двубортном костюме.
Адвокат развернул для своего клиента кожаную папку, которую держал на коленях:
– Вот.
Азиат уважительно покивал.
– Здесь он получает наличные. Судя по бухгалтерским книгам, которые он нам предоставил, получает немало.
– Что еще у него есть для меня? – спросил Азиат.
– Дом заложен. Но есть два бутика.
– Так он все-таки все еще богат, а? – с удовлетворением пробормотал Азиат.
– Один из магазинов принадлежит его жене. – Еще тысяч на триста разных акций и…
Азиат отобрал папку:
– Где здесь неудачные компании? Ладно, не показывай сейчас, значит, так, их выбросить, остальные подсчитать. Этого почти достаточно. И вот что, ты сразу перейди к итоговой сумме.
В библиотеке он сказал хозяину дома:
– Кое-кто опасается, что ты потерял контроль.
– Кто именно? Ты?
– Я.
– Ты дашь мне деньги или нет? – хмуро спросил Босс, уставясь на свои сжатые кулаки.
– Ты уверен, что это уже действительно будет конец истории?
– Да.
– И ты сможешь вернуть диск?
– Да!
– И я наконец его получу?
– Да!!
– И это произойдет в самое ближайшее время?
– Да!!!
Азиат посмотрел на своего адвоката, и тот, как пасьянс, принялся раскладывать документы на столе.
– Похоже, Альбина нас всех удивила, – заметил Азиат, пока его собеседник читал бумаги. – Я думаю, когда все успокоится, тебе нужно будет немного, как это говорят в России, отпустить поводья и полегче вести дела.
Босс подумал, что еще неизвестно, что станет с этими деньгами делать. Может, положит их в «дипломат» и рванет куда подальше. В сущности, он даже ничего таким образом не украдет. Азиату останется его заложенное имущество… Как он устал от них ото всех – от психованной своей жены, от этого умалишенного шиита, от дегенерата Жоры…
– Со своей женой я разберусь сам, – сказал Босс.
– Конечно-конечно, кто же спорит, – улыбнулся Азиат. – Хватит читать, подписывай, дорогой. А пока что она снова требует денег, не так ли?
После отъезда Азиата Босс вызвал Жору. Жора, пошатываясь, появился сорок минут спустя. Он только-только начал приходить в себя. На голове у него была бейсболка, немного скрадывающая повязку.
Они пошли на кухню. Босс достал из холодильника бутылку лимонной «Смирновской», налил две стопки. Жора потянулся было за банкой с маринованными огурчиками, но Босс покачал головой и поставил в СВЧ-печку подогреть кокотницы с жюльенами.
– Как говорил профессор Преображенский, холодными закусками, Жора, закусывают только недорезанные большевиками буржуи. Улавливаешь?
Жюльены подогрелись. Выпили. Закусили. Хорошо, подумал Жора и сказал:
– Преображенский – это ваш знакомый? Что-то не припомню.
Босс вздохнул, покачал головой. Потом налил еще по одной.
– Что мне в тебе нравится, Жора, так это… да все мне в тебе нравится, Жора! Слушай тост. По бурной горной реке плывет черепаха, а на черепахе – змея. Змея думает: «Сбросит – укушу». Черепаха думает: «Укусит – сброшу». Так выпьем же за женскую дружбу, которая позволяет нашим дорогим женщинам преодолеть любые препятствия.
Выпили. Закусили.
– Наливай еще. Автобус нужно обходить спереди, трамвай сзади, а женщину нужно обходить со всех сторон. Мой тост – за обходительных мужчин!
Снова выпили. Закусили.
Жора только молчал и удивлялся. К чему это все?
Наконец Босс убрал бутылку в холодильник, а когда повернулся, в руке его был пистолет, ствол его смотрел Жоре в лоб.
Вальтер, подумал Жора. Не очень современно, зато надежно. Автоматический, восьмизарядный, калибр девять миллиметров.
Жора попытался сфокусировать свой взгляд на черной дырочке, откуда на него повеяло могильным холодом. Кажется, хана. И какая тебе разница, Жорик, из какой пушки тебя ухайдакают?
Босс тщательно вытер рукоятку и протянул пистолет. Жора с немалым облегчением спрятал оружие. Велико было желание проверить, не пуста ли обойма, но не сейчас, конечно. Сейчас не до жиру, быть бы живу…