Заключительные ритуалы прошли как во сне. Тесей тоже казался смятенным, хотя его глаза оставались, как всегда, холодными. После всех ритуалов я бросилась к родителям. Почти бегом кинулась к папе, но была перехвачена мамой. Я думала, она отчитает меня напоследок за то, что бегаю как ребенок, или снова станет наставлять, как подобает вести себя принцессе в иноземном дворце. Вместо этого мама прижала меня к своей груди, и я несколько мгновений слушала, как стучит ее сердце. Отстранившись же, она сдержанно поцеловала меня в лоб и удалилась.
После прощания с мамой подошел папа. Он притянул меня к себе и обнял так крепко, что я ощутила аромат масел, которыми он разглаживал бороду. Он обнимал меня так только в детстве, и мне хотелось прижаться к нему и как можно дольше не отпускать. Папа нагнулся к моему уху. Любой подумал бы, что он шепчет мне на ухо нежности или говорит, как сильно будет скучать. Я ожидала того же. Однако папа сказал совершенно другое:
– Федра, я знаю, ты в ярости. Но держи себя в руках, пока будешь в Афинах.
Я попыталась отстраниться, но он не отпустил меня.
– Хорошо, – шепнула в ответ. – Разве я когда-либо была несдержанна?
Отец продолжил, словно я ничего не говорила:
– Ты знаешь, что не можешь бросить вызов Тесею, не навредив Криту, не изобличив свою мать. Ты понимаешь меня, Федра?
Мне хотелось плакать. Я была любимицей папы. Мы с Ариадной шутили на этот счет: она – двойник нашей мамы, а я – золотая девочка, не совершающая промахов и ошибок. Я не сделала ничего дурного, а папа говорит со мной так, будто сделала.
– Не забывай: ты прежде всего принцесса Крита, – закончил он, коснувшись горячим дыханием моей шеи.
– Да, отец, – пробормотала я, ожидая, что он меня отпустит.
Он и отпустил. Его лицо омрачало беспокойство. Прожитые годы оставили на лбу папы след из глубоких морщин. Еще пару недель назад их не было.
– Надеюсь, тебе ничто не грозит.
Ранее он положил в мой сундук подарок – небольшой двухлезвийный топор, замотанный в ткань. Я тогда улыбнулась, вспомнив о наших с сестрой давних детских тренировках, когда мы учились владеть учебными топорами с тупыми лезвиями, вращая их в руках и постоянно роняя на ноги. Однако папа в тот момент был столь же серьезен, как и сейчас.
– Надеюсь, тебе не придется воспользоваться им, дочь Крита, – сказал он.
Свадебные ритуалы завершились – по крайней мере, насколько это возможно. Меня сопроводили на корабль Тесея и показали, на какую скамью присесть. Я дрожала. От соленой воды кожу рук и ног щипало. Кто-то накинул на меня покрывало. Мой взгляд был устремлен на берег. Я очень редко покидала дворцовый комплекс, а уж Крит – никогда. Теперь же отплываю на корабле в чужие земли. Я безотрывно смотрела на дворец, пытаясь навечно запечатлеть в памяти его образ, но вид снаружи лишь напоминал о том, что я сама теперь чужачка. Дворец воспринимался мной как единое целое, но отсюда, с корабля, я заметила, что он представляет собой комплекс строений, плавно переходящих одно в другое. Скрепя сердце я поняла, что он аккуратен, но не роскошен, не прекрасен так, как прекрасны росписи и фрески внутри него. Неужели он был столь упорядоченным и пропорциональным, когда я ходила по его извилистым коридорам? Где расположена наша с Ариадной комната? Я начала считать окна, но запуталась в направлениях и, когда сочла, что нашла свою спальню, и с тоской уставилась на нее, осознала: это не она – окна слишком большие.
В моей свите сопровождения должны были быть несколько человек, включая несчастную прыгунью, но я видела, что Тесей разговаривал с моим отцом, и услышала четкое: «Места нет». Папа кивнул, сдавшись и поникнув плечами.
– Ее свита может прибыть позже. Но ее должна сопровождать хотя бы одна служанка, Тесей. Никак иначе.
Тесей нахмурился, словно собираясь возразить, затем пожал плечами и согласился. К кораблю направилась моя верная и давняя служанка Энея, но внезапно на берег вышла мама: посвежевшая, с обновленной краской на лице. Она схватила Энею за руку. Произошедший между ними разговор я не слышала, но после него девушка развернулась и пошла прочь, а вместо нее появилась самая старая служанка мамы, Кандакия.
У меня упало сердце. У этой женщины нет своих детей. Она всего на пару лет старше мамы и всегда прислуживала исключительно ей. Кандакии никогда не было дела до нас с Ариадной, что теперь мне кажется довольно странным. Нам с сестрой прислуживали разные девушки, и ни одной из них не удавалось контролировать Ариадну. Никого из них мне в сопровождение тоже не хотелось, но я предпочла бы служанку, близкую мне по возрасту, как Энея. Не представляю, как буду делиться впечатлениями об афинском дворе со старой Кандакией. За глаза, не при ней и не при маме, Ариадна звала ее «Кислолицей».
Кандакию проводили на борт и усадили рядом со мной. Она молча, с упреком в глазах уставилась на мою маму. Наши пожитки бросили в трюм. Затем мы подняли якорь и отплыли. Для меня начиналась новая жизнь.
В задней части корабля было холодно, поэтому мы с Кандакией неохотно жались друг к дружке в поисках тепла. От нее пахло оливками и козьим сыром. От меня несло морской водой. Никто из нас не заговаривал. Немного обсохнув, я поделилась с Кандакией покрывалом, и она молча укрылась им.
На корабле царила суета, мужчины управляли парусами и веслами. На нас не обращали внимания. Я поискала взглядом девушку, с которой общалась, когда трибуты только прибыли, она еще сама нашла выход из лабиринта. Мне пришла глупая мысль, что мы могли бы подружиться. Или, что лучше, она стала бы моей личной служанкой. Но ее не было видно. Мимо прошел один из бывших трибутов, и я вцепилась в его рукав.
– Где та девушка?
Он непонимающе смотрел на меня, и я с досадой поняла, что не знаю ее имени.
– Которая была со мной, когда я выводила вас из лабиринта?
Его глаза потемнели.
– Не знаю, – буркнул он, пытаясь высвободиться.
– А я думаю, знаешь, – насколько возможно царственно произнесла я, подражая маме.
Он лихорадочно замотал головой.
– Не знаю. Она…
Я кивнула, призывая его продолжить.
– Она чем-то разозлила Тесея. Не знаю чем. Никто не видел ее после того, как мы отплыли в Афины.
Я бы не остановилась на этом, но он поспешил сбежать, и больше никто не рискнул проходить рядом с нами. Сначала я смотрела на воду, на танцующие по ней ослепительные солнечные блики, на пенные брызги у борта, но потом и это надоело.
Должно быть, я уснула, поскольку в следующий миг оказалось, что со мной на скамье сидят уже две женщины, а не одна. Приглядевшись ко второй, я не поверила своим глазам. Она выглядела счастливой и здоровой, загоревшей и с веснушками на лице.
– Ариадна? Что ты здесь делаешь? – Надеюсь, прозвучало радостно. Сердце стиснуло неприятное чувство. Я понимала: если Ариадна здесь, то моего присутствия больше не требуется. Тесею нужна одна невеста, а не две, и поначалу он выбрал сестру.
– Пришла повидаться с тобой, конечно же. Боги мои, это кто, Кандакия? Она храпит как бык. – Ариадна улыбнулась и взяла меня за руку. Ее прикосновение оказалось очень даже реальным, ощутимым физически, а не призрачным.
Я скосила глаза на служанку. Она и правда похрапывала, пыхтя на выдохах.
– Не переживай, Федра, я здесь не для того, чтобы украсть твоего красивого принца. Однажды я уже совершила эту ошибку. Теперь он полностью твой. Впрочем, как и любой другой женщины.
– О чем ты? О какой ошибке говоришь? Ты ведь ушла с Дионисом.
Сестра расхохоталась, откинув голову и не заботясь о том, что ее услышат. В ее смехе проскальзывали злые нотки, словно она смеялась надо мной.
– Ох, малышка, не верь всему, что тебе говорят. – Она снова откинула голову назад, и на этот раз я увидела на ее загорелой шее отпечатки пальцев.
– Ариадна, что с тобой случилось? Ты… – Слова не шли с языка. Я не могла произнести этого, когда она сидит рядом, прижавшись своим бедром к моему. Когда ее волосы длиннее моих и сияют на солнце. Когда ее кожа загорела и здорова. Когда она выглядит такой живой.
– Не волнуйся за меня. Время волноваться за себя саму. – Сестра улыбнулась знакомой лукавой улыбкой.
– Я знаю, что должна быть осторожной в Афинском дворце. Все это твердят.
Ариадна фыркнула.
– Хочешь строить из себя всезнайку – дело твое. Но я здесь не для того, чтобы предупреждать тебя об афинской знати. Я туда так и не добралась, забыла? Я пришла предупредить тебя о Тесее.
– О Тесее? Почему? – Я смотрела на нее, но она смотрела прямо перед собой.
– Просто будь осторожна, малышка.
Рядом всхрапнула Кандакия. Я перевела взгляд на нее. Еще спит. Вернула взгляд к сестре и увидела, что ее больше нет, а к моему бедру прижато не ее бедро, а куча корабельных веревок.
Я моргнула. Судя по всему, я проснулась. Но почему тогда не чувствую, что спала? Ариадна теперь – спутница бога. У меня было видение? Вспомнились темные отпечатки пальцев на ее шее, и в горле встал ком. Это сон, точно сон.
Меня потрясывало. Обхватив себя руками, чтобы унять дрожь, я вслушивалась в окружающие звуки: крики чаек, плеск волн, ровное дыхание Кандакии. Я прикрыла веки, но перед внутренним взором по-прежнему стояла шея Ариадны. Раздались шаги. Словно по наитию я не стала открывать глаза, а прислушалась. Рядом тихо переговаривались двое мужчин.
– У нас есть белые паруса, мой господин. Лежат под палубой.
– Это так. И мы обещали сменить паруса, если наша миссия завершится успешно.
– Обещали.
Я замерла. Голоса первого говорящего я не узнала, но второй был мне знаком – тот, к которому обратились «мой господин». Это Тесей, мой супруг.
– В море у нас предостаточно хлопот. И наша первоочередная задача – держать корабль на плаву, чтобы все благополучно добрались до земли. Ты понимаешь меня, Пирифой?
Пирифой, капитан корабля. Единственный мужчина на борту, который может сравниться с Тесеем в росте и жилистости.