Да, большего и желать бы было нечего, если бы не прикованная к кровати принцесса. Мы в Афинах не проповедуем пацифизм, так что жестокость ее действий меня ничуть не тревожила. В конце концов, не Ипполит ли первым бросил ее умирать? И все же внутренний голос мучительно твердил, что запустил цепочку событий я, а заплатит за это невинная молодая женщина. И в какой-то момент, сам даже не понял, когда именно, я начал строить план ее спасения.
В городе ей оставаться нельзя. Тесей убьет ее при первой же возможности. Удивительно, что он еще этого не сделал. Видно, скорбит пока, да и слухи расползлись, будто он хочет забрать ребенка Федры как последнее напоминание об Ипполите. Жутковатое напоминание. Впрочем, у меня нет своих детей и мне неведомы связанные с ними чувства. Вернуть принцессу на Крит? Разум сразу нашел причины, почему эта идея плоха. Федра потеряет лицо, вернувшись падшей женщиной и убийцей. Возможно, ее отец сочтет должным развязать с Афинами войну. Войну, которую афиняне почти наверняка проиграют. Каким государственным деятелем я буду, если не предотвращу потерю жизни множества соотечественников?
Но если не на Крит, то куда отправиться Федре? Фивы в настоящее время погрязли в хаосе. Принцессе, скорее всего, удастся попасть туда незамеченной, но это царство – неподходящее место для молодой женщины в ее положении. После всего пережитого ей нужен тихий, спокойный уголок, где она будет анонимно жить и растить дитя.
К примеру, мой сельский дом, скрытый от посторонних глаз, но расположенный в достаточной близости от Афин, куда можно без труда добраться.
Стоило этой мысли посетить меня, как она тут же и укоренилась. Я могу представить Федру своей племянницей, а ее ребенка – внучатым племянником и наследником моего состояния. (Я почему-то решил, – пришло вдруг в голову, – что ребенок будет мальчиком. Казалось неизбежным, что неправедно зачатое дитя унаследует что-то значимое.)
Нужно убедить Федру в разумности моего плана. У меня получится увезти ее из дворца тайком, но удержать без ее согласия – вряд ли. Более того, я не хочу, чтобы она была пленницей в моем доме и из темницы Тесея попала в мою. Мне хочется, чтобы она была счастлива. Воображение уже рисовало картины того, как Федра сидит под деревом и любуется играющим мальчиком, а я с добродушной улыбкой наблюдаю за ними.
Придется убедить ее, что любой другой план действий – безрассудство и глупость. Медею удалось поразительно легко убедить. Даже не пришлось идти к Тесею. Стоило намекнуть на это, и она сразу согласилась сотрудничать со мной и сделать кузине от лица Тесея предложение, которое та никогда не примет.
С Тесеем я не говорил. С ним никто не говорил. Он погрузился в глубокую скорбь, велев, чтобы его никто не беспокоил. Но Медея этого не знала. Я понятия не имел, насколько умело она лжет, поэтому посчитал лучшим, чтобы она говорила то, что считает правдой.
Все прошло так, как я и рассчитывал. Медея предложила Федре неприглядную сделку, на которую та не согласилась. Я подготовил Медее корабль, опять же без ведома Тесея, чего колдунье знать ни к чему. Безопасный путь ей обеспечит не царское имя, а деньги. Нарисованные воображением картины вот-вот могли стать явью, и я, взволнованный и радостный, не желал, чтобы этому кто-либо помешал.
Я уже собирался навестить Федру, но был вызван Тесеем. Царем, хотя я его таковым никогда не считал. Теперь придется. Он наденет царское облачение, и я буду служить ему советником до самой своей смерти.
Я вошел в опочивальню Тесея – почти пустую комнату без особых удобств. На самом деле поразительно, насколько она напоминала комнаты, отведенные Федре. В случае с Тесеем такая лишенная комфорта простота, видимо, исходила из его желания сосредоточиться на главной задаче.
– Господин, – склонил я голову, стараясь не выдать голосом тревоги.
Тесей, жилистый и мускулистый мужчина, исхудал, превратившись в тень. Его скулы обострились, глаза впали, длинные волосы поседели. Я смотрел на него, дивясь, со странными мыслями: может, я опоздал и он мертв?
– Трифон, – промолвил Тесей, – советник моего отца.
Не самое многообещающее начало разговора. Тем не менее я кивнул.
– Ты был сообща с этой женщиной. Не отрицай этого, – добавил он, подняв палец.
Я и не собирался.
– Вы говорите о своей жене?
Тесей закрыл глаза.
– Как я ввязался во все это? Думал, в этот раз сделаю все правильно. Я размышлял над ошибками, что совершил в прошлом в отношении матери Ипполита и сестры Федры. Самая большая из них заключалась в том, что я обращался с принцессами как со своей собственностью. Решил, что теперь будет по-другому. Мне нужна заложница, но я буду обращаться с ней должным образом. Возьму ее в жены. Привезу в Афины. Отведу ей собственные покои и не буду докучать нежелательным вниманием. В конце концов, для удовлетворения потребностей есть служанки. И посмотри, чем она мне отплатила.
Тесей раскрыл веки и уставился на меня. Я хранил молчание.
– Ты слышал, что случилось в день нашей свадьбы? Ну разумеется, слышал, у тебя везде уши. Девушка, юнее даже моего сына, должна была перепрыгнуть через быка, который, верно, был раза в два выше меня и размером с эту комнату. Она насадилась на его рога. Клянусь богами, это вызвало жуткий переполох. Критяне увидели в происшедшем плохое знамение. Я же лишь задавался вопросом: почему мы позволяем молодежи уничтожать себя таким образом? Они еще дети, но мы-то взрослые, Трифон. Мы-то взрослые.
Он вздохнул. Я по-прежнему молчал. Это – представление для меня, заготовленная речь.
– Молчишь? Хорошо. Ты закоренелый монархист, Трифон?
– Я верен своему царю, – осторожно отозвался я, прощупывая почву и пытаясь понять, какой ответ Тесей хочет услышать.
– А если твой царь желает перестать быть всемогущим владыкой? Тогда чему или кому ты будешь верен, Трифон? Ты был верен моему отцу, когда он покончил с собой, оставив царство в руках подростка, Ипполита?
Я опустил взгляд, не проронив ни слова. Знал бы Тесей, что впервые на моей памяти вел себя сейчас как самый настоящий царь. Его отец частенько упрекал меня в такой же манере. Прерогатива царей. И потом, пусть говорит, быстрее дойдет до сути.
И точно.
– Ты видел ее? – вздохнув, спросил Тесей. – Федру?
– Нет, господин, не видел, – ответил я на прямой вопрос.
На его лице отразилось удивление.
– Я надеялся, ты расскажешь мне, в каком она состоянии. Впрочем, ладно. Скажи, советник царя, как мне с ней поступить?
Я помолчал, тщательно подбирая слова. С какой целью он задал мне этот вопрос? Чтобы оценить мою мудрость или чтобы посмотреть, кому я верен? Держа возможные варианты в уме, я счел за лучшее ответить честно.
– Вы должны предложить ей легкую смерть. Вы, безусловно, должны ее наказать, но она все еще ваша жена. И женщина.
– Она примет это предложение? Я так понимаю, ты говоришь о яде из болиголова или иного растения?
– Именно так. Думаю, примет. Она глубоко несчастна, и ее можно убедить в необходимости такого решения.
Тесей повернулся на постели и уставился в пространство, в никуда. Когда он снова оборотился ко мне, взгляд его был безжизненным. Похоже, ход его мыслей изменился.
– У тебя ведь нет детей, Трифон?
– Нет, – резковато сказал я. Уже подустал отвечать на этот вопрос и не понимал, почему всех так волнует моя бездетность.
– Сейчас ты считаешь меня слабым – человеком, которого лишили самого дорогого. Думаешь, что я слаб и что твоя битва окончена. Не будет больше никакого суда и возможности сделать все правильно и справедливо. Я жажду мести, а не справедливости. Эта женщина убила того, кем я дорожил больше всего на свете. Я воззову к богам, эриниям, богиням мщения и всем известным мне духам – добрым и плохим – и узрю ее мертвой. – Тесей приподнялся и сел на краю постели. – Думаешь, она убила юного бездельника, дурачившегося и разъезжавшего на лошадях, от которого при дворе было мало толку? Но ты не его отец. Она убила не только юношу. Она убила младенца, которого я баюкал на руках чуть дыша, боясь разбудить. Она убила мужчину, которым он мог стать – кем бы ни стал. Я по-отцовски пытливо наблюдал за ним, гадая, кем он будет. Прославится мастерством верховой езды? Будет искать приключений с Гераклом? Станет Гераклом своего поколения? Остепенится и будет править Афинами вместе со мной? Столько возможных судеб! И она все уничтожила.
Теперь Тесей стоял, нависнув надо мной. Я не позволил дрогнуть на лице ни единому мускулу. Ни за что не выкажу страха.
– Для тебя случившееся – победа. Демократия мертва, радуешься ты со своими приспешниками. Тесей по-царски покарает женщину, убившую его сына. Мой мальчик, мой малыш, мой сын ничего для вас не значит. Он лишь инструмент, что ослабит меня и подчинит вашей воле. И ты прав, Трифон. Я слаб. Федру казнят без суда, без голосования присяжных судей, по одному моему приказу, потому что я могу его отдать. Но я вновь стану сильным. Мне больше нечего терять. И, когда буду готов, целиком и полностью посвящу себя установлению демократии – политической системы, при которой все мужчины будут обладать правом голоса и такие продажные советники, как ты, лишатся выгоды и перестанут жиреть, играя на тщеславии и нерешительности таких слабых царей, как мой отец.
Я клонился назад, инстинктивно пытаясь отодвинуться от Тесея, не сходя при этом с места. Мы смотрели друг на друга: царь и его подданный, безумец и разумный человек. Его глаза блестели, и я свои на секунду отвел, не в силах терпеть этот ненормальный взгляд.
– Мой господин, – произнес я, – вы царь и вправе устанавливать какую угодно систему. Это ваша прерогатива, нравится вам это или нет. Но, прошу вас, не думайте, что я служил советником вашему отцу лишь только ради наживы. Я тоже радею за Афины.
Тесей фыркнул, но отступил от меня и, поникнув, поплелся к кровати. На царском языке: разговор окончен. Но у меня остался последний вопрос.
– Что насчет Федры, господин? Я могу пообещать ей легкую смерть?