Война не особо замедлила это явление. В статье, опубликованной 26 июля 2023 года в The Guardian, сообщалось, что «более 1000 детей были рождены суррогатными матерями в Украине с начала российского вторжения, в том числе 600 в киевской клинике BioTexCom, одной из крупнейших в Европе». Несмотря на конфликт, западный спрос не ослабевает и не может быть полностью удовлетворен. The Guardian, которая считает, что этот экономический подъем доказывает жизнеспособность украинского общества, отмечает, что мужья или компаньоны многих суррогатных матерей находились на фронте. Газета цитировала некую Дану, которая, вынашивая ребенка для итальянской пары, уточнила, что делает это только ради «финансовой выгоды». Именно совместимость британской и украинской моральных установок в эпоху неолиберализма позволяет описывать как естественную эту экономическую сделку. Эти супруги, отправленные на фронт, возвращают нас к военному вопросу.
Чтобы разгадать тайну сопротивления Украины, необходимо отметить исчезновение после революции Майдана 2014 года (майданский государственный переворот, по мнению россиян) русскоязычной Украины как самостоятельной политической силы в украинской системе. Украина действительно являлась не просто государством-банкротом, это было многонациональное государство со сложным и проблемным этнолингвистическим составом. Однако с 2014 года ее русскоязычная часть внезапно сошла с политической арены, и именно однородная Украина доказала, что способна противостоять россиянам. Эта ситуация тем более удивительна, что русский язык, хотя и преследуемый националистическим правительством в Киеве, которое лишило его официального статуса в русскоязычных провинциях, в масштабах всей страны был языком культуры, наравне с немецким, французским или английским. Украинский язык скорее сопоставим с фламандским по критерию относительной насыщенности литературного и научного наследия, носителем которого он является.
Украина – не Россия
Существует чисто украинская культура в том глубоком смысле, который антропология придает этому выражению, включая жизнь семьи и организацию родства. Украина – это не Россия. Легче всего проверить данный факт можно, исходя из свидетельств, предшествовавших потрясениям XX века. Достоверность более поздних данных менее надежна, поскольку многие из них были искажены, чтобы оправдать принятые идеологические нормы.
Итак, вернемся к цитированной в предыдущей главе книге Леруа-Болье о русской «коммунистической» семье. Вот как он описывает семью в Малороссии, которая примерно соответствовала нынешней Центральной Украине, но не включала территории «Новой России» (в терминологии XIX века), прибрежные с Черным морем: «Контраст все еще заметен в семье и в общине, в очаге и в деревнях обоих племен. У малороссов индивидуум более независим, женщина более свободна, семья менее сплочена; дома расположены дальше друг от друга и часто окружены садами и цветами»[31].
Ближе к концу XIX века, во времена царей, украинская семья четко отличалась от русской своим индивидуализмом и высоким статусом женщин – двумя чертами, которые, согласно моей модели, связывающей семейные системы с политическими идеологиями, делают украинскую культуру более благоприятной средой для либеральной демократии и приспособленной для дебатов, нежели русская культура.
Поздние исследования подтверждают это. Статья из журнала American Anthropologist, также упомянутая в предыдущей главе, может быть менее надежной, поскольку она датируется периодом холодной войны. Но в то время американцы приняли идею культурного разнообразия и спокойно анализировали национальные различия. Из трех сообществ, исследованных в этой статье, два были в то время великорусскими, расположенными в России, а третье состояло из украинцев, которые были перемещены к востоку, недалеко от Воронежа, который в настоящее время находится в России. Как и следовало ожидать, в случае великорусских общин мы наблюдаем вариант неразделенной семьи, объединяющей отца и его сыновей. Средний размер домохозяйств в одном случае составлял 6,5 человека (в 1877 г.), а в другом – 6,2 человека (в 1864–1869 гг.). Напротив, в общине, населенной украинцами, средний размер домохозяйства падал до 4,7 человека (в 1879 г.). Разница значительна, и любой современный аналитик семейных структур не преминул бы подчеркнуть, что здесь мы имеем дело с двумя разными типами семей.
В статье об этом не говорится, но вполне вероятно, что эта малороссийская семья тем не менее была включена в систему родственных патрилинейных связей. Объединения между мужчинами за пределами домашнего хозяйства должны были иметь свое значение. На это указывает способ обращения друг к другу, который идентичен на украинском, как и на русском языке, используя фамилию, имя и отечество. В России, как мы видели, Владимир Владимирович Путин. В Украине Iгор Володимирович Клименко, родом из Киева, который на момент написания статьи являлся министром внутренних дел.
Что же происходит в новейшее время? Надежных данных не хватает. Антропология советской эпохи не очень интересовалась этими вопросами, и прежде всего практика коммунальной квартиры делала анализ домохозяйств в городских условиях довольно затруднительным. Однако нам нужно выяснить, полностью ли независима украинская нуклеарная семейная система от родства, как во французских или английских нуклеарных системах. Она в данном случае явно была бы частью Запада. Но если бы это была нуклеарная система, встроенная в систему отцовского родства, она была бы ближе к степной семейной системе, какая могла существовать между гуннской и монгольской эпохами. Это вопрос, на который у меня нет однозначного ответа. Не исключено, что в сегодняшней Малороссии система действительно нуклеарная, хотя сохранение способа обращения с указанием отчества не приносит полной ясности. С другой стороны, в южных регионах Украины, соответствующих бывшим казачьим территориям, должна преобладать система монгольского типа. Часто говорят, что казаки стояли у истоков первого украинского государства. Казак – это казах, то есть речь идет о мире степи.
Мое внимание к этому вопросу было привлечено недавними репортажами в английской прессе. Их цель явно заключалась в том, чтобы вызвать у нас доброжелательные эмоции, изображая отцов, которые собирались присоединиться к своим сыновьям в их воинской части, или братьев, сражавшихся вместе, – две комбинации, типичные для гибкой патрилинейной системы.
Еще один элемент свидетельствует о том, что украинская культура остается патрилинейной: ультра-«гендерный» (как сегодня говорят на Западе) массовый отток населения – все мужчины должны идти на фронт, а женщины (или, по крайней мере, многие из них) должны уехать за границу. Эта сортировка, проводимая по признаку пола с такой четкостью и решительностью, демонстрирует, что патрилинейная культура работает на полную катушку. Но давайте повторим еще раз: более благоприятна для либеральной демократии, чем общинная, компактная, русская патрилинейная культура, гибкая, нуклеарная патрилинейная культура монгольского типа. В этом названии нет никакой иронии: нынешняя Монголия по определению унаследовала монгольскую семейную систему и является одной из немногих подлинных демократий на постсоветском пространстве. Загадка для современной политологии, но ее позволяет разгадать моя модель, сочетающая семью и идеологию.
Наконец последний симптом патрилинейной культуры – гомофобия, которая на Украине почти так же сильна, как и в России, хотя нынешние лидеры пытаются искоренить ее с помощью законов, основанных на доктрине ЛГБТ, – очевидно, для ускорения интеграции Украины в западный мир[32].
Древнее национальное чувство
Чтобы понять сегодняшнюю подлинную национальную ситуацию, следует вновь вернуться в досоветские времена. Что касается политических настроений Украины, то нам посчастливилось располагать результатами выборов в Учредительное собрание ноября 1917 года. Единственный раз, когда жителям империи была предоставлена возможность, до падения коммунизма, свободно высказаться, поскольку в январе 1918 года большевики, недовольные тем, что они оказались в меньшинстве, распустили это собрание. В книге Russia Goes to the Polls Оливер Рэдки проанализировал результаты этих выборов на уровне областей[33]. Географическое распределение голосов указывает на то, что большевистская партия была особенно сильной на северо-западе России, в эпицентре общинной семьи.
В 1917 году на Украине существовали украинские партии, которые не систематически были контрреволюционными, например социалисты-революционеры, организованные раздельно от русских эсэров. Результат чисто украинских партий красноречив. В Киевской области: 77 %. В Подолии: 79 %. На Волыни: 70 %. В Полтавской губернии: 66 %. В Черниговской губернии: 51 %. Но в регионах, которые накануне Майдана оставались преимущественно русскоязычными, рейтинг специфически украинских партий был ниже. В Екатеринославской губернии, городе, переименованном в Днепропетровск, ставшим сегодня просто Днепром (Днiпро), они получили лишь 46 %. В Херсонской области – 10 %. В Таврической области, которая соответствует Крыму и материковой части севернее полуострова, – также 10 %. В Харьковской области – всего 0,3 %. Это данные партий, которые баллотировались как чисто украинские для избирателей, не учитывая те украинские партии, выступавшие единым списком с «русскими» партиями.
Таким образом, с выборов 1917 года мы одновременно проверяем наличие украинской, «малороссийской» специфики и второй специфики в «Новороссии». В центральной части страны количество украинских партий, набравших более 70 % голосов, не оставляет сомнений в существовании украинской идентичности, начиная с периода революции 1917 года. Но в то время, по словам Рэдки, чувствовать себя украинцем не означало быть антирусским. Существование этих общих списков показывает, что мирное сосуществование век назад было возможно.