Ruling the Void[62]. Одна из его наиболее интересных гипотез заключается в том, что в ситуации всеобщей атомизации и пустоты мощь государства развивается. Это логично. Когда общество распадается на индивидов, государственный аппарат приобретает особое значение.
Как я уже отмечал, религия, а точнее, ее распад, лежит в основе моей модели. Христианство было изначальной религиозной матрицей всех наших последующих коллективных верований: в Европе – нации или класса; во Франции – радикал-социализма, социализма, коммунизма, голлизма; в Великобритании – лейборизма и консерватизма; в Германии – социал-демократии и нацизма и, очевидно, христианской демократии. В Америке протестантизм структурировал социальную жизнь во взаимодействии с расовыми чувствами. Постепенный распад религии привел к возникновению в период с XVIII по XX век этих коллективных верований, призванных заменить христианство. В книге «Изобретение Европы» я проследил историю дехристианизации, или секуляризации, проанализировав, как падали посещение воскресных богослужений и набор священнослужителей: первая волна доброй половины католицизма – в регионах вокруг Парижа, на средиземноморском побережье Франции, в южной Италии, в центральной и южной Испании и Португалии – в середине XVIII века; вторая волна – крах протестантизма в целом, между 1870 и 1930 годом; третья волна и окончательный крах того, что осталось от католицизма, начиная с 1960 года, одновременно в южной и Рейнской Германии, Бельгии, южных Нидерландах, на периферии Франции, на севере Пиренейского полуострова, в северной Италии, Швейцарии и Ирландии. Этот спад религиозной практики и контроля привел к первому этапу секуляризации, я называю его состоянием зомби, в котором сохранились основные нравы и ценности исчезнувшей религии (в частности, способность к коллективным действиям). Концепция зомби-католицизма, которая была разработана для понимания относительной динамичности регионов Франции в условиях глобализации и которую я использовал для расшифровки карты демонстраций в поддержку «Шарли Эбдо» в 2015 году[63], оказывается – на практике – общего применения. Однако зомби-религия – это лишь первая фаза секуляризации, ее нельзя назвать по-настоящему пострелигиозной. Она характеризуется появлением замещающих убеждений, как правило, это сильные политические идеологии, которые организуют и структурируют людей так же, как прежде это осуществляла религия. Несмотря на то что общество потрясено исчезновением Бога, оно остается целостным и способным к действию. Национальное государство, часто яростно националистическое, обычно является проявлением зомби-состояния религии, с той лишь оговоркой, что протестантизм преуспел в создании национальных государств еще до своей собственной гибели. Он всегда был национальной религией, а его пасторы в основном были государственными служащими.
Состояние зомби – это еще не конец пути. Нравы и ценности, унаследованные от религии, увядают или распадаются и, наконец, исчезают; и тогда, но только тогда, появляется то, что мы сейчас переживаем, – абсолютный религиозный вакуум, когда люди лишены какой-либо коллективной замещающей веры. Назовем его уровнем ноль-религии (озности). Именно в этот момент национальное государство распадается, а глобализация торжествует, в атомизированных обществах, где уже невозможно даже представить, что государство может действовать эффективно. Я говорю «индивид, лишенный всякой коллективной веры», а не «освобожденный», потому что, как мы увидим, пустота действует скорее как фактор сокращения личности, нежели ее увеличения.
Длительность процесса распада, указание степени своей необратимости и порожденных последствий. Первоначальная религиозная матрица медленно выстраивалась в период между концом Римской империи и центральным Средневековьем, а затем была сконцентрирована протестантской Реформацией и католической Контрреформацией. Если именно приход религиозного состояния к уровню ноль уничтожил национальное чувство, то трудовая этика, представление об обязательной социальной морали, способность жертвовать собой ради общества – все эти вещи, отсутствие которых делает Запад хрупким в войне, – очевидно, не появятся вновь в ближайшие пять лет, в срок, обозначенный мною для успешного завершения войны россиянами.
Религия: стадия активная, зомби и ноль
Как можно охарактеризовать состояние ноль-религии? Мы уже говорили, что ценности этой религии, организующие социальную жизнь, мораль и коллективные действия, больше не имеют значения. Социальное и моральное пространство, которое она когда-то занимала, гарантирует, что состояние ноль-религии затрагивает бесчисленное множество областей: не только работу и государство, но и семью, и сексуальное поведение, и искусство, и наше отношение к деньгам. Однако существует довольно простой эмпирический метод, позволяющий выделить три фазы – активную, зомби и ноль – христианской религии, о какой бы ветви ни шла речь, и обозначить переходы от одной фазы к другой. В активной фазе высока посещаемость воскресных служб. На стадии зомби практика воскресной службы исчезает, но три обряда, сопровождающие рождение, брак и смерть, остаются в рамках христианской практики. Христианское население типа зомби больше не ходит на воскресную службу, но многие по-прежнему крестят своих детей, в том числе в большинстве протестантских деноминаций, где крещение новорожденных не занимает такого центрального места, как в католицизме. На другом конце жизни христианское зомби-общество будет продолжать отвергать кремацию, которая долго была запрещена церковью. Следовательно, стадия ноль христианства характеризуется исчезновением крещения и массовым ростом кремации. Мы находимся на этом этапе.
Наконец, вопрос брака. Гражданский брак периода зомби сохраняет в своих обязательствах и отношении к деторождению существенные черты христианского брака. Поэтому антропологам повезло, что у них есть, так сказать, официальная дата исчезновения христианской формы брака: это введение «брака для всех». Если брак между людьми одного пола считается равноценным браку между людьми разных полов, то можно заявить, что соответствующее общество достигло состояния религиозного нуля.
Дело, конечно, не в том, чтобы пересказывать споры вокруг легализации «брака для всех», а в том, чтобы взглянуть на него как на отличный антропологический маркер, позволяющий зафиксировать абсолютный конец христианства как социальной силы. В Нидерландах это был 2001 год. В Бельгии: 2003 год. В Испании и Канаде: 2005 год. В Швеции и Норвегии: 2009 год. В Дании: 2012 год. Во Франции: 2013 год. В Великобритании: 2014 (но в Северной Ирландии: только 2020). В Германии: 2017 год. В Финляндии: 2017 год. Что касается Соединенных Штатов, то в штате Массачусетс легализация произошла в 2004 году, а в 2015 году она была распространена на всю страну.
Поэтому мы можем определить 2000-е годы как годы фактического исчезновения христианства на Западе, точно и абсолютно. Католики и протестанты также сошлись, чтобы уйти в небытие. Восточная Европа осталась незатронутой, а в Италии, с присутствием на ее территории Ватикана, до сих пор существуют только гражданские союзы.
Вперед к нигилистическому будущему
Одной из величайших иллюзий 1960-х годов – между англо-американской сексуальной революцией и французским «Маем 1968 года» – была вера в то, что личность станет более значительной, освободившись от коллектива (mea culpa, mea maxima culpa!). Правда заключается в обратном. Личность может быть значительной только в сообществе и благодаря нему. В одиночку она по своей природе обречена на сокращение (сужение). Теперь, когда мы массово освободились от метафизических верований, основополагающих и производных, коммунистических, социалистических или национальных, мы ощущаем пустоту, становимся меньше. Мы превращаемся во множество миметических карликов, которые дальше не осмеливаются думать самостоятельно, но тем не менее оказываются столь же способными к нетерпимости, как и верующие прошлых лет.
Коллективные убеждения – это не просто идеи, разделяемые людьми и позволяющие им действовать сообща. Они структурируют индивидов. Внушая им моральные правила, одобренные другими, они преобразуют их. Это общество, действующее внутри индивида, психоанализ называет суперэго (или Сверх-Я). В наши дни это понятие получило дурную славу: оно вызывает в памяти ссылку на несимпатичную контролирующую инстанцию, которая подавляет и препятствует «развитию личности». Но, по мнению Фрейда и многих других ученых, суперэго – это еще и эго-идеал, позволяющий человеку подняться над своими сиюминутными желаниями, стать лучше и больше самого себя. До фрейдовского эго-идеала была совесть, и она предполагала существование других людей. Прислушиваться к своей совести и исследовать себя – императивы христианского происхождения. В состоянии зомби-религии общество по-прежнему было способно внедрять в индивида эго-идеал, и понятие совести оставалось вполне активным.
Конечно, я утрирую, представляя основные тенденции как полностью реализованные.
Состояние ноль-религии выражает пустоту и, как правило, ущербное суперэго. Оно определяет пустоту, небытие, но для человека, который, несмотря ни на что, не перестает существовать и продолжает испытывать муки человеческой кончины.
Эта пустота, это небытие тем не менее порождает нечто, реакцию, причем во всех направлениях: одни замечательные, другие глупые, третьи презрительные. Нигилизм, боготворящий пустоту, кажется мне самой банальной реакцией.
Он вездесущ на Западе как в Европе, так и на другом побережье Атлантического океана.
Именно в антропологических системах индивидуалистического нуклеарного типа, французских, но особенно англо-американских, – там, где не осталось никаких семейных рамок, – нигилизм распространяется в своей завершенной форме. Следы зомби-семьи (в Германии и Японии) или зомби-общины (в России) – это все же «нечто» большее, чем индивидуалистический нуклеарный вакуум. Неудивительно, что англо-американский мир, характеризующийся ноль-протестантиз