мом в абсолютной нуклеарной среде, в настоящее время является ареной наиболее вопиющих проявлений нигилизма. Но давайте начнем с того, как континентальная Европа, где все еще существуют более сложные формы семьи, потеряла всякую волю перед лицом войны.
Глава VАссистированный суицид Европы
Европа оказалась втянута в саморазрушительную войну, которая глубоко противоречит ее интересам, хотя ее агенты как минимум последние тридцать лет убеждали нас в том, что все более расширяющийся союз, благодаря евровалюте, станет автономной державой, противовесом гигантам, которыми являются Китай и Соединенные Штаты. Европейский союз исчез за спиной НАТО, который теперь подчиняется Соединенным Штатам больше, чем когда-либо прежде. Повторяю, прежний стержень европейского объединения Берлин – Париж был вытеснен осью Лондон – Варшава – Киев, управляемой из Вашингтона и усиленной скандинавскими и прибалтийскими странами, ставшими прямыми сателлитами Белого дома или Пентагона.
Первоначальная реакция страха европейцев на вторжение в Украину была вполне объяснима. Для всех участников событий возвращение к войне стало серьезным потрясением, а для российских лидеров решение прибегнуть к оружию носило драматический характер, который мы должны понять не для того, чтобы оправдать, а чтобы лучше оценить их последующие решения и предугадать будущие действия. В Западной Европе тысячи политиков, журналистов и ученых, привыкших жить в междусобойчике, в это время проповедовали неокантианский вечный мир; они превратились в зрителей, вместо того чтобы быть действующими лицами реальной истории, где случаются войны; хуже, они «посещали» данную историю как туристы, намереваясь построить Европу на словах, запутывая свои народы под дымовой завесой, раскладывая карточки на доске как во время партии настольной игры «Монополия», вечером на даче в выходной день. Резкое вторжение реальности в степенную жизнь немедленно вызвало с их стороны абсурдную реакцию, которая, как они думали, предотвратит войну, но, напротив, втянула их еще сильнее, расширив даже поле противостояния. То, что западные санкции поставят Россию на колени, считалось само собой разумеющимся. Самодовольство наших элит, проецируемое на всю общественную структуру, какую они олицетворяют, было искренним. Наш министр экономики и финансов Брюно Ле Мэр хвастался в эфире France Info 1 марта 2022 года: «Санкции эффективны, экономические и финансовые санкции даже пугающе эффективны. […] Мы спровоцируем крах российской экономики». Самое страшное не столько то, что они провалились, сколько то, что наши лидеры не смогли предвидеть, что они не только не остановят войну, но, наоборот, сделают ее глобальной. Как написал Николас Малдер за месяц до начала текущего конфликта в книге «Экономическое оружие. Возникновение санкций как инструмента современной войны», экономические санкции, задуманные и реализованные в 1914–1918 годах в ходе блокады союзниками Антанты центральных империй, приведшей к гибели сотен тысяч людей, неизбежно означали, что нейтральные страны должны были принять чью-то сторону[64]. Блокада страны площадью 17 млн квадратных километров, расположенной между Европой и Азией, между Польшей и Китаем, внезапно превратила скромную «специальную военную операцию», начатую россиянами с целью добиться исправления границы и предотвратить вступление Украины в НАТО, в Третью мировую войну. Сомневаюсь, что Брюно Ле Мэр, выпускник наших высших учебных заведений и романист, знал об этом. Только мировая военная держава, Соединенные Штаты, может развязать на Западе мировую войну. Поэтому санкции сами по себе означали конец Европы. Но у европейских лидеров были также прекрасные мотивации и для организации суицида Евросоюза.
Саморазрушительный характер санкций быстро отразился в масштабном росте инфляции, которая не достигла такого уровня в России и была также ниже в Соединенных Штатах. Тот факт, что эти лидеры отказались учитывать энергетическую зависимость нашего континента, свидетельствует об их поразительном олигархическом и либеральном спокойствии духа. Именно слабые страдают от инфляции, в данном случае от роста цен в масштабах, невиданных с конца 1940-х годов: инфляции военного времени. Но природа нашей социальной системы в основе своей неравноправна, причем все больше, так что удивляться не следует. Однако проблема гораздо серьезнее. Перебои с поставками российского газа и рост цен на энергоносители ставят под угрозу то, что осталось от нашей промышленности, и возвращают нас к гипотезе самоубийства. Торговый баланс еврозоны превратился из положительного в 116 миллиардов в 2021 году в отрицательный в 400 миллиардов в 2022 году.
Не нужно забывать, что цена войны для Европы включает в себя прерывание экономических отношений с Россией, в том числе принудительное закрытие дочерних предприятий европейских компаний, расположенных там, – мера, особенно затрагивающая Францию. Поразительно, с каким ликованием журналисты нашей прессы во главе с газетой Le Monde принялись отслеживать остаточную деятельность французских компаний в России, таких как группа Ашан, не обращая особого внимания на энергетические прибыли наших американских или даже норвежских союзников (в 2021 году Норвегия занимала четвертое место в мире по экспорту природного газа). В нашей прессе порой создается впечатление, что разрушение экономики Франции, даже в еще большей степени, чем российской, является ее целью. Это похоже на ребенка, который яростно ломает свои собственные игрушки, и на ум приходит выражение «экономический нигилизм».
С самого начала было ясно, что французское и тем более немецкое правительства не хотели слишком втягиваться в войну. Канцлер Шольц первое время сопротивлялся совместному давлению немецкой прессы, американцев и своих европейских соседей. Эммануэль Макрон тоже немного возражал и часто общался с Путиным – до такой степени, что даже появился новый глагол в русском языке, макронировать, то есть «болтать в пустую», а его украинский вариант – макронувати, «выражать озабоченность и ничего не делать». Но вскоре эта сдержанность исчезла, и страны, находящиеся в сердце Союза, со всем согласились или хотя бы продемонстрировали видимость такого согласия. Немцы прислали танки «Леопард», французы – крылатые ракеты Scalp. Последние следы этой сдержанности испарились как раз в тот момент, когда произошло экстраординарное событие: диверсия на газопроводах «Северный поток». Со своей стороны, я принимаю реконструкцию последовательности событий, предложенную Сеймуром Хершем, потому что это единственная достоверная версия на сегодняшний день: решение совершить (террористическую) атаку было принято американцами и осуществили ее с помощью норвежцев.
Вовлечение Норвегии не вызывает особого удивления. Если отбросить энергетические интересы, эта страна, отказавшаяся вступить в Европейский союз, но являющаяся членом-основателем НАТО, имеет давние и вполне почетные традиции военного сотрудничества с англо-американским миром еще с времен Второй мировой войны, когда после вторжения Германии ее гражданский флот массово перешел на сторону Великобритании и сыграл важную роль в битве за Атлантический океан. Факт остается фактом: после прекращения поставок российского газа Норвегия стала одним из ведущих поставщиков газа в Евросоюз. Ее положительный торговый баланс колоссален.
То, что немцы безропотно согласились с тем, что их защитник подрывает важнейший элемент их энергетической системы, – это потрясающий акт покорности. Молчание Германии также, вероятно, скрывает осторожную выжидательную позицию, сохраняющую возможность выбора при любом развитии событий.
Прошли месяцы, а загадка Западной Европы, которая, хотя и не является основным поставщиком оружия для Украины, тем не менее несет основное экономическое бремя войны, все углубляется. С момента провала украинского контрнаступления, начатого 4 июня 2023 года, при недостаточном вооружении и отсутствии воздушного прикрытия – по причине западной ущербности, – мы знаем, что Россия не будет побеждена. Так зачем же соглашаться на бесконечную войну? Упрямство европейских лидеров просто поражает. Официальные цели войны основаны на неадекватном видении реальности. Отклоняя «эмоциональное» настроение, которое преобладает в СМИ, ослепляя наших лидеров так же, как и нашу публику, я должен решить историческую проблему: почему в отсутствие какой-либо военной угрозы европейцы, в частности члены Шестерки[65], ввязались в войну, которая противоречит их интересам и официальная цель которой сомнительна с моральной точки зрения?
Следует помнить, что Россия не представляет никакой угрозы для Западной Европы. Будучи консервативной державой (в 2022 году, как и в 1815), она хочет наладить экономическое партнерство с Европой, особенно с Германией. Как я уже говорил, в 1990 году она с облегчением избавилась от своих сателлитов – народных демократий, в частности от Польши, ставшей ее экзистенциальной обузой. Она знает, что у нее нет демографических и военных ресурсов для расширения на запад; об этом свидетельствует медлительность ее операции на Украине.
О том, что российская угроза – это фантазия, свидетельствует тот факт, что Донецк, главный город Донбасса, находится в 100 километрах от российской границы, в 1000 километрах от Москвы, в 2000 километрах от Берлина, в 3000 километрах от Парижа, в 3200 километрах от Лондона и в 8400 километрах от Вашингтона. Россия воюет на своей границе. Непредвзятый просмотр географической карты дает подтверждение того, что Россия ведет оборонительную войну против наступающего западного мира, как утверждают ее лидеры.
Официальная цель Украины, а значит, и тех, кто ее поддерживает, – вернуть населенные русскими территории Крыма и Донбасса под власть киевского правительства. Почему Европа, мирный континент, оказалась технически вовлечена в то, что будущие историки будут считать агрессивной войной? Агрессию, правда, особого рода: мы не посылаем армию, просто предоставляем оборудование и деньги, жертвуя украинским населением как военным, так и гражданским. В предыдущей главе я описал состояние ноль-религии. Здесь на ум приходит гипотеза о ноль-морали, порожденной в Западной Европе исчезновением коллективных верований типа