Период Брекзита совпал с появлением ноль-религиозного состояния.
В 2014 году состоялся референдум о независимости Шотландии. Победило «нет», но лишь с небольшим перевесом, и в основном потому, что пожилые люди этого не хотели. Конец протестантизма хорошо объясняет шотландское несогласие. Как показала Линда Колли, Акт об унии 1707 года стал возможен благодаря тому, что Шотландия и Англия изначально рассматривали себя как две разные нации, но при этом были двумя протестантскими нациями. С уходом протестантизма эта связь была разорвана. В результате Шотландия, похоже, больше не знает, что она собой представляет, должна ли она выйти из состава Соединенного Королевства или присоединиться к Евросоюзу. Бывшие католики в районе Глазго, теперь не исповедующие католицизм, голосуют за Шотландскую национальную партию, которая имеет пресвитерианские традиции и, как мы уже видели, выбрала себе лидера-мусульманина.
В то же время Брекзит столкнул не только высокообразованных с необразованными, но и молодых со старыми в удивительном смешанном противостоянии, когда старые и не прошедшие через высшее образование объединились, чтобы проголосовать за Брекзит. Самым сильным мотивом рабочих классов, вероятно, было желание остановить иммиграцию из Восточной Европы, особенно из Польши. Это говорит о нации, молодежь которой не обрела динамизма, а народ оптимизма. Так называемая популярная пресса (таблоиды), The Sun, The Daily Mail, The Daily Mirror, The Daily Express, находящаяся в руках различных миллиардеров, включая австралийско-американского магната Руперта Мердока, поддержала Брекзит. Таким образом, значительная часть олигархии была «за»[100]. Присутствие Руперта Мердока в титрах скорее напоминает о восхождении американосферы, чем о мощном дыхании новой английской революции. Роль австралийцев из Англии в последних событиях в британском обществе и политике заслуживает детального исследования; я сталкивался со многими из них в своих чтениях о Британии, которые являются носителями неевропейского видения истории.
Гипотеза о нулевом состоянии английского протестантизма помогает объяснить демонтаж «Красной стены». На всеобщих выборах 2019 года консерваторы получили значительное большинство голосов, но комментаторов особенно поразило падение лейбористских бастионов на севере страны. Во многих избирательных округах этого региона кандидаты от консерваторов были избраны впервые, разрушив почти вековую связь с лейбористами[101]. Это явление рассматривалось как следствие Брекзита, выражение благодарности Борису Джонсону, взявшего на себя ответственность за народное стремление к независимости. Впоследствии Джонсон также произнес несколько разумных фраз о необходимости возрождения промышленности. Я считаю, что жители этого региона лишились своей лейбористской политической идентичности прежде всего из-за упадка религиозного субстрата, который наложился на упадок индустриальной экономики. Население севера Англии больше не является рабочим классом, оно постиндустриальное, с набором всех этих рутинных, слабо квалифицированных рабочих мест в сфере обслуживания. Лейборизм был продуктом промышленности и нонконформизма; деиндустриализация и ноль-протестантизм вместе взятые должны были однажды подорвать его устои.
Сделаем вывод по вопросу Брекзита: он не выражение возвращения нации, а результат ее разложения. Пожилые люди выразили свою ностальгию, народные избиратели – аномию, олигархи из сектора СМИ – предпочтение американосферы. Если в 2014 году Украина отвергла Россию (и тем самым нейтрализовала своих олигархов, которые были так близки к ней), то в 2016 году Англия выбрала Соединенные Штаты (и тем самым сохранила олигархов, которые были так близки к ней). Британия поддерживает независимость Украины, в то время когда теряет собственную. Поэтому неудивительно, что эта поддержка сомнительна, учитывая, что сама Великобритания постепенно забывает о том, что такое независимость.
Когда ненависть к рабочему классу заменяет расизм
Все развитые общества претерпели изменения благодаря массовому высшему образованию, а также возвращению идеологии неравенства и вызванного ею объективного неравенства. В случае с Англией противостояние между теми, кто имеет высшее образование, и теми, кто его не получил, было осложнено прежними классовыми различиями, которые ни в одной другой стране не имели такой силы[102].
В 1994 году в книге «Судьба иммигрантов» я писал, что отличием Англии от Соединенных Штатов и невозможностью расизма американского типа является то, что в глазах англичан белые рабочие уже были отдельной расой, по крайней мере с середины XIX века[103]. Поскольку в Англии сосуществовало несколько белых рас, вряд ли можно было предположить, что они будут зацикливаться на чернокожих по американскому образцу. Брекзит и его последствия подтвердили данную гипотезу: презрение к работяге стало настолько сильным в элитной Англии, что возникло предпочтение к чернокожим в частности и к BAME в целом. Следует помнить, что наиболее высокообразованные люди в подавляющем большинстве проголосовали за Remain (остаться в Евросоюзе) (результаты в Кембридже и Оксфорде – 73,8 и 70 %).
По мнению сторонников Брекзита, выйдя из Европейского союза, Англия сможет взять в свои руки собственную судьбу. Но референдум не привел к тому, что сделало бы это стремление осуществимым, к примирению между высшими образоваными гражданами, желавшими остаться в Евросоюзе, и среднеобразоваными, которые хотели выйти. Обычная обида высших слоев среднего класса на рабочие классы только усугубилась.
Заметим попутно, что просто высокообразованные люди глобально не контролируют Великобританию, а связанные с США сверхбогатые – да. Осуществление Брекзита правительством Бориса Джонсона хотя и свидетельствовало о сохранении истинно демократического темперамента, могло также означать, что в Великобритании доминирует часть олигархии, сохранившая способность к самостоятельным политическим действиям. Связи, установленные между Лондоном и Нью-Йорком глобализированным финансовым сектором, в частности, для совместного управления налоговыми убежищами, вынуждают меня выбрать второй вариант.
После Брекзита мы стали свидетелями очень необычного явления по всей Великобритании. Представители высших слоев общества все больше выступают за то, что ненавидит население: разнообразие, этнические меньшинства и прежде всего иммиграцию, которая стала решающей движущей силой голосования за выход из ЕС. Доля избирателей Remain (остаться) с университетским образованием, желающих сократить иммиграцию, снизилась на 20 пунктов до 23 %, а доля тех, кто хочет ее увеличить, выросла в три раза до 31 %[104]. Как можно не видеть в этом антинародную провокацию?
Давайте вернемся к странной статистике, показывающей, что люди из семей BAME имеют привилегированный доступ к высшему образованию. Возникает вопрос, не является ли это заявленное предпочтение к ним, помимо добрых чувств, мотивирующих неформальную позитивную дискриминацию, еще и местью английских высших средних классов своему плебсу, которому теперь навязывают руководство из отпрысков бывших угнетенных людей империи. Кое-кто заметит, что, раз уж политическая власть теперь так мало значит, мы можем с тем же успехом оставить ее представителям BAME.
Ничто из вышесказанного не свидетельствует об уверенной в себе нации, знающей, куда она идет. Напротив, все говорит о потере смысла, о тревоге, которая, как мы можем представить, нуждается в козлах отпущения. У пролетариата и стариков была Европа. Но что есть у сторонников Remain?
Россия в определенном смысле стала козлом отпущения для британских средних классов: дети ее олигархов массово учились в английских частных школах, но прежде всего из-за ее инвестиций в недвижимость в Лондоне, прямым или под прикрытием британских подставных компаний. Накануне войны западная часть Лондона, где россияне совершали дорогие покупки, была известна как Лондонград. Покупка Романом Абрамовичем футбольного клуба «Челси» практически в одиночку символизировала новый статус Соединенного Королевства как инертной, вымирающей или проституированной нации.
Протестантизм – ноль, нация – ноль
Французы, говорил я, считают, что изобрели нацию во время Французской революции; они не знают (или не хотят знать), что в их случае принадлежность к нации просто заменила принадлежность к христианскому народу. Как наследники католического универсализма, мы сохранили привязанность к идее универсального человека, несмотря на существование нашего нового национального государства.
История протестантских стран совершенно иная. Нация там возникла раньше. Появившись в результате отделения от Рима, протестантизм потребовал, чтобы все граждане имели доступ к религиозным писаниям «на жаргоне», в данном случае на английском языке. Первая английская революция, во славу Господа, обезглавила короля. Оливер Кромвель, обязанный своим могуществом роли основателя армии нового образца, попытался установить первый в европейской истории военно-религиозный режим.
Давайте почитаем последнее четверостишие поэмы Уильяма Блейка «Иерусалим»:
Я не окончу в мыслях бой,
О меч в моей руке, не спи,
Мы возведем Иерусалим
Английской праведной земли.
Эти стихи, в которых тесно переплетаются национальное и религиозное, были написаны в 1804 году, опубликованы в 1808 году и получили музыкальное сопровождение Хьюберта Парри в 1916 году. «Иерусалим» стал неофициальным национальным гимном Англии, гораздо более способным взволновать душу, чем унылый God Save the King. В 1962 году именно эту музыку выбрал Тони Ричардсон для своего фильма «Одиночество бегуна на длинные дистанции» (по рассказу Алана Силлитоу), в котором показан бунт молодого рабочего против классовых привилегий.