Порог в 25 % лиц, получивших высшее образование, был достигнут в США уже в 1965 году (европейцы отстали как минимум на поколение). Любопытно, но почти сразу произошел интеллектуальный спад на всех уровнях.
Рост высшего образования после Второй мировой войны выражал меритократический идеал. Лучшие должны двигаться дальше или выше на благо всех (Роулз). В Соединенных Штатах меритократическая практика технически опиралась на тесты на академические способности (Scholastic Aptitude Tests)[123]. Они состоят из двух частей, одна из которых оценивает вербальные навыки, а другая – математические. Что касается вербальной части, то в период с 1965 по 1980 год произошел спад, после чего он выровнялся до 2005 года, когда падение возобновилось[124]. В случае с математикой наблюдалось такое же падение в период с 1965 по 1980 год, восстановление в период с 1980 по 2005 год, а затем рецидив после 2005 года. Таким образом, спад затронул обе части теста.
Снижение американских образовательных стандартов, которое тридцать лет спустя будет иметь аналог во Франции, подтверждается исследованием Национального центра образовательной статистики: показатели 13-летних школьников по чтению и математике снова снизились[125]. В комментарии говорится, что пострадали все этнические группы, причем как хорошие, так и плохие ученики[126].
Одновременно с этим снизилась и интенсивность обучения. Если в 1961 году среднее количество часов, отработанных в неделю, составляло сорок, то к 2003 году оно сократилось до двадцати семи часов, то есть снижение на одну треть[127].
Совсем недавнее исследование показало, что в период с 2006 по 2018 год IQ также падал у населения США в целом, хотя и более быстрыми темпами среди тех, кто не получал высшего образования[128]. (Я упоминал об этом явлении в предыдущей главе о Скандинавии, где оно было выявлено ранее.)
Как можно не связать это снижение действенности образования с исчезновением протестантизма, одним из приоритетов которого было образование? И снова становится очевидной еретическая природа евангелизма, поскольку его распространение совпало в среде белых американцев с более низким уровнем образования, чем у католиков[129].
В этом и заключается парадокс этой исторической и социологической фазы: образовательный скачок в конечном итоге привел к спаду образования, потому что он способствовал исчезновению ценностей, благоприятствующих развитию образования.
Ноль-протестантизм и освобождение негров
Как я уже писал, протестантизм не верит в равенство людей. Даже в американской версии кальвинизма есть избранные и, следовательно, проклятые. Англо-американская абсолютная нуклеарная семья также предрасположена к такому мировоззрению: в отличие от эгалитарной нуклеарной семьи Парижского региона она не устанавливает равноценности между детьми в вопросе наследства. Описывая счастливую, зомби-протестантскую Америку Эйзенхауэра, я отметил, что чернокожие не были включены в демократию, хотя можно было уже наблюдать первые ростки борьбы за их права. Это исключение не являлось недосмотром или недостатком: оно было присуще социально-политической системе, определяло ее – американскую либеральную демократию – и позволяло ей функционировать. То, что способствовало Соединенным Штатам стать грозной демократией, несмотря на протестантское метафизическое неравенство и безразличие к равенству абсолютной нуклеарной семьи, – это «закрепление» неравенства за «низшими расами», сначала за индейцами, а затем за неграми. Чтобы равенство воцарилось среди белых, необходимо было отделить избранных, белых, с одной стороны, и проклятых, негров (первоначально индейцев), с другой. Антинегритянский расизм ирландских, а позднее итальянских иммигрантов, быстро ставший безупречным и совсем не католическим, можно рассматривать как убедительный показатель ассимиляции через принятие протестантской общественной установки.
В Соединенных Штатах проблема негров имеет религиозное содержание, основное. Расизм и протестантизм – не отдельные переменные. Затворничество чернокожих – это протестантское проклятие. На это можно возразить, что большинство чернокожих американцев сами являются или, скорее, являлись протестантами. Но протестантизм чернокожих американцев – эмоциональный, связанный с идеей выживания в невзгодах, передаваемой музыкой госпел, – как раз и характеризуется тем, что он им свойственный. Негритянские протестантские церкви существуют раздельно. Негритянский протестантизм также по-своему институционализировал расовые отличия.
Если расизм и сегрегация в значительной степени в итоге проистекают из религиозных ценностей, то можно представить, что одним из последствий краха религии, активной или зомби, то есть ментальной и социальной системы, определяющей людей как неравных, а некоторых людей как низших, станет освобождение чернокожих. Я не говорю здесь о благожелательных протестантах из высших или средних классов, на сознательном уровне боровшихся за освобождение негров, начиная с XIX века на Севере, в частности в Новой Англии; я говорю о бессознательном широких масс, о глубоко укоренившихся ментальных установках.
Последовательность такова: образовательное расслоение приводит к распаду протестантизма, освобождая тем самым чернокожих от принципа неравенства. Затем последовала борьба за гражданские права, позитивные действия, и, наконец, избрание в 2008 году Барака Обамы, первого чернокожего президента США. Единственным препятствием на пути к универсальному в Америке оставалась бы неуверенность в равенстве детей, а значит, людей, в абсолютной нуклеарной семье.
Однако эта последовательность имеет определенные последствия. Неравенство негров позволяло функционировать равенству белых, и одним из непредвиденных негативных последствий освобождения чернокожих стало разрушение американской демократии. Поскольку негры больше не воплощают принцип неравенства, равенство белых оказалось уничтоженным. Следовательно, демократическое чувство в Америке находится под еще большей угрозой, чем в других странах. Во всем развитом мире высшее образование подорвало демократические настроения. Но в Соединенных Штатах внезапное исчезновение белого равенства, основанного на неравенстве чернокожих, усугубило это явление. Такова антропологическая и религиозная подоплека мощного движения в сторону неравенства в американском обществе между 1965 и 2022 годами, которое было бы неправильно рассматривать исключительно с точки зрения его экономических (рост неравенства доходов) или политических (размывание роли недипломированных граждан) аспектов.
Освобождение негров привело к новому противоречию. Оно действительно произошло, и это очень важно с точки зрения ценностей. Классический американский расизм мертв, и я склонен думать, что даже белые избиратели-республиканцы больше не считают, что чернокожие ниже их. Обама был избран президентом, нынешний министр обороны США Ллойд Остин – чернокожий. Но даже после освобождения негры все еще остаются в ловушке. Их освобождение произошло одновременно с образовательным расслоением, экономическим неравенством и снижением уровня образования и жизни. Сегодня социальная мобильность в Соединенных Штатах ниже, чем в Европе. Эмансипация чернокожих американцев происходит в то время, когда они, по статистике, находятся в самом низу социальной пирамиды, что значительно затрудняет их выход из объективного состояния. Все еще сосредоточенные в нижних слоях, они получили гражданские права в обществе, в котором исчез идеал равноправия между гражданами. Они становятся такими же индивидами, как и остальные, в тот момент, когда, лишившись поддержки общественных верований и навязанного ими идеала своего «Я», поле развития личности сжимается.
Falling from grace: тюрьмы, массовые расстрелы и ожирение
Если в Соединенных Штатах остались настоящие протестанты и если они посмотрят на свою страну, то им на ум сразу же приходит одно выражение, описывающее ее: falling from grace. Падение.
Помимо неравенства в богатстве, их рост привел к дезинтеграции средних классов. Как я уже говорил, в идеальной Америке 1950-х годов средний класс включал в себя рабочий класс, он даже составлял основную часть среднего класса. Поэтому ликвидация рабочего класса в результате глобализации привела к увяданию средних классов. Все, что осталось, – это верхний средний класс, возможно, 10 % населения, который цепляется за олигархию верхнего 0,1 % и стремится не упасть. Именно этот верхний средний класс выступает против возрождения прогрессивного налогообложения, причем в большей степени, чем высший класс, чей капитал в основном не облагается налогами[130].
Неравномерный рост смертности в зависимости от уровня дохода, отмеченный Кейсом и Дитоном, дополняется другими элементами, рисующими картину разваливающейся страны. Это либеральное общество, защищающее демократию от российской автократии, имеет самый высокий в мире процент заключенных. В 2019 году количество заключенных на миллион жителей составило 531 человек, в то время как в России – 300, и я представляю, что ЧВК «Вагнер», набирая наемников в тюрьмах, вероятно, снизила данный показатель. В Великобритании их было 143, во Франции – 107, в Германии – 67 и в Японии – 34.
Соединенные Штаты также являются страной, в которой с 2010 года наблюдается тревожный рост числа массовых расстрелов[131].
Наконец, США – родина ожирения. В период с 1990–2000 по 2017–2020 число жителей с избыточным весом выросло с 30,5 до 41,9 %