Осознав слепоту Запада, в этой главе я предложу более реалистичное, на мой взгляд, представление о мире, показав, почему «остальной мир», как его иногда называют в американосфере для обозначения не-Запада (игра слов: «The West against the Rest», «Запад против остального мира»), не мобилизовался в поддержку Запада. Лучше я объясню, почему «остальной мир» начал надеяться на победу России и, видя, что она сумела перенести первый шок от санкций, постепенно встал на ее сторону. Реальность мира – это двойной антагонизм, экономический и антропологический, который противопоставляет «остальной мир» Западу.
• Экономический антагонизм обусловлен простым фактом, что глобализация оказалась не чем иным, как повторной колонизацией мира Западом, на сей раз под руководством Америки, а не Великобритании. Эксплуатация менее развитых народов (извлечение прибавочной стоимости, как сказали бы марксисты) была незаметной, но гораздо более эффективной, чем в 1880–1914 годах.
• Антропологический антагонизм обусловлен тем, что в большинстве стран «остального мира» семейные структуры и системы родства противоположны западным.
Россия живет за счет природных ресурсов и труда; она ни в коем случае не собирается навязывать собственные ценности всему миру. У нее также нет возможностей для экономической эксплуатации «остальных» или экспорта туда своей культуры. Перед лицом Америки, существующей за счет труда «остальных» и восхваляющей нигилистическую культуру, Россия в целом выглядела предпочтительнее для «остальных». Советский Союз внес весомый вклад в первую деколонизацию; теперь многие страны ожидают от России, что она способствует второй деколонизации.
Экономическая эксплуатация Западом всего мира
Нам часто говорят, что экономическая глобализация привела к развитию промышленности и среднего класса в странах бывшего третьего мира, а значит, потенциально к демократии. Можно с этим согласиться, но это не вся правда. Не хотелось видеть, что это развитие по своей природе столь же антагонистично, как и то, которое часто сталкивало буржуазию с пролетариатом в Европе XIX века. Западные люди не признали, что, базируя собственную промышленность в других регионах, они представляли себя глобальной буржуазией, эксплуатирующей низкооплачиваемый труд остального мира. Эти отношения эксплуатации превратили население «остального мира» в обобщенный пролетариат, в то же время позволяя сохраниться местным правящим классам, что являлось неким безумием.
Чтобы перекинуть мостик между колониализмом до 1914 года и современной глобализацией, проще всего процитировать пророческий отрывок из книги 1902 года Джона Хобсона «Империализм», классики антиимпериалистической литературы, которая произвела сильное впечатление на Ленина, несмотря на приверженность ее автора политическому либерализму:
«Мы предусмотрели возможность возникновения даже более широкого объединения западных государств в форме ”Европейской федерации великих держав”, которая, далеко не способствуя делу развития мировой цивилизации, сможет создать чудовищную опасность паразитизма Запада. Этот паразитизм породит группа промышленно-развитых народов, чьи высшие классы, собрав богатую дань с Азии и Африки, будут держать под своей властью огромные массы покорных им наймитов, не занятых уже в земледелии и промышленности, а исполняющих личные услуги или второстепенную работу в производственных предприятиях, подчиненных контролю новой финансовой аристократии. Пусть те, кто отвергает подобную гипотезу, как не заслуживающую внимания, рассмотрят экономические и социальные факты, наблюдаемые сейчас в районах Южной Англии, уже доведенных до такого состояния; и пусть подумают, к чему приведет широкое распространение подобной системы, становящейся реальной возможностью по мере подчинения Китая экономическому контролю целой группы таких же финансистов, вкладчиков и политических и коммерческих агентов, которые станут выкачивать ради наживы Европы величайший источник потенциальных богатств, когда-либо известный миру»[150].
Далее Хобсон рассказывает о вымирающей Римской империи, сброшенной в пропасть паразитическим правящим классом, который, собираясь со всего Средиземноморья, охотился за рабами на Рейне и превратил римский народ в плебеев, и находящейся на пути к феодальному распаду.
В 1895 году Г. Уэллс опубликовал книгу «Машина времени», в ней описал превращение промышленных рабочих в морлоков, подземных антропофагов, а буржуазии – в элоев, потребляющих пищу, произведенную на поверхности, прежде чем их самих съедают (около 802 701 г.). Мы можем только восхищаться способностью интеллектуалов Британской империи, находившейся тогда на пике своего расцвета, предвидеть будущее. Уэллс вошел в историю как автор научной фантастики. Сегодня Хобсон предстает как блестящий футурист, с оговоркой, что его предсказаниям пришлось ждать истощения европейских наций в двух мировых войнах, смещения центра тяжести Запада в сторону США и прежде всего эндогенного разложения Америки и Европы посредством высшего образования, растворения коллективных верований и ментальной атомизации их народов и элит.
Однако мы видим, что вступление Китая во Всемирную торговую организацию в 2001 году ознаменовало окончательный переход Запада в парадигму Хобсона.
В 1892 году Ф. Энгельс в предисловии к английскому переизданию книги «Положение рабочего класса в Англии в 1844 году», а затем В. Ленин в 1917 году в главе 8 своей книги «Империализм, как высшая стадия капитализма» установили связь между наблюдаемым ими социал-демократическим реформизмом и косвенным участием рабочих классов Запада в получении прибавочной прибыли, создаваемой империализмом. По их мнению, европейские пролетарии – с британским рабочим классом на переднем крае – уже были обязаны частью своего (растущего) уровня жизни труду в колониях и поэтому были в состоянии вести переговоры в социальной системе, становившейся для них более благоприятной. Чего Энгельс или Ленин не могли представить (а Хобсон смог), так это того, что полностью удалось превратить западный пролетариат в плебея, живущего в основном за счет труда китайцев и других народов.
Я только осознал, – признаю, с опозданием, – что этот мир появился благодаря глобализации, которая довела общество потребления до завершающей стадии. Примерно до 1980 года рабочие в Америке, Франции и других странах по большей части потребляли то, что производили: это было первое общество потребления, порожденное периодом «Славного тридцатилетия». Но офшоринг (уход фабрик с Запада) изменил людей. Предметы их потребления теперь производятся в других местах. Трудолюбивый пролетариат 1950-х годов превратился в плебея в 2000-х по инициативе теоретиков и практиков глобализированной экономики. То, что я здесь пишу, строго соответствует теории, изложенной в самых ортодоксальных учебниках по международной экономике. Теория свободной торговли заботится только о потребителе, который должен иметь возможность покупать необходимые ему товары по самой низкой цене, и ее апологеты постоянно угрожают жителям Запада повышением цен на продукты питания, одежду, мобильные телефоны, автомобили, лекарства, детские игрушки и садовых гномов, если они будут настаивать на том, чтобы делать их самим. Апологеты победили, но их выигрыш привел к социально-политическим последствиям, каких они не ожидали.
Я уже писал о моральной растерянности американских рабочих: у них отняли ценность как производителей, лишили всякой социальной пользы и довели до алкоголизма, опиоидной зависимости и даже до самоубийства. Остается объяснить, почему большинство из них предпочли проголосовать за Трампа, а не покончить с собой; почему люди из рабочего класса в Западной Европе также перешли на сторону «популистов, ксенофобов и ультраправых» даже там, где массовая неконтролируемая иммиграция им не угрожает. Почему люди, пережившие демонтаж своих производств, теперь придерживаются правых взглядов? Все просто. Левые партии, будь то социал-демократы или коммунисты, опирались на эксплуатируемые рабочие классы. Популистские партии, с другой стороны, ориентируются на плебс, чей уровень жизни в значительной степени формируется за счет низкооплачиваемого труда пролетариев в Китае, Бангладеш, Северной Африке и других странах. Порой я размышляю следующим образом: избиратели «Национального объединения» из рабочего класса, согласно элементарной марксистской теории, являются выгодополучателями в глобальном масштабе произведенной прибавочной стоимости. Поэтому они, как правило, очень правые. Как предвидели Энгельс и Ленин, свободная торговля развращает, но мы можем добавить: абсолютная свободная торговля развращает абсолютно.
Этот безжалостный анализ также способствует нашему пониманию того, как трудно провести реиндустриализацию. В то время как офшоринг многих видов производственной деятельности способствовал все большему разрушению наших провинций и пригородов, свободная торговля сдержала свое обещание: благоприятствовать потребителю за счет производителя, превратить производителя в потребителя, а производительного гражданина – в паразитирующего плебея, не желающего возвращаться в русло дисциплинированного фабричного производства.
Но давайте не будем останавливаться на положении тех, кого мы сейчас называем «народными массами». Именно общество в целом в развитом западном мире (я исключаю здесь рабочие нации в Восточной Европе) выигрывает от труда китайских рабочих и бангладешских подростков. Как молодые малооплачиваемые выпускники высших учебных заведений, так и «пролетарии». Как избиратели LFI (Непокорной Франции Меланшона), так и избиратели RN (Национального объединения Марин Ле Пен). В Соединенных Штатах, стране, получающей наибольшую прибыль благодаря доллару, избиратели Трампа и избиратели Байдена живут за счет сверхприбылей глобализации, даже если верно отметить, что растущая социальная бесполезность американских рабочих классов все больше обрекает их на безрассудное поведение и ненормальную сверхсмертность.