Дракон развернулся, склонил голову к обезьяне и зарычал с такой угрозой, что вздрогнули даже големы.
— Только не надо вопить, — поморщился Схинки. — Я и не такое видел. К тому же из твоей пасти несет, будто из выгребной ямы…
А в следующий миг разъяренный Антрэй выдохнул в него поток пламени.
Нет, не в него.
Дракон пребывал в настоящем бешенстве, но не хуже обезьяны знал, чем ему грозит непослушание, поэтому в последний момент изменил наклон головы, и огненная волна прочертила линию через все логово и врезалась в противоположную стену, оставив на скале черный ожог.
— Ты меня не сожжешь, — дерзко сообщил Схинки, который во время атаки не пошевелился и даже не вздрогнул.
Антрэй щелкнул хвостом и в ярости принялся царапать каменный пол когтями.
— Я знаю, что не сожжешь, ящерица.
Дракон изверг еще один поток пламени, но он получился намного слабее предыдущего. Зверь понял, что проиграл, и это ему не понравилось.
— Хватит хвастаться зажигалкой, на настоящую драку может не хватить.
Антрэй вскинул голову, издал протяжный вой, затем отшвырнул големов и принялся устраиваться в гнезде. Прекрасное настроение, в котором он вернулся с прогулки, было безнадежно испорчено.
А Схинки постоял, наслаждаясь очередной победой над диким зверем, поздравил себя с тем, что не был ни сожжен, ни съеден, подошел к Антрэю и негромко произнес:
— Я знаю, что заурд научил тебя осторожности, ты улетаешь далеко от острова и нападаешь только после того, как достоверно убедишься, что тебя никто не видит. Но нельзя убивать слишком часто: если челы заподозрят неладное и решат, что здесь действует дерзкая банда пиратов, они начнут масштабные поиски и обязательно высадятся на наш остров. Мы, конечно, сумеем отвести им глаза, но зачем до этого доводить? В конце концов, мы еще не захватили мир и должны вести себя осмотрительно.
Антрэй огрызнулся, но тихо и не поднимая головы.
— Я рад, что мы понимаем друг друга, — улыбнулся Схинки и направился к выходу. — Спокойного сна.
— В какой-то момент я испугалась, что Антрэй тебя сожрет, — произнесла Катрин, когда орангутан появился в гостиной.
— Научилась смотреть сквозь стены? — тут же съязвил Схинки.
— Наблюдала за вашей встречей из центра безопасности, — Катрин находилась в бронированной комнате, из которой осуществлялось управление комплексом. Помимо всего прочего, туда поступали данные со следящих видеокамер, и доктор Далеб прекрасно видела «разговор» обезьяны и дракона. — Надеялась, что Антрэй избавит меня от твоих плоских шуток.
— Так ты пугалась или надеялась? — потребовал уточнений орангутан, плюхаясь в кресло. — Или сначала надеялась, а когда поняла, что я вот-вот погибну, испугалась и теперь готова сделать для меня все, что я пожелаю?
— Какой же ты все-таки идиот! — с чувством произнесла доктор.
— Знаю. — Схинки выдал ужимку и принялся раскуривать сигару, держа ее в верхней лапе, а спичку и коробок — в нижних.
— Дурацкая привычка, — прокомментировала его действия американка.
— Не глупее, чем подглядывать.
— Я должна была знать, что происходит, — возразила Катрин.
— Обычный семейный разговор после прогулки, — пробурчал орангутан, откидываясь на мягкую спинку и пуская к потолку клуб дыма.
Далеб посмотрела на него с отвращением, но все-таки спросила:
— Почему он тебя не сожрал? — и продолжила куда более спокойным, даже проникновенным тоном: — Боится заурда?
— И это тоже.
— А еще почему?
— Потому что знает, это бессмысленно, — рассмеялся Схинки.
— Он… — Катрин не сразу поняла, что имеет в виду обезьяна. — Он тебя уже убивал?
— Сжег заживо.
— И… как?
— Не так страшно, как может показаться со стороны, — со знанием дела ответил орангутан. — Температура драконьего пламени высока, особенно когда дракон зол, а Антрэй пребывал в диком бешенстве, ты уж мне поверь, поэтому я испепелился в мгновение ока, даже не успев понять, что в который уже раз умираю. Видела бы ты глаза ящерицы, когда я снова появился около гнезда! — И Схинки расхохотался, припоминая изумление Антрэя. — Теперь он знает, что убивать меня бессмысленно, и бесится еще сильнее… Ну и от заурда, конечно, огреб по первое число.
Услышанное вызвало у женщины изумление, но она отыскала в себе силы задать следующий вопрос:
— Я имела в виду, как тебе возвращаться?
— Я понял, что ты имела в виду. — Обезьяна вновь пыхнула сигарой.
— Ты избегаешь ответа на этот вопрос, — заметила доктор.
— Из чего воспитанный чел давно должен был сделать вывод, что мне неприятна эта тема, — непривычно грубовато отозвался зверь.
— В данном вопросе мое воспитание не имеет значения, я спрашиваю тебя из чисто научного интереса. Каково это — возвращаться?
Орангутан попыхтел еще немного, явно надеясь, что Катрин не выдержит и уйдет, понял, что этого не случится, и неохотно сообщил:
— Это делает бесстрашным…
— В смысле?
— В прямом, — ответил Схинки. — Как бы больно ни было умирать, ты знаешь, что превзошел смерть. И становишься бесстрашным.
— Ох… — Очередная тайна повергла доктора в очередное изумление.
— Но не обольщайся: тебя заурд вернуть не сможет, — закончила обезьяна.
— Почему?
— Ты ведь ученый, могла бы догадаться, — с иронией ответил орангутан. — Я — его эксперимент, он проверил кое-какие теории, убедился, что они работают, и оставил все как есть. Он может вернуть лишь того, кого подготовил к возвращению.
— Жа-аль, — протянула Катрин.
— Были планы?
— Разумеется.
— Если есть желание, могу предложить тело голема, — хихикнул Схинки. От его недавней грубости и холодного тона не осталось и следа. — Замечательный образец с идеальными пропорциями и абсолютным эффектом натуральности. Гарантирую: никто не заподозрит, что у тебя силиконовая грудь.
— У меня своя! — возмутилась Катрин.
— Но скоро она перестанет тебя удовлетворять, — рассмеялся орангутан. — Или твоих любовников.
— Черт! — Она поняла, что в очередной раз попалась на удочку похотливой обезьяны, выругалась и вернулась к интересующей ее теме: — Что ты чувствуешь, когда возвращаешься?
— А как ты думаешь?
— Радость?
— Усталость, — неожиданно ответил Схинки, вновь затягиваясь сигарой.
— Что? — опешила Катрин.
— А что ты хотела услышать? — Он неожиданно стал очень-очень серьезным. — Боль? В момент смерти — иногда, но я не всегда успевал понять, что умираю, и осознавал случившееся, лишь глядя на заурда. Боли при возвращении нет, заурд довел метод до совершенства, и я просто открываю глаза в новом, абсолютно здоровом теле, и… И чувствую усталость.
— Не хочешь жить долго?
— Устал, — повторил Схинки. И постучал себя по голове: — Видимо, где-то здесь, куда заурд пока не добрался, накапливается ощущение неправильности постоянного возвращения, и это ощущение мешает мне радоваться жизни так, как раньше, — искренне.
В этом, как догадалась Катрин, и крылся секрет злой иронии орангутана.
— Из-за отсутствия страха краски жизни потускнели…
— Пошла в задницу! — Схинки сломал сигару в пепельнице и отвернулся.
Обругал, но не оскорбил женщину. Наоборот: на мгновение Катрин стало жаль несчастного. Настолько жаль, что женщина прикоснулась к его плечу и тихо спросила:
— Как ты стал таким?
Но то ли вопрос был задан не тем тоном, то ли Схинки уже пришел в себя, но в ответ доктор Далеб услышала привычное:
— Таким красивым? — и он поцеловал отшатнувшуюся женщину в щеку. — Успел!
— Болван!
— Еще скажи, что ты этого не хотела!
— Жаль, что Антрэй не спалил тебя снова.
— Потому что он не дурак.
— Кстати! Ты говорил с ним так, словно он понимает каждое слово.
— В общих чертах понимает, — подтвердил Схинки, почесывая волосатый живот. — Драконы обладают довольно развитым мозгом и прекрасно обучаются. Ну и заурд слегка подправил Антрэю голову, чтобы его ящерица стала намного умнее остальных.
— Это возможно?
— До определенного предела. Ты наверняка понимаешь, что заурд ценит Антрэя именно как дракона, и не собирается превращать во что-то иное.
Схинки помолчал, видимо, раздумывая, стоит ли и дальше откровенничать с доктором Далеб, и продолжил:
— Я не знаю, Катрин, повезло тебе или нет в том, что ты узнала о магии и стала приближенной заурда. Сейчас ты восхищена происходящим и жадно впитываешь новые знания. Ты действительно оказалась выше прочих челов, но должна понимать, что рядом с заурдом тебе придется принять многие вещи, которых в твоей жизни не было или они кажутся тебе чудовищными.
— Например? — тихо спросила доктор, догадываясь, что услышит.
И не ошиблась.
— Например, безжалостность, — прежним тоном ответил Схинки. — Чужая смерть не должна тебя волновать, и ты… И ты должна быть готова убивать.
— Почему?
— Потому что Ярга — великий император, он воин и правит воинами, он — Повелитель драконов, черт возьми! И рядом с ним стоят лишь те, кто не боится пролить кровь.
— Для чего Ярге нужны морские драконы? — неожиданно спросила Инга.
— Э? — Латони сразу повернулся к молоденькой ведьме, но с ответом не нашелся.
Яна тоже промолчала, и это дало рыжей право счесть, что она подняла действительно важный вопрос.
— Не спорю: мы разработали стройную, логичную, непротиворечивую версию, — продолжила она, по очереди разглядывая спутников. — Но забыли дать ответ на самый важный вопрос: зачем это ему? Ради чего Ярга вкладывает грандиозные средства и рискует, проникая в заповедник драконов? Что ему нужно?
— Война, — отрезал бравый лейтенант гвардии. — Разве непонятно?
— С войной как раз все понятно, — вздохнула рыжая. — Драконы зачем? Что они могут против авианосцев?
— А что авианосцы могут против них? — задала встречный вопрос Маннергейм.
— Много, — поразмыслив, ответил Заппа. — Вы, челы, придумали хорошее оружие, хоть и не магическое, так что в прямом бою у драконов шансов немного.