Как ни странно, я умудрилась как-то уснуть, хоть вроде и пялилась во все глаза вокруг. Проснулась, только почувствовав, как будто лечу. Бора поднял меня, как была, в ворохе одеял, и куда-то понес.
Копыта анирских лошадей загрохотали по, похоже, деревянному настилу, вокруг зазвучало много голосов, не только мужских, но и женских, детских, что обменивались приветствиями. Запахло дымом и пищей, отчего мой желудок тут же заурчал, и я распахнула глаза, чтобы увидеть кучу народу, снующего с факелами.
— Чего ты больше хочешь, Ликоли: дальше спать или же поесть? — спросил Бора, пока я силилась рассмотреть подробности в суетливом мельтешении света и темноты вокруг.
— Папка вернулся! — зазвенел над толпой тонкий детский голосок, прежде чем я успела ответить, и мой супруг быстро поставил меня на ноги, и, приседая, с радостной улыбкой раскрыл свои объятия прыгнувшей ему на шею девчушке лет пяти.
Вслед за девочкой из толпы к нам направилась, даже прямо-таки выплыла, покачивая бедрами, высокая, потрясающе фигуристая женщина в ярко-красном платье с открытыми в такой холод великолепными округлыми плечами и распущенными роскошными светлыми волосами ниже поясницы.
— Ты все-таки привез ее, — прошипела она Бора в гневе вместо приветствия.
Возмущение поднялось мутной волной во мне. Иметь любовниц и бастардов не являлось чем-то из ряда вон для аристократов в Гелиизене, я знала о как минимум пяти незаконнорожденных отпрысках собственного дяди, например, но это не было принято демонстрировать так открыто и уж, конечно, речи не шло о том, чтобы женщина, греющая постель мужчине, вела себя подобным образом перед его законной супругой. Для этого она должна чувствовать за собой некие особые права, знать, что ей такое простят и спустят с рук. Внезапно внутри похолодело от этой мысли.
Об обычаях аниров никому ничего не известно, и с чего я вдруг решила, что у них принято иметь только одну жену? Да и стоило бы помнить, что жена-то я Бора только по нашим традициям, судя по тому, что упоминал лекарь Ундо, а по их… Смешно сказать, но даже не любовница, учитывая, что ничего такого между нами еще и не было.
Гадкое, совсем недавно отступившее чувство собственной никчемности, что ли, и жестокого разочарования, так похожее на то, что я испытывала после смерти Алмера, начало коварно возвращаться.
Предводитель неторопливо поднялся, удерживая с любопытством сверкающую в мою сторону глазками малышку одной рукой, второй обнял меня за плечи и обвел взглядом всех стоящих перед нами, не задерживаясь даже на мгновение дольше на раздраженной красавице, чем на любом другом.
— Моя супруга — кресса Греймунна! — произнес он зычным мощным голосом, что перекрыл весь шум и суету вокруг, прижался губами к моему лбу и сказал уже мягче и тише: — Добро пожаловать домой, Ликоли!
Толпа негромко загомонила, но атмосферы недовольства я от людей не ощутила, ну за одним исключением, само собой. Муж, переместив свою руку мне на талию, развернул нас и повел к высокому крыльцу дома, размера и очертаний которого было не разобрать в темноте безлунной ночи. Но дверь была гостеприимно распахнута, и по стенам висели лампы, позволяя мне увидеть достаточно длинный коридор, где наблюдалось оживление в виде практически бегущих вглубь помещения нескольких женщин с большими блюдами.
— Ты же расскажешь, чем тут занималась, пока меня не было, кроха моя? — Бора прямо-таки заворковал, обращаясь к дочке, отчего я споткнулась, начиная злиться еще больше.
Захват на моей талии сжался сильнее, поддерживая, а может, и предостерегая. Как будто я собиралась опускаться до публичного скандала, пусть все внутри и клокотало, заставляя чувствовать себя почему-то бесконечно обиженной, обманутой. Ну, а с другой стороны, с чего это я решила, что во втором браке мне повезет больше, чем в первом? Я вообще, по сути, не думала до сих пор в таком ключе, а стоило бы, наверное, вместо того, чтобы позволять себе пялиться на Бора не отрываясь. Время нужно было тратить на выяснение местных обычаев и собственного реального положения, а не на глупое лупанье глазами и воспоминания о вгоняющих в краску касаниях и предположения, что же будет дальше.
— Супруга? Не диала? — прилетело в спину насмешливое восклицание от нахальной красавицы. — Это как жена? Как у чужаков, выходит?
Мы поднялись по ступеням и вошли в дом, но наглая женщина двинулась за нами.
— Мама опять на тебя сердится? Из-за нее? — шепотом спросила девочка, а я сжала зубы.
— Мы поговорим с тобой об этом завтра, хорошо, Гиса? — с улыбкой ответил Бора. — Сейчас ты иди к нянюшкам и ложись спать. Поздно уже такой маленькой девочке бегать тут.
Спустив ребенка на пол, предводитель легко подтолкнул ее в одну из дверей и тут же снова подхватил меня на руки и стремительно зашагал вперед. Пересек очень большой, ярко освещенный зал с длинным деревянным столом, который уже накрывали женщины, уставившиеся на нас с любопытством. Кивнув им, Бора понесся дальше, взбежал по резной деревянной лестнице четыре пролета и, толкнув плечом еще одну тяжелую дверь, внес в едва освещенную комнату, самым примечательным предметом интерьера в коей была огромных размеров кровать.
— Ты не можешь меня просто игнорировать! — сорвалась на откровенный визг шараакова баба где-то у подножья лестницы, прежде чем Бора захлопнул дверь и поставил меня на пол.
— Ну давай, выскажись, Ликоли! — мрачно насупившись, почти потребовал мой супруг. — А то у меня такое чувство, что руки начисто отмерзнут от прикосновений к тебе!
— А мне показалось, что к холоду вы не слишком чувствительны, онор Бора, — сухо ответила я и сделала пару шагов от него, с нарочитым вниманием оглядывая обстановку, хотя в этот момент мало что могла видеть от бурлящей все сильнее ярости.
— Ты злишься, — он не спрашивал — утверждал.
Да, я злилась, только и сама себе не сказала бы сейчас, из-за чего эта эмоция едва ли не душила меня.
— С чего бы? — как же мне хотелось звучать холодно и безразлично, но вышло, скорее уж, стервозно-язвительно.
— Я бы на твоем месте злился.
— Вы и на своем месте прекрасно с этим справлялись, онор Бора, — процедила я, сбрасывая с плеч меховую куртку.
— Прекрати мне «выкать» и изображать из себя живую сосульку, Ликоли. — Супруг быстро преодолел расстояние между нами, стянул с моей головы смешную ушастую шапку и беспардонно ткнулся носом в волосы на макушке. — Все что тебе нужно — это спросить, и тогда ты поймешь, что причин сердиться у тебя нет. Делай так всегда.
— Я уже пыталась спросить тебя в дороге, но все, что получила в ответ, — указание не совать свой нос не свое дело, не так ли?
— Я не сказал ничего такого. Разве нам было нужно, чтобы ты пребывала в страхе всю дорогу? — с легким оттенком обиды проворчал Бора, потерся лицом об растрепавшиеся кучеряшки и вдохнул глубоко, протяжно и не думая скрывать своего наслаждения от такого элементарного действа. — Я просто пьяный от твоего аромата.
Как же он легко сбивает меня с настроя, раздражение стало ускользать, как вода сквозь пальцы, от его дурацкого сопения и низкой хрипотцы, появившейся в голосе, так что я упрямо отстранилась и сделала еще один шаг от него, оказавшись слишком близко к исполинской кровати с мощными ножками и столбами в углах. Вещь под стать хозяину.
— Просто спроси, Ликоли, — и не подумал отстать от меня Бора, развернув и легонько толкнув, заставляя плюхнуться на стеганое одеяло.
Сам он опустился на колени и начал стягивать мои меховые сапожки. Ведет себя как ни в чем ни бывало, заботливый муженек, сосредоточенный весь на мне, а дурной бабы, оравшей нам вслед будто и не существует! Не говоря уже о детях! То есть против детей я не настроена, но в конце концов…
— Спросить о чем? О том, что, судя по всему, мой статус твоей супруги законен только в моем воображении, выходит? — взорвалась я и, к своему стыду, даже взбрыкнула, отбиваясь от его рук. — Или о том, сколько у предводителя аниров может быть женщин одновременно? Или же о существовании скольких твоих бастардов я еще должна узнать?
Бора схватил меня за руку молниеносно, дернув чуть на себя и накрыв второй ладонью мой рот.
— Не называй так моих детей! Никогда! — приказ, жесткий и безапелляционный, который нарушить осмелиться лишь безумный. А я была зла, но не сошла с ума. — Запомни, Ликоли, у моего народа нет самого понятия «бастард». Дети, рожденные в законном браке или вне его, — просто наши дети, и никак иначе. Все они равны в правах и любимы.
Чувство вины буквально захлестнуло меня. И в самом деле, обиды — обидами, но трогать детей… это низко. Тем более я все еще понятия не имею, в каких отношениях состоял Бора с их матерью… или матерями?
— Прости. За детей прости, — сказала, чувствуя, как щеки заливает краска. — Но это не снимает вопроса с количеством твоих женщин.
— Их может быть сколько угодно. — Да брось он в меня ледяной глыбой, и то, похоже, не было бы так… больно? — Да ты вся побелела, Ликоли! Что опять не так?
— То есть у вас разрешено многоженство? — кажется, мои губы едва шевелились от того, что я так сильно сжимала зубы, силясь не заорать ему в отчего-то довольное лицо. — Зачем тебе тогда была я? Шарааков военный трофей? Ты выбрал не ту, онор Бора! Мне такая жизнь не подходит!
— А какой жизни ты хочешь, горячая моя полукровка? — ухмыльнулся анир и потянул за завязку на меховых штанах, распуская ее. — О чем ты мечтаешь?
— Я хочу быть единственной для своего мужа, понятно? — выпалила, отпихивая его руку снова и тут же начиная себя ненавидеть за эту почти истерику. — Я не смогу ложиться с ним в постель и знать, что он ее делит с кем-то еще!
Вот что я несу? Разве мне должно быть до этого дело? Не сама ли совсем недавно чуть ли не молилась мысленно не получать чрезмерного внимания от этого здоровенного варвара? Но вот в эту секунду поняла, что говорю правду. Мне отвратительна до тошноты мысль делить своего мужа с кем-то. Опять. Пусть нелюбимого, но должно же быть хоть какое-