Мой муж подхватил малышку, отвлекая, и, схватив меня за руку, отправился на улицу.
ГЛАВА 19
Пасмурное с утра небо к моменту нашего выхода на прогулку прояснилось, будто потворствуя планам по созданию общего хорошего впечатления, и мне поначалу опять пришлось щуриться. Все же повсеместное здесь обилие белого, ослепительно сверкавшего на ярком солнце, не было привычной мне цветовой гаммой.
Бора нес расстроенно сопевшую и уткнувшуюся ему в шею девочку на изгибе локтя правой руки, крепко удерживая меня левой, и, по-моему, смотрелись мы со стороны немного странно. По крайней мере, у меня не было опыта подобных прогулок: таскать детей на руках у аристократов было не принято, на то всегда имелись няньки и слуги, да и передвигаться держась за руки у парочек тоже как-то не водилось. Со всех сторон на нас внимательно поглядывали домочадцы предводителя, и мне почудилось, что для них это было тоже нечто новое. Нет, не то, что он носил свою дочь, конечно.
Путь до границы городьбы занял неожиданно больше времени, нежели я ожидала — визуально двор казался меньше, чем на самом деле. Вблизи заостренные стволы-колья, составляющие сам забор, были шокирующе высоченными и толстыми, а вплотную к ним, заметно на отшибе от остальных жилых и хозяйственных строений стояло еще одно приличных размеров здание, причем на этот раз оно было сложено из крупных округлых речных камней и выглядело мрачновато. Длинное и прямоугольное, с крошечными окошками под самой крышей и явно буквально нерушимыми дверями из кованого железа.
— Это тюрьма? — поинтересовалась у Бора.
— Иногда и так, но чаще нет, — туманно ответил он, чуть ускоряя шаг и, похоже, торопясь провести меня мимо побыстрее.
— Сюда никогда-никогда нельзя мне ходить, — очень звонко сказала молчавшая до этого Гиса. — И никому нельзя, только папе и самым сильным его воинам.
— Да? И почему же? — решила я сразу поддержать беседу, раз уж девочка соизволила заговорить.
— Потому… — начала Гиса, но отец прервал ее:
— Потому что здесь запирают только тех, кто плохо себя ведет, а хорошим девочкам, мальчикам, женщинам и мужчинам делать в таком месте нечего! — сказано было не грубо, но так, чтобы четко дать понять — развивать тему не стоит.
— Ух ты! Кажется, я уже и отсюда вижу воз Охона! — воскликнул мой супруг, отвлекая девочку. — Неужто он привез новые сладкие фигуры?!
Гиса мгновенно все забыла и заерзала, вытягивая шею, пытаясь высмотреть этого загадочного для меня Охона через широко распахнутые ворота, а я же покосилась на Бора и встретила его извиняющийся взгляд.
— Я все расскажу тебе. Потом, — пообещал он еле уловимо, и я кивнула, отбрасывая любопытство.
Однако, когда мы уже выходили с относительно тихого двора на шумную рыночную площадь, что раскинулась сразу за городьбой, мне послышалось нечто… протяжный низкий рокочущий звук, породивший ощущение мигом промчавшегося вдоль позвоночника холодка, но шум тут же перекрыл его.
— Вот он, вот он! — счастливо взвизгнула малышка, едва не свалившись из отцовских объятий и указывая сквозь толпу вперед.
Мои же глаза разбежались от обилия непривычно, но красиво одетых людей, сновавших в разных направлениях, почтительно кланяющихся Бора, скрытно или откровенно пялящихся на меня, некоторые прямо-таки с открытыми ртами, так что вожделенный ребенком прилавок на колесах заметила и не сразу. Пахло тут одновременно разными специями, жареной рыбой, выпечкой, человеческим и конским потом и чем-то кисловатым, но съедобным. На передвижных и монументальных прилавках торговали всем подряд, и в этом рынок в Аргасте не слишком отличался от таких же сборищ в Гелиизене, как наверняка и в любой другой точке мира, разве что лотков зеленщиков не было видно. Меха, ткани, готовая одежда соседствовали с развалами с аккуратными горками сушеных трав, грибов, ягод и фруктов, и рядом же торговали еще живой рыбой, кусками туш дичи, стояли большие бочонки с разнообразными соленьями. Следом шли яркие гирлянды из сотен разноцветных бус, серег, браслетов и просто россыпи сверкающих камешков, причем даже на первый взгляд таких, что знакомые мне аристократки зачахли бы, не в силах сойти с места, перебирая их.
Но наш путь лежал мимо всего этого разнообразия к крытой колесной повозке, что влекла маленькую Гису едва ли не сильнее, чем других женщин драгоценности. На желтоватой вощеной бумаге там были расставлены-разложены сотни и сотни всяческих сладостей в форме зверей, цветов, рыбок, домиков. Прозрачные, словно цветное стекло, и матовые, всех оттенков радуги, мелкие, нанизанные на нитки, как яркие бусины, и одинокие, большие, способ поедания коих был для меня загадкой.
Гиса вся извелась и извертелась на руках у Бора, пока мы достигли цели, а потом долго не могла остановить свой выбор на чем-то конкретном, желая все и сразу. Я бы не ее месте тоже хотела, хоть и не являлась поклонницей конфет, но уж больно все тут было красиво. Естественно, дома мне случалось повидать и десятиярусные торты с тысячами крошечных деталей, и прочие роскошные и безумно дорогие лакомства, но они никогда не вызывали у меня восторга, а сейчас я будто поддалась настроению девочки и не менее заинтересованного в выборе ее отца. Все тут просило лизнуть имеющееся или попробовать на зубок.
Кое-как мы смогли-таки покинуть обиталище сладкого соблазна и двинулись дальше, все еще сопровождаемые множеством пристальных взглядов. Но никто не шипел вслед, не собирался бросать в меня гадостями или камнями, и на том спасибо Пресветлой.
Вдруг мне на глаза попалось еще одно интересное торговое место. Вокруг него стояли люди с какими-то свернутыми воронками бумажными пакетами и что-то с аппетитом ели. Торговец — невысокий лысоватый мужчина в плотном фартуке — быстро перемещался от стоящего на огне неглубокого котла с кипящим маслом к покупателям и обратно.
— А что это за пища? — спросила я у Бора, наблюдая, как лавочник погружает россыпь чего-то беловатого в масло всего-то на минуту-другую, а потом вылавливает широкой ложкой с дырочками и выкладывает сначала на частую решетку, давая стечь, а потом и по пакетам.
— Это ректа, мелкая рыбешка, — пояснил супруг.
Рыба, говорите?
— А мы могли бы это попробовать? Оно вкусное? — Я направилась к продавцу, и плотность окружающего внимания стала буквально осязаемой. Ага, значит, все же сплетни получили широкую огласку.
— Ликоли, я не уверен, что тебе такое может прийтись по вкусу, — пробурчал идущий за мной Бора. — Это своеобразное кушанье: рыбку не чистят и не потрошат, только солят и посыпают мукой и травами и так и жарят.
— Все вокруг выглядят так, будто им это нравится, — беспечно пожала я плечами и только сейчас заметила среди толпы знакомые лица некоторых воинов предводителя.
Выходит, они незаметно, делая вид, что тоже всего лишь прогуливаются, следовали все это время за нами.
Лицо торговца, у которого я вежливо попросила порцию ректы для себя, стоило бы запечатлеть для потомков. Он с полминуты не сдвигался с места, уставившись на меня, пока Бора не поторопил его.
На вкус это было… своеобразно. Повторять этот опыт я вряд ли захочу, но сейчас старательно жевала нечто хрустящее, соленое и пряное, улыбаясь всем устремленным на меня шокированным взглядам.
Гуляли мы по рядам еще около часа, купили бусы, парочку красивых браслетов из блестящих камешков Гисе, просто восхитительный гребень из кости местного животного для меня, расшитые бисером ленты для волос, а еще я попросила взять цветастый яркий платок для Нарги и несколько мотков нити, вроде той, из какой было платье, одолженное мне поварихой, намереваясь попросить у нее несколько уроков по этому рукоделью-волшебству.
На обратной дороге смотрели на нас не меньше, но у меня создалось впечатление, что первоначальная атмосфера настороженности и тревоги немного рассеялась.
Гиса начала зевать и клонить головку на мощное отцовское плечо еще до того, как мы достигли ворот в городьбе, и почти уснула, едва вошли во двор, но тут со стороны того самого мрачного здания на отшибе донесся низкий пугающий звук — некая смесь утробного рваного воя и грозного рычания. Ощущение он порождал шокирующе странное, будто беспрепятственно пронзал кожу и плоть, добирался до костей, заставляя их мелко задрожать. Дочь предводителя сразу вскинулась и уставилась вопросительно-тревожно в лицо отцу, он же только покачал головой и нажал ладонью на ее затылок, укладывая обратно.
Тяжелая железная дверь каменного каземата приоткрылась, и из нее, буквально протискиваясь боком, выскользнул крупный воин. Пугающий звук стал громче, прорываясь наружу вместе с ним, но тут же смолк вовсе, когда мужчина с силой захлопнул кованую створку за собой. Приглядевшись, я с содроганием заметила на его руках и лице кровь, которую он быстро утер рубахой, обнаружив, что мы идем мимо. При этом он молча сделал Бора знак, истолкованный мною, как просьба подойти, и предводитель так же безмолвно ответил ему кивком.
— Если у тебя что-то срочное, то я могла бы сама донести Гису до главного дома, — предложила я, сглотнув неприятный ком от мысли, в чем могут заключаться эти самые срочные дела.
Чей-то допрос с пристрастием? Даже пытки? Просто экзекуция провинившихся? Натравливание на них тех самых жутких животных, что издают этот шум? Думать о Бора, совершающем нечто жестокое, было неприятно, но я не настолько нежный аристократический цветочек, не знающий неприятной подноготной сути власти, чтобы меня это слишком оттолкнуло. Мой супруг — человек у руля государства, а это означает быть не только добреньким правителем, но и жесткой карающей десницей при необходимости, а необходимость есть почти всегда, ибо вызывать на себя ненависть и недовольство — неизбежный удел всех власть имущих.
— Мне всего лишь нужно будет ненадолго отлучиться, Ликоли, — ответил мне муж как-то неопределенно. Понять, не хочет ли он оставлять меня посреди дороги, или же не слишком доверяет остаться один на один с ребенком, или все же дела действительно не столь безотлагательны, было невозможно.