зирало на нее с торжеством. Но недолго Шарааку довелось радоваться подлой победе. Придя в ярость, Даиг явила всю дарованную ей от рождения силу и набросилась на него, жестоко раня и желая убить безвозвратно. Только и оставалось обманщику, что бежать обратно в свои подземелья, оставляя за собой след из тысяч и тысяч капель порченой крови. И там, где его кровь упала на снег, она дала жизнь его гадким порождениям — демонам, что способны надевать человеческий облик, как мы носим одежду, но под ним их суть остается звериной, чудовищной, как и у того, от кого они ту жизнь получили. И их предназначение — снова и снова соблазнять, совращать, заражать грехом души любимых Пресветлой людей, причиняя этим обиды и боль женщине, которой Темный хоть владел, но не сумел завоевать.
Бора слушал меня, замерев, чуть склонив голову набок и хмурясь все больше.
— Что же, мне остается лишь просить у тебя простить еще одну мою вину, — мрачно заявил он, когда я закончила. — Я не утрудился узнать хоть что-то о твоей вере, а времени у меня для того было достаточно.
— Что бы это изменило в том, кем ты являешься? — удивилась я.
— Ничего, но за столько недель, ожидая тебя, скорее всего, что-то придумал бы, как дать тебе знать, кто я и что никакого отношения к мерзким созданиям из ваших писаний отношения мы, аниры, не имеем.
— Вряд ли, — пожала я плечами. — Лгать тебе не буду, даже рискуя разгневать: появись у меня сейчас возможность, и я убежала бы отсюда, не желая возвращаться никогда.
— Даже после того, что между нами было? — вскинул голову Бора, а я прикусила губу и промолчала. — Что же, значит, мне нужно сделать так, чтобы ответ на этот вопрос у тебя появился, и из тех, что не будет равен ножу, вонзенному в мою грудь.
Неимоверная усталость охватила меня всю, руки упали, так и не закончив застегивать шубку, но, вздохнув, я заставила себя снова двигаться, пусть и хотелось всего лишь лечь и побыть некоторое время в полном покое, или хоть в его иллюзии, взять небольшую передышку от всего: от потрясений и страстей, что лавиной лились на меня, начиная с перевернувшей многое во мне ночи и раскрывшего такие тайны утра.
— Не нужно. — Бора, наполовину повернувшись ко мне, протянул руку, собираясь остановить мои справляющиеся с пуговицами пальцы, но остановился в непосредственной близости от моей кожи, глядя вопросительно. — Не стоит тебе сейчас никуда ходить, Ликоли. Давай просто побудем здесь, никуда все остальное от нас уже не денется. Секретов больше не осталось.
Я испытала сильный прилив благодарности к нему, ибо действительно нуждалась в том, чтобы не тратить последние силы на поддержание невозмутимого лица и прямой спины.
Стук в дверь в этот раз был тихим, почти деликатным, как будто стоявший с той стороны не был уверен, стоит ли вообще нас беспокоить.
— Предводитель, там к тебе рыбаки пришли, потолковать хотят о соседях, — негромко сообщил кто-то.
Мой супруг так и не отвел еще глаз, и я, сглотнув, кивнула, позволяя избавить меня от верхней одежды.
— Я могу велеть им прийти в другой раз, — сказал Бора, продолжая вглядываться, ожидая моей реакции.
— Не стоит, — покачала я головой. Не нужно забывать, что замуж мне случилось выйти за мужчину, от решений которого зависят жизни и безопасность многих его людей… даже если они вовсе и не люди.
Плечи предводителя опустились, как если бы он надеялся, что я попрошу его забыть обо всем и остаться. Но я ведь не ребенок и не хрупкий предмет, который нужно оберегать постоянно.
— Оставайся тут, отдохни, — сдвинув густые брови, буркнул он, резко поднимаясь.
— Мне запрещено теперь выходить? — сразу насторожилась я. — Без тебя?
Бора поднял взгляд к потолку, опять протяжно выдохнул и пошел к двери.
— Нет, жена моя, тебе не запрещено ни выходить, ни делать все что тебе угодно, лишь бери с собой Ронра или Вада, коли соберешься из дома куда.
Было похоже, что предел его терпения весьма близок.
Оставшись в одиночестве, я вытянулась на постели, насильно расслабляя в теле каждую мышцу, мечтая с такой же простотой избавить от напряжения и свою душу. Если бы ей можно было дарить освобождение простым усилием разума! Полежав так не знаю сколько, осознала, что легче не становится, мысли, как злобные кусачие весенние мухи, жалили и жалили, позорно подталкивая к бесконечной жалости к себе и бессмысленному вопрошению, почему же такое должно быть именно моей судьбой. Это ведет лишь к слабости, к разрушению на части, а я не хочу поддаваться. Я не развалилась на них, даже пережив все отвратительные обстоятельства предательства Алмера, конечно, не без жестоких уколов и тычков кресса Иносласа, но все же. Не сделаю этого и сейчас.
Поднявшись, я пошла умыться и долго смотрела в зеркало, убеждаясь, что мой нос и глаза уже не покрасневшие и опухшие от недавних слез. Никому видеть такого не нужно. Одевшись и обувшись заново, я решила занять себя чем-то привычным, сродни тому, что всегда приносило мне удовлетворение в прежней, не вывернутой наизнанку жизни. Спустившись, направилась на кухню, но Наргу там не застала, что и к лучшему. К этой женщине я стала чувствовать настоящую симпатию, а теперь она была в числе всех тех, кто знал и молчал. Не намекнул и словом глупой чужачке о шокирующей правде. Все они вокруг были такими же. И да, я знаю, что винить их за сохранение тайн своего народа несправедливо, ничего они мне не должны были, но все равно ощущала себя какой-то преданной. Время, мне нужно время, что успокоит загнанные сейчас вглубь, но никуда не девшиеся эмоции.
Поискав, я нашла большую ароматную лепешку с хрустящей корочкой, отломила половину и густо посыпала найденной тут же, хоть и не сразу, солью. Когда уже выходила, в двери вбежали две девчонки-подростки и застыли, испуганно уставившись на меня.
— Буду очень признательна, красавицы, если вы позовете для меня Ронра, — улыбнуться им было тяжело, но мне удалось.
Кивнув, обе с топотом ломанулись прочь. Ну и хорошо, пусть все бегают! Не хочу я сейчас никому тут стараться понравиться. Стыдно и неумно, ну и пусть.
Ронра торопливо вышел навстречу, когда я уже дошла обратно до трапезного зала.
— Здравствуй, Греймунна. — Его улыбка была такой же, как, наверное, и моя — ненастоящей, скрывающей беспокойство, тлеющее в ярко-голубых глазах.
— Я хотела бы навестить того самого вороного красавца на конюшне и отнести ему угощение, как и обещала. Не против проводить меня?
Парень не желал этого делать, скрыть у него вышло плохо, но, однако, послушно кивнул и жестом указал мне на выход.
Едва покинув дом, я практически столкнулась лицом к лицу с темненькой девушкой, что совсем недавно стала причиной схватки между двумя зверями. Она выглядела целой и невредимой, уже в новом платье, но почему-то прямо-таки втянула голову в плечи, сначала шарахнувшись от нас, а потом постаравшись быстро проскользнуть в дом. Еще одна напуганная страшной вештицей-чужачкой? Но проследив, куда она опасливо зыркнула, проносясь мимо, я поняла, что глядела она как раз на Ронра, а тот в ответ сверлил пострадавшую откровенно злым и даже презрительным взглядом. И когда дверь за девушкой захлопнулась, сын предводителя еще с пару секунд не отворачивался, кривя пухлые губы.
— Что-то не так? — спросила я у него. — Мне кажется, или ты сердит на эту бедняжку?
— Бедняжку? — с отвращением фыркнул Ронра. — Ее вина, что сегодня случилось то… что ты видела. А теперь она тут шастает мышью, как ни в чем не бывало, а парням сидеть в капонире неизвестно сколько. Бестолковая вертихвостка!
— Люди влюбляются, знаешь ли, и ничего с этим не могут поделать. Это не их вина, а просто жизнь. — Да уж, я же такая опытная, чтобы поучать его.
— Да какая там любовь, Греймунна, — закатил глаза парень, шагая рядом. — Скучно ей стало одного дожидаться, вот она к другому и переметнулась. Кто так делает? Стравливать двух молодых в такой момент, да еще и братьев?
— А у самого второго брата разве мозгов не было не связываться? — возмущенно спросила я.
— Я об этом тоже думал, — процедил мой провожатый. — Да только мы, мужчины, в женских руках что то тесто у Нарги. Мягкие, лепи, что хочешь, лишь бы трогала.
— Много ты об этом знаешь в твоем-то возрасте! — усмехнулась я.
— Знать, может, и не знаю, а все не без глаз. — И он многозначительно посмотрел на меня, открывая дверь конюшни.
ГЛАВА 22
Оказалось, мы с Ронра пришли как раз во время ежедневной чистки денников. Несколько молодых аниров выводили по очереди лошадей из стойл, и пока один из них быстро и сноровисто проходился щеткой по густой шкуре, расчесывал и так ухоженные гривы да осматривал и ощупывал копыта, двое других успевали вычистить стойло от навоза, нагружая им большую тележку, и подсыпать новую подстилку. Я даже ненадолго застряла на месте, с восхищением наблюдая за такими спорыми и дружными движениями юношей. Заметив нас, они только поприветствовали взмахами рук и вернулись к своей работе. Однако, пройдя по проходу и остановившись напротив конюшни вороного, я недовольно нахмурилась. Вычищены были все соседние денники, а в его была все такая же многодневная грязь.
— Уважаемые, я восхищена слаженностью и скоростью вашей работы, — громко произнесла я, поворачиваясь к уборщикам, и те уставились на меня в ответ с непониманием. Видно, им никто до этого не выражал восхищения по поводу их подобных способностей. — Но могу я узнать, почему этот великолепный жеребец обойден вашим вниманием и содержится в столь удручающем состоянии?
Парни поморгали, переглянулись, будто решая, кто будет отвечать нахальной и, вероятно, опасной чужачке.
— Так бешеный он совсем, — решился наконец тот, что выглядел моложе остальных, — старый оброть снял, хитрец некошный, а новый одевать не дается — дерется как одержимый. А как его без обротя выводить? А не выведешь — не почистишь, зашибет еще. Потом же на место только силой гнать, а предводитель шибко не любит, когда с животинами грубо обходятся.