Сколько времени Бора понадобилось, чтобы полностью сменить ипостась, — не представляю, вполне возможно, считанные секунды, но для меня это длилось и длилось, и когда он уже стоял неподвижно, как изваяние, демонстрируя всю мощь звериного облика, я далеко не сразу сумела справиться с собой и начать рассматривать его, вместо того чтобы бороться с бунтующим разумом, отвергающим то, что видели глаза.
Мои вдохи перестали быть похожими на хрипы утопающей, и зверь… нет, Бора наконец отмер и наклонил голову, отчетливо вопрошая меня о чем-то таким знакомым взглядом. И я поняла — он просил о разрешении приблизиться. О, Даиг, неужто я смогу это ему позволить? Такому огромному, лохматому, и без того захватившему интенсивностью своего присутствия все пространство нашей прежде вроде немаленькой комнаты? Его и так чересчур много, здесь среди человеческой мебели и вещей он виделся чуждым творением природной дикости, зачем-то запихнутым в эти жалкие, тесные для его мощи стены.
Бора издал звук, похожий на просящее мурлыканье, склонил здоровенную гривастую башку на другую сторону, продолжая пристально всматриваться в меня, и переступил широченными лапами, отчего его когти царапнули доски пола, привлекая мое внимание к ним, а после и к кончикам клыков, выступавших из-под верхней губы на чуть вытянутой морде. Кончикам, длина которых превышала длину моих пальцев! Пресветлая, каковы же они целиком! Существо, с клыками и когтями, каждый из которых — натуральный острейший кинжал, способный вскрыть меня с невообразимой легкостью, и что может снести голову одним ударом лапы, да просто раздавить насмерть, прыгнув мне на грудь, мнется в нескольких шагах от меня, безмолвно прося о том, чтобы приблизиться, а я… что я собираюсь с этим сделать? Позволить или поддаться самому примитивнейшему из инстинктов, вопящему бежать от хищника, бежать что есть сил. Ну нет! Этому точно не поддамся, сделала я внутренний выбор, и внезапно ощутила, что не один страх и смятение правят сейчас мною. Азарт и иррациональное возбуждение, жажда познать нарастали во мне, глуша остальное.
Сглотнув несколько раз, рвано, как сломанная кукла, кивнула Бора и подняла руку, показывая, что готова рискнуть коснуться его.
Бора, получив мое согласие, подался вперед слишком порывисто, оказываясь совсем близко как-то сразу, и я никак не смогла сдержаться и не отстраниться, упав на локти и сдавленно охнув. Перед глазами опять замельтешили цветные пятна, мешая видеть все четко, а платье прилипло к взмокшей спине. Пресветлая, как же он огромен и смертоносно стремителен! Существует ли вообще живое существо, у которого есть какой-то шанс не то что противостоять этой стихии, но хотя бы спастись?
Узрев мою реакцию, зверь чуть отступил, давая иллюзию свободного от него пространства, и, заворчав как-то разочарованно и жалобно, опустил клыкастую морду.
— Ничего-ничего-ничего, — глухо затараторила я, возвращаясь в прежнее положение, пусть пока еще и не слыша себя из-за грохота пульса в ушах, — ничего не случилось. Я на месте, ты на месте. Дай мне чуть отдышаться.
Перед глазами прояснилось, и я тут же вздрогнула, встретившись с печально-вопросительным взглядом цвета идриса. «Получится ли у нас?» — отчетливо читалось в нем. А зверь-то у нас, выходит, не настолько оптимистичен, как его человеческая половина.
— Ты же не мог ожидать, что все будет сразу и идеально? — Во рту по-прежнему было так сухо, что язык еле ворочался.
Бора тряхнул здоровенной головой и фыркнул, как бы утверждая, что именно того и ожидал. Ладно, это тоже запомню: терпение большей частью принадлежит человеку, зверю желается всего достичь одним махом — и понятно, хищник же. Удивительно, но эти мимолетные размышления над отличиями быстро успокаивали меня.
— Ну извини уж, — сказала, схлопотав строгое зырканье, — но я готова снова попытаться.
Вопросительно поднятые белоснежные мохнатые брови: «Ты уверена?»
— Уверена, что попробую, но если испугаюсь, ты не рассердишься на это, договорились? — Владеть собой становилось все легче, пусть и утверждать, что страх ушел, было бы ложью.
Новое отрицающее потряхивание гривой и нечто так похожее на ласковый упрек в сверкнувших глазах: «Тебе нечего бояться! Нет во мне гнева к тебе!»
Ох, Даиг, или читать гримасы и язык тела зверя Бора не так уж и сложно для меня, точно так, как прежде лошадей, или это я себе сейчас все сама придумываю, чтобы набраться смелости, а ничего такого и в помине нет. Ну, Греймунна, хватит нерешительности, пора действовать!
Вытерев сильно влажную ладонь о платье, я подняла руку и протянула ее к широкой переносице Бора. Он замер, и я застыла — до прикосновения одно мгновение, уже ощущаю его тепло, но все еще медлю. Хватит-хватит! Трусить — это не мое, пусть и смелость или, точнее, безрассудность частенько не приносила ничего хорошего.
Указательным пальцем слегка-слегка, я потерла короткие жестковатые шерстинки и чуть не шарахнулась, потому что невероятных размеров животное вдруг задрожало, издав протяжный благоговейный вздох, и повело головой так, чтобы уже все мои как одеревеневшие пальцы скользнули с переносицы на покатый лоб и запутались в гриве. Ух ты… то есть… ах! Он просто потерся о мою ладонь, выпрашивая поглаживания, и не нужно быть особым знатоком, чтобы понять: мой покрытый густой шкурой супруг млел от прикосновений. И ладно, нужно признаться, что и мне самой это понравилось. А уж какой он, оказывается, был превосходный наощупь! Мягчайшие и при этом упругие шерстинки гривы легко протекали между пальцами, не запутываясь и не цепляясь, и я, совсем осмелев, стала зарываться в них поглубже, добираясь до кожи, чтобы почесать ее.
Внезапная тяжесть на моих коленях напугала уже далеко не так сильно, как должна была, ведь зверь аккуратно умостил голову на них, да так, что его устрашающая морда практически уперлась мне в живот. Лишь легкий укус этими жуткими зубищами — и все мои внутренности будут вырваны. Будто уловив, в какую сторону двинулись мои мысли, Бора с немного напрягающей настойчивостью потерся о мои живот и грудь, издавая громкое урчание, отчего в глубине тела все стало дрожать, откликаясь и расслабляясь при этом. Ибо звук нес нежность, а совсем не угрозу. А еще он был немного щекотным, как если бы нечто неуловимое проходилось по всем чувствительным местам на коже и под ней, дразня и выманивая нормальные чувства, абсолютно противоположные страху и отторжению.
Запустив уже обе пятерни в густую шерсть, я добралась до округлых ушей и почесала их основание, совершенно уже не придавая значения тому, что, по сути, обняла широкую морду, прижимаясь и открывая самые уязвимые места — живот и горло. Что-то происходило со мной… как будто я постепенно не только отпускала страх, но и пьянела, забывая о его возможности в принципе. И было это… странным? Неправильным? О, нет, с каждой следующей секундой, поглаживанием этой восхитительной шкуры и вдохом едва уловимого аромата, описать который я бы не взялась, мой разум становился все легче, легче… пустым и наполнялся удовольствием. Все, чего хотелось, — это прижаться лицом к нежному меху, и я не смогла себе отказать в этом. Уже не просто улыбаясь (хотя не вспомню, когда и это начала), а откровенно хихикая, я уткнулась в белоснежную гриву, вдыхая-вдыхая-потираясь щеками, лбом, носом. И нисколько не возражала уже, когда Бора с мягким усилием боднул меня, заставляя откинуться на постель, и только приветствовала, что прикосновений стало больше, они теперь были повсюду. Мощные лапищи встали на постель, он навис надо мной, порыкивая и дрожа, не подавляя и страша, а обволакивая, заполняя собой все пространство. Но неожиданно все прекратилось. И в первый момент я совсем не поняла отчего. Хлопая в потолок глазами, перед которыми все расплывалось, я чувствовала потерю и холод… или нет, все же, прохладу там, где ей сейчас вроде как не место. А все потому, что моя юбка оказалась задрана до талии и… и только что я чувствовала… О, Даиг, нет!
Невесть откуда взявшийся дурман стал стремительно рассеиваться, и я вся сжалась, в ожидании, как страх врежется в мою грудь, вернувшись с новой силой, а вместе с ним и отвращение к себе. Ведь только что я добровольно и с готовностью почти отдалась зверю, которого до смерти боялась всего каких-то несколько минут назад.
— Что…Что это было? — хрипло спросила, поднимаясь и оправляя платье, и увидела перед собой уже Бора-человека.
— Прости, мне сложно совладать с собой полностью, когда ты касаешься… — тихо сказал мой муж, вглядываясь в меня с особой пристальностью.
— Я говорю не о том, что ты…
— Я бы не пошел дальше ни за что, не сделал бы того, о чем ты бы потом сожалела и возненавидела меня, — торопливо перебил он и схватил с пола штаны.
— Бора! — Моя волшебная, о да, теперь я прямо уверена, что волшебная легкость сменилась яростью. — Что это было такое?! Не с тобой, а со мной!
Он нахмурился так сильно, что весь его лоб покрылся морщинами, а брови сошлись, и, отвернувшись, стал натягивать одежду с такой скоростью, будто хотел скрыть что-то по-настоящему плохое.
— Бора! — вскочив, я подошла к нему и положила ладонь между лопатками.
Мой анир вздрогнул, мотнул головой, качнулся вперед, как если бы жаждал прервать физическую связь, но тут же медленно вернулся на место, словно моя ладонь притягивала его непреодолимо.
— Не знаю, как тебе объяснить это, чтобы не оттолкнуть, — признался он.
— Скажи как есть. Это было нечто… магическое? — «Принуждение, опять принуждение», — возмущенно кипело в сознании.
— И да, и нет. Ты откликнулась на Зов моего зверя, пусть и неосознанно и наверняка не отдавая себе в этом отчета.
— Я откликнулась на Зов? Значит, он что-то такое все же делал со мной? Что-то насильственное? — Мне вдруг стало обидно за свое обманутое доверие.
— Да нет же, Греймунна! — порывисто обернувшись, Бора схватил меня за плечи, не отпуская, когда рванулась отшатнуться. — Это не насилие, он просто позвал тебя, просил принять его метку, и ты была согласна!