Путь же поиска будет бесхитростен, главное, найти в записных книжках номер телефона одной сумасшедшей клакерши по имени Исидора, любительницы балета и минета. C ней я имел честь познакомиться на премьере в Большом, когда меня отправили по случаю в ложу прессы, чтобы я усладил свой взор всевозможными па на знаменитой сцене. Во время антракта я потерялся и забрел за кулисы. Там пахло скандалом, конским потом и похотью. У пыльного задника, изображающего древнегреческие развалины, молилась барышня-крестьянка. В качестве иконы выступал известный бас Пиавко с расстегнутой ширинкой. Его загримированный лик выражал сладострастие, будто под ним пели падшие ангелы. Мое появление было некстати. Как и вопрос, который был задан без злого умысла по причине того, что я не сразу вник в корневую суть происходящего. Композиция распалась — бас с проклятиями удалился готовить вокальную партию для следующего акта, а барышня-крестьянка вопила ему в спину:
— А контрамарку, козел! Нет, ты видел, — обращалась ко мне. — Пошла, жопа с трубой! Певун херов!.. Вот так они завсегда с честными девушками.
Так мы познакомились — Исидора была вхожа в театральный, простите, бомонд, и мазала каждую знаменитость и звезду таким едким говном, что даже я начинал раздражаться от запашка её слов. По первой наивности было попытался пристыдить бестию, да куда там. И странное дело, многие о ком болтуха распускала совершенно невероятные и дикие сплетни, поддерживали с ней дружеские отношения и, улыбаясь, раскланивались на фуршетах, презентациях и проч. Все объяснялось просто: для актера самое ужасное забвение. Тогда он ходячий труп. Тень из прошлого. А когда за твоей спиной комедианта светское общество со смаком обсуждает твой же роман с актрисулькой, годящейся во внучки. О, значит, жив курилка, который в штанах!
Словом, Исидора являлась, как бы тонизирующим средством против творческого запора, и поэтому пользовалась, прошу прощения, уважением и вниманием. В её уши, как в сливной бачок, попадали все последние новости из-за кулис и коек, превращаясь в милой головке в такую невероятную чепуху и вздор, что у большинства работников искусства несусветная чушь вызывала головокружение и шок. Однако скоро слушок обрастал такими конкретными подробностями, что не верить в него было преступным легкомыслием.
… Мне повезло — Исидора не удавилась на телефонном шнуре и её не прибили пирожными на приеме в честь премьерного провала во МХАТе, что в Камергерском переулке. Сначала я узнал последние новости о том, что г-н Гржжижимский набил морду г-ну Иванову-Смесяковичу, сумевшему наставить ему рога в антракте, когда госпожа Гржжижимская завернула не в ту гримуборную, а уж потом мы начали обсуждать наши проблемы.
Исидора поняла меня с полуслова: ах, голубые небеса, а сам-то, Ванюха, не поменял сексуальной, ха-ха, ориентации? Я отвечал, что нет, и готов, мол, доказать собеседнице свою половую состоятельность. После того, как она подсобит в поисках неизвестной фигуры. Какой фигуры? Пришлось коротко изложить свои похождения в качестве папарацци.
— Ах, ты, сукин котик, — хихикнула шельма. — Решил зарабатывать на слабостях человеческих?
— А что делать? — повинился.
— А мой интерес?
— Процент от сделки.
— Если что, ославлю на весь свет, — предупредила сплетница и сказала, чтобы я ждал ответа.
Через час я уже находился под зонтиком летнего кафе на Тверской. За моей спиной шумел фонтан и смеялись счастливые дети. У самодельного треножного стенда разместился уличный старичок-фотограф, похожий на грустного ослика из мультфильма.
Столица мякла асфальтом и людьми, бесцельно бредущими по нему, точно по тесту. Основатель города на гордом жеребце порывался ускакать с гранитного постамента в тень. Бесконечная автомобильная река медленно плыла по своим законам. Я сидел на неудобном пластмассовом стуле и дул газировку в ожидании делового свидания.
И, поглядывая на развезенную жарой первопрестольную, подумал, что все происходящее напоминает анекдот, правда, не очень смешной. Зачем эта суета и маета? Ради золотого тельца? И глупой мечты об острове? Как бы не поплыть к этому острову на лодочке, похожей на гроб?..
На этой оптимистической мысли появились Исидора в коротеньких шортиках и маечке и человечек с белым лицом актера.
— Ха! Папарацци, — засмеялась девица. — Ты чего вчерась хлебал? — Я признался, поправляя «Nikon». — Фи, кубинский ром! Шустриков, никогда не дуй эту гадость, будешь таким же бякой мятой.
— Я вообще не пью, — поклонился Шустриков, — кроме водочки в хрустальной рюмочке, запотевшей от холода.
Я сглотнул слюну и приподнялся со стула, выказывая всем своим видом удовольствие от встречи. После азиатских церемоний лично для нашей дамы был заказан теплый джин-с-тоником, и началась наша деловая встреча. Я передал господину Шустрикову несколько снимков с коротким комментарием. Исидора глянула на фото и заражала, как, быть может, лошадь под основателем столицы в 1147 году.
— Ванюха, классная работуха! Ха-ха! — смеялась плутовка, посасывая пойло из жестяной банки. — Рука мастера, Шустрый, а? Учись, пока Лопопухин жив и здоров.
— Я — Лопухин, — огрызнулся.
— А вот этого я видела, — указала острым ноготком, выкрашенным в цвет увядающей сирени, на депутата. — Где я видела эту жопу, а? — Наморщила лобик, как это делает обезьянка на плече уличного фотографа.
— Уже покойник, — ответил я. — Меня интересует второй.
— Лопуша, ты убийца? — хихикала.
— Как ты народная артистка России, — нашел достойный ответ.
И пока мы таким образом пикировались, господин Шустриков внимательно рассматривал картинки. Трудно было соотнести его великодушно-тускловатый облик актера с тем тухлым дельцем, благодаря которому мы, собственно, собрались под пестрым шатром кафе. Раньше такие члены общества Мельпомены занимали активную социальную позицию: партком-местком-товарищеский суд, а вечером выходили на сцену и в свете софитов произносили гениальную фразу всех времен: «Кушать подано, господа!». И что же теперь? Халява кончилась и надо выживать в условиях капиталистического рая?
— М-да? — задумался постаревший лицедей. — Странные позы, однако.
— В каком смысле? — не понял. — Позы как позы.
— Ненатуральные, молодой человек. Будто для съемки.
— Так я же это, — и осекся: что за чертовщина? Не для меня с «Nikon» устраивалась вся эта вакханалия? Тогда для кого? — А вы не ошибаетесь?
Актер пожал плечами — всякое может быть, дело житейское, и уточнил задачу, высказанную мной прежде. Потом задумался, тасуя фотографии, как игральные карты. Со стороны это выглядело мило, точно наша троица собирается резаться в подкидного дурака. В общественном месте.
— Так-с, — проговорил наконец господин Шустриков. — Что мы имеем? Мы имеем обоюдный интерес, молодой человек. Вам нужна информация, а нам финансовое обеспечение.
— Шустрик, будь проще, — вмешалась Исидора. — Тебя не понимают.
— Без Оси Трахберга не обойтись, — объяснил актер. — А ты знаешь, милочка, он не работает без оплаты своего труда. Это его принципы.
— Железные, — подтвердила сплетница.
— А кто такой этот Ося, — удивился я, — этот Трахбахберг?
— Как, ты не знаешь, кто такой Ося Трахберг? — воскликнула Исидора. Ооо! — и закатила глазки.
— Ося знает всё, — загадочно проговорил господин Шустриков. — Если хотите иметь результат, вы его будете иметь.
— Но надо платить мани-мани, Лопухин, — вмешалась его спутница.
— Сколько? — поверил в магическое неизвестное лицо.
Была названа сумма в валютном эквиваленте. Мне сделалось дурно: какие цены на рынке информации? Однако, поразмыслив под шум фонтана, понял, что самостоятельный поиск обойдется нам дороже, не считая потери времени и темпа. Я вспомнил о платежеспособном князе Сосо Мамиашвили, и наше трио под разноцветным зонтом ударило по рукам.
Вечером мой легкомысленный поступок был подвержен остракизму. Больше всех, естественно, возмущался Сосо, он бегал по комнате и утверждал, что я иду самым примитивным путем.
— Что ты имеешь ввиду, князь?
— А то, что вы, граф, путаете свой карман с чужим.
Я обиделся: не для себя стараюсь, а для всего общества.
— А деньги мои, — заметил Сосо, — но дело даже не в этом, а в итоге. Почему мы должны доверять какому-то Оси Трахбахбергу, да?
— Как, вы не знаете Трахберга? — удивился я. — Ося знает всё, и результат будет завтра.
— Завтра — это хорошо, — рассудительно заметил господин Могилевский.
— Это черт знает что, а не хорошо, — возмущался господин Мамиашвили, что это за хорошее дело, когда одни убытки? Нет, мне капитала не жалко, лохом не хочу быть!
К счастью, появились девушки Александра и София, и князь сделал широкий жест: ладно, он — платит, хотя и не верит моим сомнительным россказням и розыскам.
— А вы сами-то, — вспомнил, — что имеете?
Надо признаться, день для моих друзей был куда успешнее. Через полковника ГАИ Каблучкина и общегородской компьютер были установлены владельцы хренова «Мерседеса» и хреновой «Ауди». Первый автомобиль принадлежал господину Лиськину, известному деятелю в эстрадном шоу-бизнесе, а второй — гражданину Литвы Субайсису, гостю нашей столицы.
— И что из этого следует?
— Пока ничего, Ванечка, — ответила Александра. — Более того, господин Лиськин гуляет по Елисейским полям и возвращается только завтра.
— А Субайсис?
— Уезжает, — ответила Софочка. — Завтра. Из гостиницы «Метрополь».
— «Метрополь»?! — вскричала хором наша мужская половина, перепугав коммунальный люд за стенами.
Надо ли говорить, что решение в наших горячих головах поспело мгновенно. Оставив Софочку с котом за старшую, мы запрыгнули в «Победу» и сломя голову понеслись в отремонтированном болиде по вечерним столичным магистралям. Было такое впечатление, что мы на Т-34 прорываемся через фронт: огни рекламы мелькали за бортом, как трассирующие очереди крупнокалиберных пулеметов, прямой наводкой били фары встречного транспорта, а лица бойцов были искажены и напряжены. На ходу обсуждался план наших действий. Главное, проникнуть в малахитовой бастион отеля, а там нелегкая вывезет.