И в то время как «боги» тихо и напряженно вели переговоры, РУОПовцы обработали ребра всех участников театральной фиесты. В том числе и мои, хотя честно предупредил, что я заложник с браслетами на руках. Ударом приклада мне объяснили все мои права и свободы. А я то, дуралей, надеялся, что это веселое представление масок-шоу исключительно посвящено моей персоне.
Впрочем, не ошибся. Через несколько томительных минут взоры публики и главных действующих лиц обратились на меня. Граф Лиськин с бледным ликом неудачника, видно, не смог предъявить достаточно веских прав на дворового Ваньку Лопухина и уступил его графу Савелло. Тот с державной стремительностью приблизился ко мне и, заметив наручники, приказал немедленно их снять. Выстрелом из АКМ. Это я так подумал, да, к счастью, обнаружился нежный ключик, и я получил свободу.
Не успел прийти в себя, как начался второй акт современной трагикомедии. Господин шоумен с заметным неудовольствием покинул сцену на «Ройлс-ролсе», а за ним и его боевая группа, которую РУОПовцы проводили с мирными улыбками, мол, до скорой встречи, дорогие товарищи бандиты.
— Как дела, Лопухин, — поинтересовался Аркадий Аркадьевич, взяв меня под руку, как барышню. — Надеюсь, все в порядке?
— Можно сказать, что в порядке, — помял запястья. — А что происходит?
— Ничего, Ваня, ничего, — улыбнулись мне. — Недоразумение. Наш друг слишком активен, вынуждены держать его под контролем. Но, как говорится, нет худа без добра. — И по-отечески приблизил лоснящиеся лицо. — Где дискетка?
— Какая дискетка?
Понятно, что мое дуракаваляние ни к чему не привело. Было такое впечатление, что я нахожусь в медицинской пробирке и меня изучают, как амебное образование. Что делать? Делать нечего — надо приглашать гостей в комнатку, где находится тайник, а в нем — предмет, из-за которого, собственно…
Надо ли говорить, что мое появление в обществе высокопоставленного чиновника, известного всему честному люду своими частыми выступлениями по ТВ, телохранителя и двух автоматчиков, привело моих соседей в состоянии эйфории. Вот она, демократия на марше!..
Все бабульки кинулись в барские ножки просить снисхождения по пенсии. Телохранитель принялся ласково оттеснять старость от молодого тела хозяина, РУОПовцы опустили автоматы, а я ключом открывал дверь в комнату, хотя она была незаперта. Решение пришло именно в эти секунды общей и радостной толчеи в плохо освещенном коридоре.
А почему бы и нет, Ваня, сказал я себе, это твой единственный шанс, рискни, вспомнив прыжки с парашютом и без. Вперед, диверсант, пусть тебя земля встретит, как мать родна…
Эх, мама моя родная!.. И с этим безгласным кличем рванул дверь и, скользнув в её щель, метнулся к открытому окну. И, как меня учили, нырнул «рыбкой» вниз. Со второго этажа. Полет был скорым и нормальным — мелькнули синевой край неба и отливающие солнце окна. Взрыхленная клумба встретила героя с нежностью. Перевернувшись через голову и встав на ноги, я сделал паузу, чтобы найтись в пространстве. Два ханурика сидели на лавочке и поминали третьего Гену, закончившего, напомню, свой земной путь на унитазном престоле. Мой полет из окна и кульбит на клумбе они приветствовали поднятием стаканов с ртутной жидкостью:
— Тренируеш-ш-ша, Ваня? Молодца. Бу' треть?
— В следующий раз, мужики, — отвечал, кидаясь в спасительную темноту проходного подъезда. — Вы меня не видели!
— Ёк!..
За что люблю столицу, так за её многолюдность и переулочки. Поначалу потерялся в толпе праздношатающихся людей, а после пропал в бесчисленных улочках, мне хорошо известных. Конечная цель была — фруктовая «база», где мог бы перевести дух от полетов и найти Сосо Мамиашвили. В карманах у меня прыгала вошь на аркане и пришлось вместе с ней передвигаться легкой диверсантской трусцой. Не грабить же прохожих? Утешало лишь то, что «база» находилась не за тридевять земель, а чуть поближе. Прибыл на неё через час, и встретил непонимание со стороны службы охраны: кто такой, кацо? Слава Богу, вспомнил маленького, но уважаемого Гогу, которого тут же вызвали по связи.
— Дорогой, — обнял меня за плечи, — какими судьбами? Вах, запах, как у лошади, да? Что происходит, родной?
Я не обиделся — все мы лошади, когда спасаем свои жизни, и попросил разыскать князя Мамиашвили. Поищем, пообещал Гога и отвел в свою комнату отдыха. Там я позволил себе принять душ, пропустить рюмашечку коньячка и посидеть в глубокой задумчивости. О делах минувших. И о делах будущих.
Не покидало тревожное чувство, что общая ситуация, связанная с программой «S», осложняется с каждым моим дыханием. Думаю, такие уважаемые в обществе господа, как Савелло и Лиськин сами бы не занимались текущими мелкими вопросами, если бы… Что, если бы?.. Подозреваю, что известный шоумен не все поведал о программе. Как я его пытался надуть, так и он меня…
Чувствую, есть в ней какая-то закавыка. Сенсационная? Скандальная? Умопомрачительная? Не знаю-не знаю. Надо расшифровать дискетку, тем более пароль известен — $. Вот такая вот уверенность, что пароль именно этот. Понимаю, много случайностей, нелепостей и странных совпадений. Но такова наша жизнь, сотканная из реальных снов и призрачных житейских поступков. Где эта граница, между жизнью и смертью… между бодрствованием и сном?
Обомлев от коньяка и космических перегрузок, я задремал на уютном диванчике. И приснился сон — за окном теплая и влажная ночь: капли бьют о жесть подоконника. Бывшая великая, павшая, но ещё живая страна пластается в мглистом полуобмороке, не ведая завтрашней своей будущности. Только мертвые знают свое будущее. Я и страна его не знали, следовательно, мы жили, равноправные государства. Мы были готовы постоять друг а друга, защитить друг друга…
Быть может, поэтому я рылся в хламе, ища солдатскую каску и бронежилет. Я рылся в тусклом, слепом свете ночника, когда почувствовал чужое преступное присутствие.
— Кто здесь? — наступательно поинтересовался. — Бью без предупреждения.
— Бить или не бить, — раздался мелкий, иссушенный смешок; пряча лицо в тень, у мертвого зеркала сидел маленький, плюгавенький человечек.
— Ты кто?
— Я — это я, — произнес со значением. — Вопросы буду задавать я-с.
— А пошла ты, вселенская тварь, — оборвал самозванца. — Смотри, рога-то пообломаю!
— Фу, как грубо, — фыркнула нечисть. — Хотя меня предупреждали-с.
— Кто? — рявкнул.
— Заинтересованная сторона-с!
— Ааа, — догадался я. — Это те, кто мечтает о ста процентах ничто?
— Именно-с!
— Иди во-о-он, черная дрянь! Я не продаюсь. Я сам себя купил. Навсегда. Понял?
— Как не понять? — поспешил с заверениями. — Мы все понимаем. И даже вопрос о вашей дочери решится положительно. Уверяю вас, положительно. Жить она будет сто лет, если…
Я обнаружил в хламе каску; очень удобный, тяжелый, метательный предмет. Мой враг заметил этот весомый аргумент в споре и спрятался в потустороннее мертвого зеркала. Но я не сдержался и метнул каску. С обвальным, кастрюльным боем она ударилась о зеркало, пустив по нему паутину трещин.
— Жаль, Иван, что мы плохо понимаем друг друга, — равнодушно проговорила нечисть из темноты. — А мы хотим только помочь вам. У вас будут трудные дни…
— Что надо, сволочь? — и бросился на невидимого врага. И поймал пустоту. — Где ты, враг человеческий!
— Странные люди, везде и всюду ищите врагов, — удивились мне. — А враг живет внутри вас. Каждый из вас хочет быть ничто. Так ведь проще жить?
— Я не хочу быть ничто!
— Очень жаль, — предупредили с подлым смешком. — Вы не идете нам навстречу. Это было последнее предупреждение. А коль так, то я вам не завидую. Ох, не завидую, Ёхан Палыч…
И просыпаюсь — Сосо Мамиашвили трясет меня за плечи и обзывает малокультурным прозвищем. Проклятье! Какие-то постоянные кошмары и подозрительные видения. Не пора ли обращаться к лечебным водным процедурам? Князь отвлекает меня от самого себя, интересуясь последними событиями. Я излагаю коротко: Мойша Могилевский предал нас, Александра переметнулась к графу Савелло, пароль для дискетки известен, теперь необходимо найти её саму.
— Вах! Могилевский предатель? — не верят мне. — Вано, ты совсем сошел с ума, да?
Я требую прекратить стенания и готовить «Шевроле» к марш-броску в Подмосковье. Зачем, кацо? Посетим собачью ферму и мою вторую бывшую жену Аю. Мой друг берется за голову: он ничего не понимает — зачем нам ферма? Навестить дога Ванечку, которого я сегодня утром отдал. Ты что, соскучился, генацвале?
— Ага, — отмахиваюсь, — смертельно соскучился.
Тут в комнате отдыха появляется Гога и наговаривает моему товарищу информацию на языке гор. Я нервничаю — в чем дело? Сосо дает щадящий перевод: в столице введен план «Сирена». Ну и что? А то, что вся репрессивная система работает на поиск И. П. Лопухина. Знаком мне такой? Так, говорю я, открыт сезон охоты, значит, мы на верном пути, товарищи, и нас ничто не остановит. Надо торопиться, поскольку счет, чувствую, идет на часы. Меня убеждают в обратном — нужно выдержать время, первый же пост остановит наше «Шевроле», на которое оформлены фальшивые документы. С фальшивым водителем.
— К черту «Шевроле», — воплю я. — Давайте трайлер! Фуру! С овощами-фруктами!.. Ребята, мы должны их сделать, или они будут делать нас… всегда…
Командир производства Гога с сомнением качает головой, но уходит на поиски грузовичка. Я и Сосо пропускаем по рюмочке коньяка, чтобы дорога стелилась перед нами, как скатерть, блядь, самобранка. Потом нас приглашают к карте области, и мы вместе с шоферюгой Дато обсуждаем маршрут к моему любимому песику Вано.
На улице вечереет и накрапывает дождик. Я вспоминаю смутный последний сон и чертыхаюсь. Сон — в руку?
У портала овощехранилища чадил огромный брезентовый трайлер — грузчики торопливо заполняли его мешками с чесноком. Я люблю чеснок, но не до такой же степени? Сосо развел руками — что делать, родной, идея твой, исполнение наше, принимай мир таким, каков он есть.