Забираюсь поверх покрывала и держу глаза закрытыми. Он может делать, что хочет, но я не обязана смотреть на этот тошнотворный цвет. Когда Бракс выходит, в комнате становится прохладнее на несколько градусов. Затем он возвращается, и от звука закрывающейся двери я вздрагиваю.
— Я собираюсь связать тебя, игрушка.
Я киваю. Теплой рукой Бракс хватает меня за лодыжку, и я чувствую, как он привязывает ее к ближайшему столбику, и мысленно благодарю его — в таком положении моя бедная задница будет в безопасности. Я расслаблена, пока он делает быструю аккуратную работу, привязывая мои руки и ноги к столбикам. По крайней мере, эта комната намного теплее, чем Дыра; и если я смогла пройти Дыру, то справлюсь и с тем, что он приготовил для меня сейчас.
— Открой глаза.
Кроме этого.
Прикусив губу, я слегка качаю головой. Что он сделает? Заставит меня открыть глаза?
— Сейчас же, Банни.
Я снова качаю головой.
— Хорошо, будь по-твоему. Но я получу то, что хочу, — говорит он мне спокойным голосом.
Удар.
Что-то впивается в мое бедро, и я вскрикиваю в шоке, но отказываюсь открыть глаза. Он бьет меня чем-то, и это ужасно больно!
— Открой.
— Нет, сэр.
Удар.
ГЛАВА 16
Он
Она вздрагивает каждый раз, когда я шлепаю ее маленьким кожаным флоггером, купленным сегодня Дюбуа по моей просьбе, пока мы ужинали в ресторане. Хочу, чтобы она открыла глаза и сказала, почему ненавидит эту комнату. Пока это ее единственная слабость, и я должен знать почему. Это, блядь, сводит меня с ума.
— Открой глаза…
Она плотнее сжимает веки, отказываясь подчиняться. Так что на этот раз я наношу удар по ее груди. Банни вскрикивает, и ее дерзкий носик краснеет, пока она пытается сдержать слезы.
Так продолжается какое-то время: я требую, чтобы она открыла глаза, а она отказывается. Мне нравится наблюдать, как ее бледная кожа становится красной от ударов, которые я наношу. Проклятье! Из-за нее я весь день ходил со стояком, но я не хочу освобождения, пока не сломаю ее.
А я сломаю ее.
Потому что она сломала меня.
Сегодня во время покупок я не узнавал себя. Банни была великолепна во всем, что примеряла. Я не мог сказать ей «нет» и, в конечном счете, скупил для нее половину Сиэтла. Несмотря на потребность быть жестким и обращаться с ней, как с игрушкой, я обнаружил, что выполняю любой ее каприз, потакаю каждому ее желанию и хожу за ней, как влюбленный щенок. Я даже купил ей чертовы цветы, потому что у меня захватило дух, когда во время прогулки она наклонилась, чтобы понюхать их. И я хотел увидеть ее такой снова. Она стала мне дорога, пробралась мне под кожу, а теперь пришло время сделать с ней то же самое.
— Открой. Свои. Глаза.
Конечно, она отказывается, и на этот раз я бью ее раскрытую киску кончиком флоггера. Игрушка кричит и извивается, несмотря на то, что связана. Я жажду поцеловать ее и уверить в том, что все будет в порядке.
Именно поэтому мне нужно причинить ей боль.
Наказать ее.
Заставить повернуться лицом к страхам.
Так, чтобы я мог упиваться ими, упиваться ужасом и отчаянием в ее глазах.
Мне нужно кончить на ее грудь и оставить так, пока не высохнет.
Да, именно это я и сделаю.
Удар! Удар! Удар!
Бью три раза подряд по ее киске. До сих пор я не бил ее по одному и тому же месту. Теперь я хочу посмотреть, как она страдает.
— Почему ты не спишь здесь, Банни? — Мой голос мягкий, почти заботливый. Но мне, блядь, все равно. Да, верно. Даже я знаю, что это ложь.
— Потому что, — говорит она с придыханием, — я не могу.
— Ты можешь. И ты будешь.
Удар!
Так продолжается, пока она не начинает плакать и умолять меня остановиться. Но я не могу остановиться. Все во мне страстно желает узнать ответ. Это ключ от ее тайны — и я узнаю в чем дело.
— Тебе нравится, когда я бью твою сладкую киску?
— Нет!
Удар!
Банни вздрагивает, и мне интересно, врет ли она. Я проскальзываю своим пальцем между ее бедер и толкаюсь в ее горячую киску. Мокрая.
— Чертова лгунья, — говорю я с усмешкой.
Ее тело расслабляется, и я вздыхаю. Как же она упряма.
— Хочешь, чтобы я остановился, Банни?
— Да.
Удар! Удар! Удар!
Слезы струятся по ее щекам, но она все еще отказывается открыть глаза. Я наношу еще несколько ударов по ее клитору, пока она не начинает стонать и содрогаться от мощного оргазма. Но глаза не открывает, поэтому я пробую другую тактику.
Отбросив флоггер, я развязываю ее ноги, и она прижимает их к груди.
— Ты хочешь, чтобы я занялся с тобой любовью, и ты могла уснуть, Джессика?
Ее рот приоткрыт, веки трепещут. Я знаю, что она хочет посмотреть на меня.
— Детка, открой глаза. Сосредоточься на мне. Забудь обо всем. Я твой наркотик, Джесс. Посмотри на меня. — Мой голос тверд и обещает защитить ее.
Она чувствует это, как будто мы связаны невидимой нитью, и слегка приоткрывает свои опухшие от слез глаза. Банни смотрит на меня и открывает их шире. Она не смеет смотреть на что-то другое, кроме меня. Власть над ней наполняет мою душу — я всегда хочу быть единственным, кого она видит.
— Хорошая девочка. Это всегда я, понимаешь? Все остальное не имеет значения. Я — твой хозяин. Даритель всех твоих оргазмов; тот, кто выполняет все твои желания; тот, кто хочет каждую частичку тебя.
Она кивает и улыбается мне, продолжая смотреть на меня, когда я поднимаюсь на кровать, устраиваясь между ее ног.
— Смотри на меня, когда я войду в тебя, Джессика.
Всхлип срывается с ее губ, и мне нравится, какой податливой она становится, когда я ласков с ней. Похоже, это единственный способ, которым я смогу попасть внутрь ее милой маленькой головки. Мудак во мне говорит, что я использую ее, чтобы получить то, что хочу. Но реалист знает, что мне просто нравится выражение ее лица. Выражение, которое говорит, что я — весь ее гребаный мир.
Беру в руку член и скольжу в ее набухшую киску. Она горячая и очень влажная. Как только я вхожу в нее, ее великолепные зеленые глаза начинают закрываться.
— Нет, детка. Ты обещала. Смотри на меня.
Банни кивает, кусает губы и вновь открывает их. Я целую ее сухие губы, пока она не натягивает веревки.
— Развяжи меня, — просит она.
Я сильнее толкаюсь в нее и увеличиваю темп, качая головой.
— Мне нравится, что ты связана, красавица. Такая беззащитная.
Она резко втягивает воздух, когда я приподнимаю ее бедра и вхожу в нее глубже.
— Я была беззащитна в тот момент, когда ты затащил меня в свою машину, в ту первую ночь.
Ее глаза сияют чистыми эмоциями, которые разрывают мою грудь и поражают в самое сердце. Люблю этот взгляд. Люблю его ясность. Люблю его бесспорную уверенность.
Она моя.
— О, Боже! Бракс! — Ее крики заглушаются моим ртом, когда я опускаюсь, чтобы вновь поцеловать ее. Она извивается подо мной в оргазме, и вскоре я извергаю в нее свое семя. На мгновение мы одно целое, и это ощущение захватывает мое сердце. Когда мы оба расслабляемся, я прижимаюсь к ее лбу своим.
У меня были планы на мою маленькую игрушку. Планы, которые подразумевали отношение к ней, как и к остальным. Планы, которые должны были идти своим чередом, чтобы сделать мое существование сносным.
Но с ней я не хочу просто существовать. Я хочу жить этим ощущением. Жить внутри нее. Задержать это мгновение.
И это большая проблема.
Я поднимаюсь, чтобы выключить свет. Банни продолжает смотреть на меня, игнорируя все, что происходит вокруг нее, как я ей и велел.
— Я хочу, чтобы сегодня ночью ты спала здесь, — говорю я ей тихо.
Ее запястья все еще связаны, но она борется с этим.
— Пожалуйста, я не смогу сделать это без тебя.
Мне нужно наказать ее.
Заставить спать здесь одной, пока моя сперма стекает между ее ягодицами.
Это то, что делают мои игрушки. Это то, что делает меня счастливым, верно?
— Очень жаль, — говорю я ей и решаю оставить свет включенным, чтобы тьма не помогла ей скрыться от страхов.
Когда я выхожу из комнаты, она начинает рыдать, видимо, из-за того, что я ушел, и из-за того, что демоны поглотили ее. Это выворачивает меня наизнанку, пока я голый иду к лифту.
Оставь ее.
Оставь ее.
Так это работает.
Я поднимаю руку, чтобы вызвать лифт.
Вопли, раздающиеся из соседней комнаты, просто жуткие. Они рассказывают ее страшную историю, несмотря на ее отказ говорить. Ее крики — агония, наполненная болью и отчаянием. Это слишком.
— О, Боже, — шепчу я, когда иду обратно к ней. Похоже, слабак внутри меня выигрывает, когда дело доходит до нее. Каждый чертов раз. Я сделаю что угодно, чтобы остановить этот ужасный крик боли — как будто ее сердце истекает кровью. Как же громко она кричит.
— Бракс, — задыхаясь, зовет она, когда я появляюсь в поле ее зрения.
Я быстро отвязываю ее и беру на руки.
— Давай уберемся отсюда, детка.
И мы уходим.
Несколько месяцев спустя…
Я смотрю на экран компьютера и пытаюсь сосредоточиться, но продолжаю думать об этой странной игре, в которую мы с Джессикой играем, когда остаемся вдвоем. Не так давно она была разбита — абсолютно опустошена. И я был тем, кто заставил ее смотреть в лицо своему страху. Но также я был тем, кто снова собрал ее воедино. Мы провели много ночей, свернувшись клубочком на теплом ковре у камина. Здесь мы, как правило, говорили по душам. Ни один из нас не был готов полностью опустить свою защиту, но мы наслаждались компанией друг друга, вели интересные беседы. Я даже рассказал ей о других игрушках, потому что ей было интересно; об их именах и как они выглядели. Думаю, Банни даже немного ревновала к Свон. Не то чтобы были какие-то причины для этого. Свон никогда не будет угрозой для нее. Прежняя игрушка ушла. Навсегда. В далекое прошлое.