Герцогиня ждала внучку:
– Прощай, дитя мое. Да пребудет с тобой Господь. Вспоминай нас в своих молитвах и никогда не забывай, что ты – Говард!
Погода стояла угнетающе жаркая, но в каюте барки, которая везла их вверх по реке к Уолтону-на-Темзе, можно было укрыться от палящего солнца, и с воды тянуло ветерком. Ближе к вечеру они сошли на берег, где их уже ждали лошади, и проскакали три мили до Отлендса. Дворец с украшенным башенками гейтхаусом и остроконечными крышами стоял в уединении среди огромного оленьего парка, и Екатерина поняла, почему Генрих выбрал это место для их бракосочетания. Она удивилась громадным размерам и новизне этой королевской резиденции.
Они проехали по горбатому мосту надо рвом и увидели сэра Энтони Уингфилда, вице-камергера королевского двора, который встречал их с приветствиями у гейтхауса. По пути в просторный внутренний двор сэр Энтони рассказал Екатерине, что король приобрел старое дворцовое здание три года назад и с тех пор расширяет его.
– Это только первый из трех дворов, мадам.
Во втором, неправильной формы, оформленном восьмиугольной башней, которая, по словам сэра Энтони, называлась Смотровой, они вошли в королевские апартаменты. Екатерина выразила удивление, что здесь не было главного зала.
– Его величество отказался от него, – пояснил сэр Джон. – Он теперь предпочитает комнаты размером поменьше.
Пока они поднимались по лестнице, Екатерина заметила за окнами сад. Отлендс и правда был прекрасен.
Генрих ждал ее в своем приемном зале. Когда она сделала низкий реверанс, он радостно поднял ее, обнял и, воскликнув:
– Как я ждал этого дня! – махнул рукой сэру Энтони и сэру Джону, чтобы те удалились.
Король приказал подать вина, а Екатерина тем временем осматривалась: красивые французские гобелены, турецкие ковры и мебель, обтянутая бархатом и золотой парчой.
– Вы одобряете? – спросил Генрих, видя ее изумление.
– Это прекрасно, – сказала она.
– Подходящее место для медового месяца, – заметил он. – Подождите, вот увидите апартаменты королевы! Я вызвал вашу сводную сестру, леди Бейнтон, и леди Арундел, чтобы они помогали вам, пока формируется ваш двор. Мы должны позаботиться об этом, находясь здесь.
Екатерина обрадовалась, что ей будут служить две женщины, которых она любила.
Вдруг где-то вдалеке раздался стук молотков.
– Не обращайте внимания, – сказал Генрих. – Работы здесь еще продолжаются, но я распорядился в первую очередь закончить с королевскими апартаментами. Охота в здешних краях превосходная. И я велел проложить дорогу между Отлендсом и Хэмптон-Кортом, чтобы легко добираться туда.
Вино было налито, и, как только паж удалился, Генрих поднял кубок и чокнулся с Екатериной:
– За нас, дорогая, и наше будущее! Да будет наш брак благословлен большим счастьем и множеством детей.
– За нас! – эхом отозвалась она, с испугом сознавая, что очень скоро может стать матерью – матерью принца! Вдруг испытанные за последнее время страхи и сомнения показались ей неважными. Все будет хорошо, она это знала.
– Я послал за своим священником, епископом Лондонским, чтобы тот приехал и поженил нас, – сказал ей Генрих. – Мы обвенчаемся завтра.
Это происходило на самом деле. До сей минуты Екатерина верила в уготованную ей судьбу только наполовину.
Ее апартаменты оказались роскошными, как и обещал Генрих. Изабель с Маргарет ждали в ее приемном зале и присели бы в реверансах, если бы Екатерина не обхватила их обеих руками и не закружила на месте, восклицая:
– Как хорошо, что вы здесь!
– Надеюсь, ты не станешь так фамильярничать со всеми своими дамами! – Изабель засмеялась.
Они все вместе прошлись по комнатам, составлявшим личные покои королевы, любуясь гобеленами со сценами из античных времен, турецкими коврами и позолоченными стенными панелями. Потом выпили немного вина, переодели Екатерину в платье из золотой парчи и расчесали ей волосы так, что они заблестели, как начищенная медь. Екатерина прошла в столовую, где стол был накрыт белоснежной скатертью; на нем стояли кубки из венецианского стекла и лежали посеребренные столовые приборы. Только когда появился король, Изабель и Маргарет потихоньку удалились.
После вкуснейшего ужина, состоявшего из лососины и цыпленка, Генрих и Екатерина, взявшись за руки, прогулялись по террасному саду и выпили воды из фонтана, потом нашли место в красивом, обнесенном стеной парке и сели. Король заключил свою нареченную в объятия и благоговейно поцеловал.
– Я считаю часы до завтра, – пробормотал Генрих. – Я так люблю вас, моя Кэтрин. – И он поцеловал ее снова, как будто никак не мог насытиться ею.
Глава 19
1540 ГОД
На следующий день после обеда сэр Энтони и сэр Джон проводили Екатерину в кабинет при часовне. Изабель и Маргарет шли следом и несли ее шлейф. Она была в платье из золотой парчи и надела на шею подаренную королем подвеску с изображением Венеры и Купидона. Генрих ждал ее, весь в серебристо-белом; он поднес руку своей невесты к губам, прежде чем повернуться к священнику. Екатерина бросила взгляд на тучного, толстощекого Эдмунда Боннера, епископа Лондонского, и сразу прониклась к нему неприязнью. Был он грубоват и вел себя как-то слишком уж эмоционально и повелительно. Тем не менее этикет соблюдал, хотя и проводил обряд венчания так, будто изгонял демонов. Однако король ничего этого не замечал, лишь выразил величайшую радость, когда их с Екатериной объявили мужем и женой.
После этого, когда Генрих выпустил Екатерину из своих объятий, все поклонились ей и поздравили.
– Я так рада за вас! – сказала Изабель, и глаза ее увлажнились. – Не думала, что доживу до этого дня!
Екатерина ощутила головокружительный восторг. Она действительно стала королевой!
Створки большого эркерного окна оставили открытыми, и от этого в спальне было свежо. Снаружи на фоне лунного неба вырисовывались силуэты дворцовых крыш.
Екатерина отвернулась от окна и подошла к роскошной жемчужного цвета кровати, которую Генрих специально заказал у французского мастера и велел привезти сюда для брачной ночи. На постельном белье был вышит инициал «Е», милая деталь.
Изабель и Маргарет проворно, почти без слов, сняли с Екатерины платье, потом надели на нее через голову полупрозрачную батистовую ночную сорочку, украшенную по вороту и краям рукавов крошечными цветочками, которые она вышила сама золотой нитью. Затем до блеска расчесали ей волосы.
Церемонии укладывания в постель не предполагалось. Король настоял на полной приватности, что стало для Екатерины большим облегчением: ей было бы омерзительно присутствие злобного епископа Боннера, который благословлял бы брачное ложе, когда она на нем уже лежала.
Сделав все необходимое, Изабель и Маргарет поцеловали Екатерину, присели в реверансе, пожелали ей спокойной ночи и оставили одну. Она быстро вынула иглу из шкатулки для шитья и воткнула ее в матрас под своей подушкой, потом встала у окна и задумалась, стоит ли ей лечь в постель. Простояла она так недолго. Дверь мягко отворилась, и, обернувшись, Екатерина увидела короля, одетого в длинную ночную рубашку из алого дамаста. Он глядел на нее в восхищении; его глаза рыскали по ее фигуре в тонкой сорочке.
– Кэтрин! О, моя дорогая…
Генрих, прихрамывая, подошел к ней и прижал к своей широкой груди, припал губами к ее губам и стал шарить руками по телу. Екатерина закрыла глаза, воображая, что с ней Том, и удивилась, обнаружив, что отзывается на ласки.
– Дайте мне посмотреть на вас, – хриплым от страсти голосом проговорил Генрих, развязал ленточки на ее сорочке, и ворот раскрылся, отчасти обнажив груди. – О, вы прекрасны…
Он стянул рубашку с ее плеч, и та упала на пол. Екатерина стояла перед ним обнаженной. Глаза его похотливо прищурились.
Она не ожидала, что мужчина такого возраста и веса, как Генрих, еще не лишился мужской силы. Накануне свадьбы она размышляла: интересно, когда дойдет до дела, окажется ли он способным к супружескому акту. Поэтому теперь очень удивилась жарким объятиям Генриха, который неистово хватал ее за груди и целовал так, будто хотел проглотить. Потом он потянул ее к постели. Екатерина легла, и Генрих взгромоздился сверху; его желание совокупиться с ней нетерпеливо трепыхалось у нее между бедер. Она едва могла дышать под его весом, вдавившим ее в матрас, но потом Генрих немного переместился в одну сторону и опустил вниз руку, чтобы войти в нее. Екатерина не забыла ахнуть, будто от боли, задержала дыхание, изображая, что терпит дискомфорт, а потом позволила себе улыбнуться. И правда, это было не так отвратительно, как она боялась. Только от больной ноги Генриха исходил слабый запах гниения, а когда он кончил и скатился с нее, то подумал об удовольствии супруги: его пальцы мягко задвигались у нее между ног. Он знал, как разжечь в ней желание, и она дошла до оргазма очень быстро.
Они лежали рядом и учащенно дышали, его рука лежала у нее на бедре.
– Я не думала, что испытаю такое блаженство, – прошептала Екатерина.
– Мои врачи говорят, что женщина должна получать удовольствие, чтобы зачать, – пробормотал Генрих. – Но мне хочется, чтобы вам доставляла радость и любовь сама по себе тоже. Надеюсь, я не причинил вам боли, дорогая?
– Совсем немного, – сказала она, – а потом мне начало нравиться.
Он поцеловал Екатерину, приподняв ее голову за подбородок, чтобы заглянуть в глаза, и прошептал:
– Мне кажется, я в раю.
– Рай для меня там, где вы, – ответила она, удивляясь, откуда у нее взялось вдохновение, чтобы говорить такие вещи.
– О, моя дорогая… – Генрих приткнулся головой к ее шее. – Я благодарю Господа, что вы стали моей, моя дорогая тюдоровская роза. И я люблю вас намного, намного больше всех остальных. Наконец-то у меня есть жена, которая воплощает в себе все, чем я восхищаюсь в женщине: красоту, очарование, приятный характер, послушание и добродетель. Я по-настоящему счастлив.