Когда в следующий раз она отправилась проведать Генриха, стражники у дверей скрестили алебарды при ее появлении.
– Что вы делаете? – изрекла она самым повелительным тоном, на какой была способна. – Я хочу видеть короля.
– Простите, ваша милость, – сказал один из офицеров. – Нам приказано не пускать никого, даже вас.
Она покраснела и ушла, уязвленная этим публичным отказом. Почему король не хочет ее видеть? Неужели кто-нибудь донес ему, как королева любовалась Томом за игрой в теннис? Или, еще хуже, их разговор в антикамере подслушали? Она не сказала ничего плохого, но не одернула Тома и не отругала его за дерзость.
– Король отказывается видеть меня, – поделилась Екатерина с Изабель, которая застала ее одиноко сидящей в спальне. – И я не знаю почему!
– Разве это не очевидно? – мягко проговорила Изабель. – Это гордость. Он не хочет, чтобы ты видела его слабым и больным. И может быть, понимает, что он сейчас малоприятный собеседник.
– Вероятно, так и есть, – сказала Екатерина, но до конца не успокоилась.
Она знала, как легко Генрих впадает в подозрительность, как порывист в угрозах и скор на расправу с теми, кого считал виноватыми перед собой. Лишь бы его гнев не пал на нее, молилась она. Но узнать что-то было невозможно.
Или нет? Том знал обо всех переменах в настроении Генриха. Он скажет ей.
Екатерина пошла в Королевскую капеллу. Был пост, и никто не обратит внимания, если королева станет молиться чаще, чем обычно. Она преклонила колени на королевской скамье, где ее никто не увидит снизу, из нефа, и время от времени бросала взгляды через парапет, чтобы посмотреть, кто появлялся в церкви.
Прошла неделя, десять дней, она по-прежнему ходила в капеллу. К этому моменту она уже вся извелась от беспокойства. Доктора докладывали ей, что Генрих по-прежнему в дурном настроении и отказывается встречаться с кем бы то ни было. Екатерина читала в этом всевозможные ужасные знаки.
Она не могла проводить в церкви все время, но находилась там столько, сколько могла. О, когда же придет Том? Он должен скоро появиться!
Когда в следующий раз она приблизилась к королевской скамье, некоторые из ее дам стояли на молитве. Она услышала, как они поднялись и вышли, уловила обрывки разговора о себе – шелестящий шепоток.
– Он уже почти две недели не видится с ней, а раньше ни на миг не разлучался, – сказала одна.
– Может, он устал от нее, – ответила другая.
– Неужели новый развод!
– Конечно нет. Леди Ратленд думает, что ее милость ждет ребенка.
Шаги стихли, Екатерину объял страх. Так вот что думают люди! Неужели король и правда задумал развестись с ней? Если так, то почему? Кто-нибудь рассказал ему о ее прошлом или о Томе? Или Генрих решил, что она бесплодна?
Екатерину трясло, когда, по счастью, в капеллу вошел Том. Она слетела вниз по ступенькам и облегченно выдохнула, увидев, что он один.
– Ваша милость! – испуганно сказал Калпепер. – Я хотел немного побыть в тишине. Его величество был очень плох, и все мы сбились с ног.
Она огляделась – не прячется ли кто-нибудь в тени? – и понизила голос:
– Том, мне нужно знать! Он упоминал обо мне?
– Иногда он зовет тебя во сне, – сказал Том, – и говорил, что надеется вскоре поправиться, потому что хочет организовать твой торжественный въезд в Лондон. Почему ты так расстроена?
– Потому что слышала разговоры, что он устал от меня.
Нельзя, чтобы Том видел ее плачущей. Кто знает, к чему это может привести?
– Ну я впервые об этом слышу, – ответил Том, глядя на нее своими прекрасными глазами. – Прямо сейчас он занят завершением укреплений в Кале и Гине. Помнишь, когда он хотел избавиться от леди Анны, то ни о чем другом не говорил. Это сплетни, Кэтрин. Не обращай на них внимания.
– Не буду, – ответила она, заметив, что он назвал ее по имени, а не как полагалось в соответствии с титулом. – Благодарю тебя. Ты успокоил мой разум. Только почему же его милость отказывается от встреч со мной…
– Он не хочет, чтобы ты видела, как он ослаб. Перед тобой он желает представать всесильным, истинным воплощением мужественности. Я уверен, это единственная причина. Все знают, что он без ума от тебя. На него сейчас действительно больно смотреть.
Глаза их встретились. Том явно не утратил чувств к ней. Последовала долгая пауза.
Екатерина первая отвела взгляд.
– Я уверена, Бесс Харвей помогла тебе забыть, что я когда-то имела для тебя значение, – сказала она.
– А что мне было делать? – спросил Том. – Жить монахом?
– Нет. – Она вздохнула. – Я ни в коем случае не упрекаю тебя. Но теперь между нами не может быть ничего.
– Я это прекрасно понимаю, – с горечью произнес Том.
– Мне нужно идти. Никто не должен видеть нас разговаривающими наедине. Благодарю за утешительные слова, теперь мне гораздо лучше. Мы должны молиться, чтобы король поскорее поправился.
Екатерина отвернулась от него и вышла из церкви.
Она понимала, что не успокоится окончательно, пока не увидится и не поговорит с Генрихом, и очень обрадовалась, когда через два дня он наконец прислал ей записку с приглашением отобедать с ним.
Изабель пришла помочь ей одеться, вид у нее был встревоженный.
– Мадам, вы помните, что наш брат Джон обвинен в тайном сговоре с кардиналом Поулом?
– Да, помню.
Джон Ли до сих пор сидел в Тауэре, и Екатерина ощутила чувство вины: она так и не добилась его освобождения.
– Мать кардинала, леди Солсбери, томится в Тауэре уже больше двух лет, – продолжила Изабель. – Говорят, ее держат в холодной камере без теплой одежды, а на улице сейчас мороз. Она пожилая женщина, и мне невыносима мысль о ее страданиях. Ты поговоришь о ней и о Джоне с его величеством?
– Конечно поговорю, – согласилась Екатерина, содрогаясь от мысли о печальной участи леди Солсбери. – Я сделаю для них все, что смогу, когда настанет подходящий момент.
Прибыв в личные покои Генриха в сопровождении одной только Анны Бассет, она застала супруга за столом у очага; его больная нога была накрыта куском дамаста.
– Садитесь, Кэтрин, – предложил ей король.
Она вгляделась в его лицо, ища малейшие признаки неудовольствия, но ничего не увидела и сказала:
– Как я рада видеть, что вам лучше! Я соскучилась по вам.
– Комната больного не место для юной леди, – ответил ей Генрих. – Вы ничего не могли сделать, и боюсь, я был очень резок со своими врачами. Так всегда, когда у меня разболится нога. Слава Богу, аппетит вернулся ко мне! Попробуйте эту форель, она превосходна.
Он положил ей кусок на тарелку. Екатерина испытала такое облегчение, что едва не расплакалась.
– Что тревожит вас, дорогая? – заботливо спросил Генрих.
– О, Генрих, я так беспокоилась, – призналась она. – Я слышала, будто вы устали от меня.
– Кто болтал такие глупости? – нахмурился Генрих.
– Не знаю. Я услышала разговор в нефе, когда молилась на своей скамье в капелле.
– Проклятье, они подбирают крошку и называют ее караваем! Дорогая, вы не должны верить таким вещам или искать правду в слухах.
Екатерина размякла от облегчения. Она надеялась, что Анна Бассет передаст слова короля дамам, которые сплетничали.
– Больше не буду доверять никаким слухам, – сказала она, расцветая. – Но огорчило меня и еще кое-что. Я слышала, старая леди Солсбери находится в Тауэре в ужасных условиях, в неподобающей одежде и без тепла в эту холодную погоду.
Улыбка сошла с лица Генриха. Екатерина пожалела, что завела речь об этом.
– Она изменница! – рявкнул король. – Ей повезло, что я оставил ее в живых.
– Простите меня, – взмолилась она, испугавшись такой перемены его настроения. – Я не знаю, в чем ее вина, но уверена, вы наказали ее справедливо. Однако Господь учит нас помогать узникам, и меня тронуло ее бедственное положение, потому что она пожилая леди.
– У вас доброе сердце, дорогая, – вздохнул Генрих, – но в данном случае ваши симпатии обращены не на того человека. Леди Солсбери – моя кузина и имеет сомнительные притязания на престол. Несколько лет назад ее сын, кардинал Поул, написал против меня изменнический трактат и теперь живет изгнанником в Италии. Вскоре после этого его братья-сотоварищи замыслили убить меня. Я казнил их, а остальных членов семьи заточил в Тауэр.
– Леди Солсбери была причастна к заговору?
Генрих снова наполнил свой кубок:
– Я в этом убежден. Когда мои люди обыскивали ее замок в Уорблингтоне, они нашли там шелковую мантию, расшитую королевскими гербами – без отличительных знаков, как будто эта вещь принадлежит правящему монарху. Я не сомневаюсь, что замысел состоял в том, чтобы посадить вместо меня на трон леди Солсбери или кого-нибудь из ее сыновей. Вот почему против нее был издан Акт о лишении гражданских прав и состояния, и ей вынесли смертный приговор. Но, уважая почтенный возраст этой дамы, я спас ее от топора.
– Ваша милость всегда проявляет сострадание, – сказала Екатерина, посчитав, что лесть сейчас – лучшее средство, – но, хотя она и изменница, меня печалит, что эта леди вынуждена терпеть такие лишения, все-таки она человек. Можно я пошлю ей теплую одежду?
Генрих нахмурился. Екатерина ждала ответа, надеясь, что не рассердила его.
– Хорошо, – согласился он после продолжительного молчания. – Но вы заплатите за это из своего личного кошелька.
Король имел в виду деньги, которые выделял ей на личные траты.
– О, благодарю вас, Генрих! Вы так добры! – воскликнула она, встала и поцеловала его.
– Хм… – проворчал он, оттаивая. – В следующий раз вы заставите меня селить изменников в Тауэрском дворце! Я ни в чем не могу отказать вам. – Он взял ее лицо в ладони и поцеловал в ответ. – Как же я люблю вас, моя маленькая королева!
Екатерина подумала, что сейчас не время просить за Джона Ли.
На следующее утро она вызвала своего портного, мастера Скатта, и приказала ему изготовить одежду для отправки леди Солсбери. Подбитый мехом ночной халат был главным предметом, и у него должна быть подкладка из атласа; она также заказала киртл из гаруса, меховую нижнюю юбку, гейбл и налобную повязку в старом стиле, четыре пары чулок, четыре пары туфель и тапочки. Сумма, которую она заплатила, могла бы составить годовой заработок ремесленника, но деньги потрачены на доброе дело, – сказала себе Кэтрин.