– А где Майкл?
В груди у нее вдруг шевельнулся страх: неужели чутье ее подвело? Может, она ошиблась, когда решила, будто рассудок сержанта Уилсона не затронула болезнь? Война еще не закончилась, а психиатрическое отделение пока не закрыли. Раньше она никогда не оставила бы новичка надолго без присмотра в его первый день в бараке. Так Майкл из тех, от кого можно ждать беды? Не к добру он появился здесь. Сначала она оставила его медкарту на столе, пока показывала ему палату, а теперь не смогла уследить за ним.
Должно быть, она побледнела, да и голос, похоже, ее выдал: трое мужчин с любопытством уставились на нее, даже слепой Мэт повернул к ней голову.
– Майкл в подсобке заваривает чай, – поспешил успокоить ее Нил, затем вытащил из кармана портсигар, раскрыл и протянул солдатам.
Сестра Лангтри знала: он не стал бы предлагать ей закурить за стенами ее кабинета.
– Кажется, нашему новенькому нравится творить добрые дела, – продолжал между тем Паркинсон, поднося зажигалку всем по очереди. – Собрал грязную посуду после ужина, помог санитару их вымыть, а теперь вот чай готовит.
У Онор пересохло во рту, но она не решилась облизнуть губы, чтобы не дать лишний повод для подозрений, и спросила:
– А Люс где?
Мэт беззвучно рассмеялся.
– Вышел на охоту, словно кот.
– Надеюсь, до утра не вернется, – презрительно скривил губы Бенедикт.
– А я очень надеюсь, что вернется, иначе наживет неприятности, – возразила сестра Лангтри и осмелилась наконец сглотнуть.
Майкл принес чай в большом старом чайнике, знававшем когда-то лучшие времена: эмаль на нем облупилась, бока покрывали многочисленные вмятины и щербины со следами ржавчины. Поставив чайник перед сестрой Лангтри, он отправился в подсобку и принес на дощечке, заменявшей поднос, шесть щербатых эмалированных кружек, одну-единственную погнутую чайную ложку, сахар в старой банке из-под сухого молока и помятый жестяной кувшин с разведенной сгущенкой. Диссонансом этому убожеству была прелестная чайная пара костяного фарфора Эйнсли, расписанная вручную, с тонкой позолотой, на краю блюдца которой лежала изящная ложечка чеканного серебра.
Онор показалось забавным, что Майкл уселся напротив Нила на ее конце стола. Похоже, ему не пришло в голову, что место на скамье могли оставить для Люса. Вот и хорошо! Люсу это пойдет на пользу: пусть не думает, будто новичок станет для него легкой добычей. Впрочем, с чего бы Майклу бояться Люса? Едва ли тот сможет его запугать. У Майкла здоровая психика, он не подвержен ни навязчивым страхам, ни острым приступам тревоги, которыми страдают обычно пациенты отделения «Икс» при поступлении. Наверняка Люс покажется ему не жутким, а смешным. Но если считать Майкла образцом психического здоровья, то и она, наверное, тоже немного со странностями, потому что Люс пугает ее, пугает с тех пор, как очнулась от грез и поняла, что он своего рода нравственный имбецил, психопат. Ему удалось ее одурачить, потому она его и боится. А ведь почти влюбилась в него: уж очень понравилась его кажущаяся «нормальность». И вот теперь Майкл… Что, если и на этот раз ошиблась? Может, с самого начала неверно судила о нем?
– Насколько я понимаю, кружки наши, а чашка с блюдцем для вас, сестра, – обратился к ней Майкл.
Онор улыбнулась:
– Да, вы правы. Мне подарили эту пару на день рождения.
– А когда у вас день рождения? – тут же уточнил Уилсон.
– В ноябре.
– Значит, следующий вы будете праздновать дома. И сколько же лет вам исполнится?
Нил угрожающе замер, насторожился и Мэт. На лице Наггета отразился благоговейный испуг, Бенедикт остался равнодушным. Сестра Лангтри не столько обиделась, сколько растерялась: вопрос Майкла застал ее врасплох, – но прежде, чем она успела ответить, вмешался Нил:
– Это вас не касается!
Майкл удивленно поморгал.
– Ну, это ей решать, приятель, верно? Она не выглядит такой уж старой, чтобы держать свой возраст в секрете.
– Что значит «она»? – вскинулся Мэт и голос его дрожал от гнева. – Это вам не кошкина мать, а сестра Лангтри.
– Так сколько лет вам исполнится в ноябре, сестра Лангтри? – повторил вопрос Майкл без тени вызова.
Похоже, обитатели барака показались ему слишком обидчивыми и вспыльчивыми, вот он и решил показать свою независимость.
– Мне будет тридцать один год, – ответила сестра небрежным тоном.
– Вы не замужем? И не вдова?
– Нет. Я старая дева.
Майкл рассмеялся и, решительно покачав головой, возразил:
– Нет, на старую деву вы не похожи.
Атмосфера накалялась: старожилов возмущала наглость новичка и снисходительность сестры.
– У меня в кабинете стоит коробка с галетами, – неторопливо проговорила сестра Лангтри. – Может, кто-то за ней сходит?
Майкл тотчас вскочил.
– Если вы уточните, где именно, я с удовольствием принесу.
– Посмотрите на полке под книгами. Это жестянка из-под глюкозы, но на крышке вы увидите наклейку с надписью «Галеты». Вам добавить молока в чай?
– Спасибо, я пью черный, с двумя кусками сахара.
Пока Уилсон ходил за галетами, за столом стояла мертвая тишина. Сестра Лангтри безмятежно разливала чай, а мужчины дымили сигаретами, словно стремились дать выход накопившейся ярости.
Майкл вернулся с жестянкой, но вместо того чтобы сесть к столу, обошел всех по кругу, предлагая галеты. Заметив, что каждый из мужчин взял по четыре штуки, он достал четыре галеты и мягко подложил под неподвижную ладонь Мэта, покоившуюся на столе, придвинул к его руке кружку с чаем так близко, чтобы слепой почувствовал тепло, и только после этого опустился на скамью рядом с сестрой Лангтри. Его искренняя улыбка глубоко тронула ее – Майкл ничем не напоминал Люса.
Остальные мужчины по-прежнему настороженно молчали, но сестра Лангтри впервые на это не обратила внимания. Все ее мысли занимал Майкл: она улыбалась ему и думала, как приятно в кои-то веки встретить человека, лишенного привычного набора надуманных страхов, тревожных метаний и переживаний. Она была уверена, что он не стал бы искать у нее утешения и защиты, как другие пациенты.
Внезапно Наггет громко застонал, капризно оттолкнул кружку с чаем и схватился за живот.
– О господи, меня опять скрутило! Ай-ай-ай, сестра, похоже, у меня кишечная непроходимость или дивертикулит!
– Тем лучше для нас, – без всякого сочувствия пробурчал Нил, схватил кружку Наггета и перелил ее содержимое в свою опустевшую, потом сгреб его галеты и ловко, словно игральные карты, раздал остальным.
– Но мне правда плохо, сестра! – жалобно проблеял Наггет.
– Если бы ты не лежал в кровати весь день и не читал медицинский справочник, то чувствовал бы себя нормально, – неодобрительно заметил Бенедикт, недовольно поморщившись, и сурово обвел глазами сидевших за столом, словно кто-то из них жестоко его обидел. – Это здоровья не прибавляет, да и воздух здесь нездоровый.
Он поднялся и, важно ступая, вышел на веранду.
Наггет опять застонал, на этот раз куда громче, и сестра Лангтри мягко проговорила:
– Бедняжка Наггет! Если хотите, пойдите в мой кабинет и подождите меня там. Я сейчас подойду. А вы можете пока измерить частоту своего пульса и дыхания, хорошо?
Джоунс с готовностью поднялся, держась за живот так, будто собирался вот-вот извергнуть его содержимое, и с победной ухмылкой оглядел остальных.
– Слышали? Сестричка знает, что ничего я не выдумываю! Уверен: у меня опять разыгрался язвенный колит.
Он унесся в конец барака, а Майкл с тревогой заметил:
– Надеюсь, у него нет ничего серьезного, сестра: вид у него и вправду нездоровый.
Нил фыркнул, а Онор невозмутимо возразила:
– С ним все в порядке.
– Болезнь грызет его душу, – неожиданно заговорил Мэт. – Несчастный простофиля скучает по матери. Он здесь, потому что это единственное место, где его терпят, а мы миримся с ним из-за сестрицы. Будь у начальства побольше мозгов, отправили бы беднягу домой, к матери, еще два года назад. А вместо этого его держат здесь, вот он и жалуется на ломоту в спине, головные боли, кишечные колики и сердечные приступы. Гниет здесь заживо, как и все мы.
– Верно сказано: все мы тут гнием, – угрюмо буркнул Нил.
Буря не утихала. У них меняется настроение, словно погода в этих широтах, подумала Онор, обводя взглядом лица мужчин. Кажется, ничто не предвещает ненастья, а в следующий миг поднимается вихрь и небо заволакивает тьма. Что стало причиной на этот раз? Неужели слова Мэта?
– Что ж, по крайней мере, у нас есть сестра Лангтри, а значит, все не так уж плохо, – весело заметил Майкл.
На этот раз смех Нила прозвучал почти естественно, так что, возможно, буря все же уляжется.
– Браво! – воскликнул он. – Наконец-то среди нас появился галантный рыцарь! Теперь слово вам, сестра. Оспорьте этот комплимент, если сможете.
– Зачем же мне его оспаривать? Не так уж часто мне делают комплименты.
Слова Онор задели Нила, но он демонстративно запрокинул голову, словно сбросил наконец напряжение, и мягко возразил:
– Вопиющая ложь! Вам ли не знать, что мы постоянно осыпаем вас комплиментами. Но раз уж мы заговорили об этом, скажите: почему вы застряли в «Икс»? Должно быть, тоже в чем-то провинились?
– По правде сказать, да. Я совершила ужасный грех: полюбила этот барак со всем его содержимым, – иначе ничто не заставило бы меня остаться здесь, сами знаете.
Внезапно Мэт поднялся, точно ему стало вдруг невыносимо оставаться за столом, уверенно, словно вовсе не страдал слепотой, подошел к сестре Лангтри и легонько коснулся рукой ее плеча.
– Я устал, сестра, поэтому прощаюсь с вами. Доброй ночи. Забавно: в такие вечера, как сегодня, я почти верю, что, проснувшись утром, снова смогу видеть.
Майкл привстал, чтобы помочь Мэту пройти между ширмами, но Нил жестом остановил его.
– Он знает дорогу, приятель.
– Хотите еще чаю, Майкл? – спросила Онор.
Он кивнул и собирался что-то сказать, но ширмы вдруг покачнулись, в палату проскользнул Люс и опустился на скамейку рядом с Нилом, заняв место, где прежде сидел Мэт.