– Будете продолжать в том же духе, и вас признают виновным, – предупредил врач. – Вы лишитесь всех заслуженных наград и окончите войну с позором.
– Пусть осудят, – устало произнес Майкл.
– Да бросьте вы! – прикрикнул на него командир. – Вы стоите десятка таких, как он, и вам это известно!
– Я просто хочу, чтобы все поскорее закончилось. – Майкл бессильно прикрыл глаза. – Господи, я сыт по горло этой проклятой войной!
Офицеры обменялись взглядами.
– Что вам, несомненно, нужно, так это хорошо отдохнуть, – живо проговорил доктор. – Все битвы уже позади. Что скажете, если вас отправят в славный уютный госпиталь на славную уютную койку, где о вас будет заботиться славная ласковая медсестра?
Майкл открыл глаза.
– Звучит божественно. И что мне нужно сделать, чтобы туда попасть?
– Да просто продолжайте вести себя как идиот, – ухмыльнулся полковой врач. – Я напишу, что подозреваю у вас психическое расстройство, и вы отправитесь на базу номер пятнадцать. Даем вам слово: в приказе о вашем увольнении этот диагноз не будет упомянут, – но нашему дружку унтеру придется спрятать когти.
Итак, они заключили договор. Майкл сдал свой автомат Оуэна и боеприпасы, его усадили в санитарную машину, отвезли на аэродром, а оттуда доставили на пятнадцатую базу.
Ему досталась славная уютная койка в славном уютном госпитале, а заодно и славная ласковая медсестра. Только вот подходило ли сестре Лангтри описание «славная ласковая»? Он воображал себе полную женщину лет сорока, по-матерински заботливую, серьезную и деловитую, а не гибкую, изящную малышку чуть старше его самого, которая по части самоуверенности могла бы заткнуть за пояс бригадного генерала, а по части ума – фельдмаршала…
Из задумчивости его вывел пристальный, немигающий взгляд Бенедикта. Майкл безмятежно, с симпатией улыбнулся в ответ, но сейчас же ему послышался тревожный звоночек. Нет, с него довольно! Больше его не разжалобит даже этот несчастный горемыка с полуголодным тоскливым взглядом бездомной дворняги. Он не повторит прошлых ошибок. Никогда, ни за что. Впрочем, предупрежден – значит, вооружен: на этот раз он позаботится о том, чтобы резко очертить границы дружбы. Не то чтобы Майкл принимал Бенедикта за гомосексуалиста: бедняга просто мечтал завести друзей, а остальные не проявляли к нему ни малейшего интереса, что неудивительно. Майклу доводилось встречать таких, как Бен: бесчувственных, словно каменных, чья суровость смущала и отпугивала, – поэтому всегда одиноких. Они не отталкивали тех, кто пытался завязать с ними дружбу, просто вели себя странно: начинали вдруг разглагольствовать о Боге или говорить о том, что большинство мужчин предпочитает обходить молчанием. Наверное, Бенедикт до смерти пугал девушек, да и сам, вероятно, смертельно их боялся. Похоже, он принадлежал к породе мужчин, чья жизнь, подобно бесплодной пустыне, лишена чувств, и эта душевная иссушенность начиналась изнутри. Стоило ли удивляться, что он полюбил сестру Лангтри? Она обращалась с ним как с самым обычным человеком, тогда как остальные считали его психом или уродцем. То, что они, сами того не сознавая, ощущали в нем (хотя у Нила хватало, пожалуй, опыта, чтобы это понять), было жестокостью. О боже, можно себе представить, каким он был солдатом!
Бенедикт вдруг беспокойно поежился, лицо его сморщилось, ноздри сжались, взгляд остекленел. На глазах у Майкла его настороженная фигура превратилась в камень. Странно. Майкл повернул голову и понял, в чем дело: с дальнего конца пляжа к ним шел Люс – горделиво вышагивал по песку, высоко вскидывая ноги, жеманно подражая важной поступи спасателей, откровенно, точно на параде, выставляя себя напоказ. Солнце заливало лучами его золотистое тело, высвечивало длину и толщину фаллоса, словно в насмешку над остальными мужчинами на пляже. При виде эдакого сокровища каждый ощущал собственную неполноценность и проникался тайной угрюмой завистью к его счастливому обладателю.
– Сволочь! – буркнул Нил, зарывая в песок огрубелые ступни с длинными пальцами, будто собирался с головой уйти в землю, как крот. – Боже, если бы только у меня хватило духу отхватить бритвой его причиндал, избавить мерзавца от тяжести!
– Хотел бы я его увидеть хоть разок, – с тоской протянул Мэт.
– Да, зрелище что надо, – весело отозвался Майкл. – На это стоит поглядеть.
Люс подошел, грациозно развернулся и, возвышаясь над распростертыми на песке соседями по бараку, рассеянно поглаживая безволосую грудь, лениво поинтересовался, изобразив другой рукой взмах воображаемой ракетки:
– Кто-нибудь хочет сыграть в теннис?
– А что, здесь есть корт? – искренне удивился Майкл. – Тогда я, пожалуй, сыграю.
Люс посмотрел на новенького с подозрением: до него не сразу дошло, что это всего лишь шутка.
– Так ты меня дурачишь, стервец! – проговорил он изумленно. – Шуточки шутишь? Думал, я попадусь на удочку?
– Почему бы и нет? – ухмыльнулся Майкл. – Удочка ведь всегда при тебе.
Мэт и Нил оглушительно расхохотались, Бенедикт смущенно захихикал, а лежавшие неподалеку мужчины, которые ненароком услышали разговор, отозвались дружным сдавленным смехом. Люс замер в растерянности, не зная, как себя вести, а после короткой паузы пожал плечами и зашагал к воде, словно с самого начала туда и направлялся, бросив между делом:
– Я рад, что ты заметил.
– Как можно не заметить такую-то штуковину? Я сперва решил, что это кусок арматуры сиднейского моста Харбор! – крикнул Майкл ему вслед.
Зрители из ближайшей компашки перестали изображать безучастность и покатились со смеху, так что триумф Люса обернулся фарсом. Нил сгреб пригоршню песка, шутливо швырнул в Майкла и воскликнул со смехом, вытирая глаза:
– Браво, старина! Жаль, не я это сказал!
Сестра Лангтри пришла на дежурство, когда чуть позже пяти обнаружила, что ее подопечные явно приняли Майкла в свою компанию, и почувствовала, как в душе взвиваются победные флаги. Для нее было крайне важно, чтобы Майкл им понравился: ведь его навязали старожилам барака, когда база доживала последние дни, – хотя она еще не разобралась почему, но подозревала, что причина скорее в нем, чем в остальных.
Прежде всего Майкл пробудил ее любопытство, потом в ней заговорило чувство справедливости, желание играть по правилам и, наконец, искренний интерес. Если Онор и сомневалась, придется ли Майкл ко двору, то беспокойство вызывал у нее не столько он сам, сколько Нил, вожак барака «Икс». Нил далеко не каждому оказывал радушный прием. Он мог обманывать себя, но сестра Лангтри хорошо знала: Нил – натура властолюбивая, прирожденный вождь. Остальные прислушивались к нему, даже Люс. В его власти было превратить подобие лимба, именуемое отделением «Икс», в рай или в ад.
Увидев, что Нил обращается с Майклом как с равным, Онор почувствовала радость и облегчение. Отныне она могла не тревожиться о нем, как и об остальных.
Чуть позже Бенедикт с радостью обнаружил, что Майкл играет в шахматы. Шахматы были слабостью Бена, но на Нила нагоняли скуку, а Наггета пугали. Мэт любил играть, когда мог видеть доску и фигуры, но с тех пор, как потерял зрение, уже не получал прежнего удовольствия от шахмат. Он признался, что ему тяжело постоянно удерживать в голове все ходы и помнить расположение фигур. Люс играл хорошо, но не мог удержаться от соблазна превратить игру между белыми и черными в метафорический поединок добра со злом. Это так сильно расстраивало Бена, что сестра Лангтри стала опасаться за его здоровье и запретила ему играть с Люсом.
Наблюдая, как после ужина Бенедикт с радостным оживлением усаживается на скамье напротив Майкла, а шахматные фигуры уже расставлены, сестра Лангтри поймала себя на мысли, что отделение «Икс» пришло наконец к совершенной гармонии, и обрадованно подумала: «Как приятно иметь союзника!» У нее хватило великодушия не возмущаться, оттого что Майклу явно удалось добиться успеха с пациентом, которого она всегда считала своей неудачей, поскольку была не в силах ему помочь.
Глава 3
Люс, как большой ленивый кот, не только умел двигаться бесшумно, словно на мягких лапах, но и хорошо видел в темноте. Вот и теперь он без фонарика уверенно шел по проходам между пустующими бараками, направляясь в конец пляжа для медсестер, к отвесной стене высоких оголенных скал, которые сестра Лангтри неверно назвала косой, когда описывала их Майклу.
В последнее время патрули военной полиции не проявляли большого рвения, и Люс хорошо это знал. Война закончилась, база номер пятнадцать была тихой, как труп, которым ей вскоре предстояло стать: здесь царило сонное спокойствие и не ощущалось ни малейшей тревоги. Антенны военной полиции, чувствительные к подобным вещам, не улавливали сигнала опасности.
В тот вечер Люс, торопясь на важное свидание, испытывал прилив сил, небывалую легкость и почти болезненное оживление. О да, маленькая мисс Захолустье, любимая доченька управляющего банком! Нелегко было уговорить ее встретиться тайком, под покровом темноты: она согласилась, лишь когда поняла, что иного способа увидеться нет, разве только у всех на виду, перед верандой сестринской столовой. Она была офицером корпуса медсестер, а он – одним из рядовых, дослужившимся до сержанта, и если невинное общение между двумя старыми школьными знакомыми считалось вполне допустимым, то более интимная связь привела бы к дисциплинарному взысканию и строгому выговору от матроны, страстной ревнительницы порядка в армии. Однако Люсу все же удалось уговорить сестру встретиться на берегу, когда стемнеет, и теперь он уже не сомневался, как будут разворачиваться дальнейшие события: главное препятствие осталось позади.
Ночь выдалась безлунной, тьма надежно скрывала их от посторонних глаз, и только небо мерцало призрачным светом в этом темном пристанище спокойствия и безмолвия. Клочковатые облака туманностей и гроздья звезд на блистающей спирали Галактики изливали тихое холодное сияние и слегка серебрили землю, поэтому Люс без труда различил среди густых сплетающихся теней фигуру девушки и бесшумно приблизился к ней. От неожиданности она вздрогнула и воскликнула: