Она перевернулась на бок, приподнялась на локте и пошарила рукой по песку в поисках сигарет. Как только она нашла пачку, Люс сейчас же протянул руку, взял у нее сигарету и прикурил от зажженной ею спички. Огонек высветил его лицо, лишенное всякого выражения, скрытые длинными опущенными ресницами глаза. Он глубоко затянулся и выдохнул дым, погасив спичку.
«Что ж, теперь эта тупая овца долго будет счастлива, – подумал Люс и с сигаретой в зубах откинулся на песок, заложив руки за голову. – Надо дрючить их, пока не завизжат, не запросят пощады, и тогда у них уже не будет права жаловаться или придираться». Его не заботило, сколько времени это займет: он мог бы продержаться всю ночь, если б понадобилось. Люс презирал совокупление, презирал женщин, презирал себя самого. В любовном акте он видел лишь инструмент для достижения своих целей, такой же, как орудие у него между ног. Давным-давно он поклялся себе, что не позволит двум этим инструментам превратить его в безвольную куклу. Нет, он сам будет кукловодом. Это он хозяин, а орудия ему служат. Люсу не удавалось подчинить своей воле лишь женщин вроде Лангтри, которые не испытывали интереса ни к хозяину, ни к его арсеналу. Боже, он отдал бы все на свете, лишь бы увидеть, как Лангтри ползает перед ним на коленях и умоляет снизойти до нее…
Люс взглянул на часы: уже больше половины десятого. Пора возвращаться, чтобы у Лангтри не было повода подать на него рапорт полковнику Чинстрепу. Нет, такого удовольствия он ей не доставит. Люс протянул руку и шлепнул лежавшую рядом девушку пониже спины.
– Собирайся, милая, мне нужно идти. Уже поздно.
Он ловко помог ей одеться: такое внимание к мелочам сделало бы честь опытной горничной, – потом, опустившись на колени, зашнуровал ее ботинки, застегнул пряжки на гетрах, отряхнул песок с одежды, одернул серую форменную куртку, приладил ремень, поправил шляпу и лишь тогда довольно вздохнул. Свою одежду, местами намокшую от морской воды, Люс натянул равнодушно.
Уверенно шагая в темноте, он поддерживал спутницу под локоть с вежливым равнодушием, которое изрядно ее раздражало, пока они не дошли до сестринских бараков.
– Я тебя еще увижу? – спросила девушка, когда Люс остановился.
– Непременно, милая, – кивнул он с улыбкой.
– Когда?
– На днях. Нельзя слишком часто появляться на том пляже, нас могут заметить. Я приду навестить тебя на веранду возле вашей столовой, тогда мы и условимся. Хорошо?
Она поднялась на цыпочки, смущенно поцеловала его в щеку и дальше пошла одна, а Люс в тот же миг превратился в кота и крадучись скользнул сквозь вечернюю тьму, огибая островки света и прижимаясь к стенам построек, попадавшихся на пути.
Больше всего его мысли по-прежнему занимал, пока он ублажал мисс Захолустье, сержант Уилсон, герой и мерзкий мужеложец. Люс готов был побиться об заклад, что Уилсона отправил в «Икс» сконфуженный командир, чтобы избежать позорного трибунала. Славно, славно! Как видно, в последнее время в отделении появляются все более странные и чудны́е пациенты.
От внимания Люса не укрылось, что новичок приглянулся Лангтри. С его появлением сестра заметно оживилась, просто расцвела! Разумеется, она не поверила тому, что прочла в его медицинской карте: женщины никогда такому не верят, особенно если парень мужественный и сильный, как сержант Уилсон, живой ответ Господа на молитвы старой девы, – но был ли он таковым, вот в чем вопрос. Люс долго считал, что она отдает предпочтение Нилу, но теперь начал в этом сомневаться. Конечно, ему самому хотелось, чтобы она предпочла сержанта капитану, то есть Уилсона Паркинсону. Если это так, ему куда легче будет исполнить то, что задумал: заставить эту Лангтри пресмыкаться, ползать на брюхе.
Он почувствовал острую боль в мошонке и остановился у стены заброшенного барака, чтобы помочиться, но, как обычно, не смог выдавить ни капли. Ему всегда приходилось ждать целую вечность, пока польется струя. Он стоял, сколько хватило смелости, сжимая в руке свое презренное орудие успеха, и нетерпеливо, с тихим бешенством теребил его, но все без толку. Снова взглянув на часы, Люс понял, что времени не осталось: придется терпеть боль.
Часть третья
Глава 1
Майкл пробыл в бараке уже около двух недель, когда сестру Лангтри впервые посетило странное предчувствие: не волнующее предвкушение чего-то приятного, но отвратительный неясный страх, нелепый, ни на чем не основанный. В действительности жизнь в бараке, напротив, складывалась вполне благополучно: все любили Майкла, и сам он ко всем относился прекрасно. Пациенты чувствовали себя свободно, и появление новичка принесло приятные перемены: он старался со всеми ладить и охотно брал на себя любую работу. «В конце концов, – объяснял он сестре, – не могу же я целыми днями только читать». Часы отдыха Майкл проводил на пляже, но в остальное время ему хотелось заняться чем-то полезным. Он чинил водопровод, когда замечал неисправности, забивал гвозди, ремонтировал вещи. К спинке ее кресла в кабинете он приладил подушку, отмытые до блеска полы теперь сияли чистотой, да и подсобка стала выглядеть намного опрятнее.
И все же сестру Лангтри не оставляла смутная тревога. «Майкл своего рода катализатор, – думала она. – По характеру он доброжелательный и безобидный, но кто знает, что может случиться в отделении?» Да, Майкл всем нравился и отлично ладил с другими пациентами: никаких подводных течений как будто не наблюдалось, – но с его появлением в палате что-то неуловимо изменилось, хотя сестра не могла бы сказать, что именно. Изменилась атмосфера.
Жара усилилась, в неподвижном, тяжелом от зноя воздухе не ощущалось даже слабого дуновения ветерка. Даже от самых незначительных движений пот лил ручьями. Зеленые океанские воды за рифом потемнели и казались мутными, мрачными; зыбкое марево скрывало горизонт. Наступило полнолуние, и хлынул дождь. Чудовищный ливень бушевал два дня, пыль прибило к земле, но почва раскисла, превратилась в непролазную грязь. Все покрылось плесенью: москитные сетки, простыни, ширмы, книги, ботинки, одежда, столы и стулья, даже хлеб. Теперь до пляжа было не добраться, и от полнейшего безделья мужчин спасала лишь борьба с этой напастью. Стремясь всех вовлечь в работу, сестра Лангтри выдала им тряпки, смоченные в спирте, она распорядилась, чтобы ботинки и туфли оставляли у входа, но мельчайшие частицы земли проникали всюду, доставляя немало хлопот обитателям барака, вооруженным ведрами, швабрами и половыми тряпками.
К счастью, эти бурные ливни не наводили уныния, не оплакивали уходящее солнце подобно ласковым прохладным дождям более высоких широт. Такие дожди проливаются быстро и вызывают душевный подъем, рождают ощущение невероятной мощи. Те затяжные, нескончаемые ливни, что приносят с собой муссоны, намного страшнее, они не знают жалости, а сила их огромна, сокрушительна, люди перед ней лишь горсточка мечущихся беспомощных муравьев.
Но время муссонов еще не настало, этот ранний дождь не был их предвестием, и когда небо очистилось, в ярких лучах солнца даже унылые серые постройки под названием «пятнадцатая база» неожиданно показались вдруг красивыми – свежими, опрятными, отмытыми дочиста.
«Так вот в чем дело, – улыбнулась про себя сестра Лангтри, чувствуя огромное облегчение. – Выходит, это дождь виновник всех моих тревог! Он всегда угнетающе действует на пациентов. Оказывается, и на меня тоже».
– Как глупо, – сказала она Майклу, передавая ведро с грязной водой.
Он заканчивал уборку санитарной комнаты, где успели потрудиться его товарищи, и, уже отложив швабры, наслаждались заслуженным отдыхом на веранде.
– Что глупо? – Майкл опрокинул ведро над сливом и вытер тряпкой оцинкованное железо.
– Меня не оставляло ощущение, будто надвигается беда, но, думаю, просто приближался дождь. Вы, наверное, скажете, что мне следовало бы догадаться, ведь я столько лет провела в тропиках.
Прислонившись к дверному косяку, Онор наблюдала за точными ловкими движениями Майкла: все, за что бы ни брался, он делал основательно, с поразительной тщательностью.
Майкл повесил тряпку сушиться на край ведра, затем выпрямился, повернулся и весело окинул взглядом сестру Лангтри.
– Согласен, вы могли бы догадаться. – Он протянул руку, сдернул с гвоздя за дверью и надел свою рубашку. – Со временем дождь начинает нагонять тоску, правда? В здешних широтах середины не бывает, и все бросаются из крайности в крайность. Не помню, чтобы дома кто-то бесновался оттого, что пару дней льет дождь, но здесь я видел, как это едва не закончилось убий-ством.
– Так было и с вами?
На мгновение улыбка в его глазах погасла, но тотчас вспыхнула снова.
– Нет.
– Но если причина не в дожде, то в чем?
– Это мое дело, – ответил он добродушно.
У сестры запылали щеки.
– И мое тоже, учитывая обстоятельства! И как вы не понимаете, что всегда лучше выговориться, не держать все в себе! Вы такой же замкнутый, как Бен!
Майкл без малейшей неловкости застегнул пуговицы на рубашке и заправил ее в брюки.
– Не расстраивайтесь, сестричка. И не беспокойтесь обо мне.
– А я и не беспокоюсь, но поскольку отвечаю за «Икс» уже не первые год, знаю, что откровенные беседы идут на пользу моим пациентам.
– Я не ваш пациент, – отрезал Майкл, намереваясь выйти в коридор, но сестра Лангтри не двинулась с места, чтобы его пропустить.
Слова Майкла вызвали у нее скорее раздражение, чем гнев.
– Ну почему же? Признаю, вы пациент спокойный и не доставляете хлопот, но вас не направили бы в «Икс» ни с того ни с сего, без всякой причины!
– Причина была веская: я пытался убить одного подонка, – заметил Майкл спокойно.
– Почему?
– В моей медицинской карте все изложено.
– Для меня этого объяснения недостаточно. – Ее губы сурово сжались в прямую линию. – Из ваших бумаг я ничего не поняла. Вы не гомосексуалист.
– Откуда вам знать? – невозмутимо спросил Майкл.