– Да все. Его вранье. Он давным-давно продал душу дьяволу.
Нил наклонился через стол и ободряюще потрепал Бенедикта по сгорбленному плечу.
– Не позволяйте Люсу донимать вас, Бен!
– Он само зло!
– Ты что, плакал, Бен? – встревожился Майкл, садясь рядом.
– Он говорил о тебе… Гадкие, грязные сплетни.
– Ни в каких грязных делах я не замешан, так стоит ли огорчаться по пустякам? – Майкл поднялся, принес шахматы и, расставляя фигуры на доске, предупредил:
– Сегодня я играю черными.
– Нет, черные мои.
– Ладно, согласен: тогда я играю белыми, – легко отозвался Майкл.
Лицо Бенедикта страдальчески исказилось, он закрыл глаза, запрокинул голову, из-под опущенных век покатились слезы.
– Ох, Майкл, я же не знал, что там были дети!
Уилсон молча передвинул королевскую пешку на два поля вперед и принялся ждать. Минуту спустя Бенедикт открыл глаза, взглянул на доску сквозь пелену слез и быстро повторил сделанный ход, вытирая нос тыльной стороной ладони. Майкл поставил ферзевую пешку рядом с королевской, и Бенедикт ответил тем же, а когда Майкл поднял королевского коня, занес его над пешкой и занял клетку напротив слона, Бенедикт тихо засмеялся, качая головой, и спросил, вертя в руках слона:
– Неужели ты никогда не научишься?
Сестра Лангтри облегченно вздохнула, встала и с улыбкой пожелала всем доброй ночи, перед тем как уйти. Нил тоже поднялся, но обошел вокруг стола и, наклонившись к Мэту, о котором из-за истории с Бенедиктом почти забыли, тронул за плечо:
– Пойдем ко мне: нужно поговорить. Днем полковник Чинстреп мне кое-что подарил, а я хочу поделиться с тобой. Снаружи оно помечено черным, совсем как Люс, но внутри… чистое золото!
Мэт заметно смутился.
– Но уже объявили отбой, разве нет?
– Формально это так, полагаю, но сегодня все мы немного на взводе. Наверное, поэтому сестра закончила свое дежурство и ушла, не дождавшись, пока мы ляжем. К тому же Бен и Майк, похоже, надолго засели за шахматы, да и о Наггете не стоит забывать – что, если мы отправимся спать, а его начнет выворачивать наизнанку?
Мэт неуклюже поднялся со скамьи, губы его растянулись в довольной, лукавой улыбке.
– Что ж, с радостью присоединюсь к тебе и попытаюсь разгадать, что это такое: снаружи помечено черным, а внутри – чистое золото.
В свою каморку Нил ухитрился втиснуть кровать, стол, жесткий стул и вдобавок намертво прибил к стенам там, где не мог бы, вставая с койки, удариться головой, несколько полок. Повсюду были разбросаны художественные принадлежности, но наметанный глаз тотчас заметил бы, что их владелец намеренно избегает писать маслом, которое долго сохнет, резко пахнет и неизбежно оставляет грязь, и предпочитает карандаши, акварель, уголь, темперу, сангину и пастель. Здесь же стояли склянки с грязной водой, лежала бумага. В этом хаосе не было никакой системы. Сестра Лангтри давно оставила попытки призвать Нила следить за порядком в комнате и с равнодушным фатализмом выслушивала бесконечные нравоучения матроны о санитарном состоянии обиталища капитана Паркинсона. К счастью, Нил при желании мог очаровать кого угодно, даже такую особу, как старшая сестра, которую он крайне непочтительно и дерзко называл глупой старой курицей.
Радушный хозяин, он первым делом усадил Мэта на кровать, затем смахнул со стула на пол гору всевозможного хлама и уселся сам. На краю стола уже стояли два стаканчика для зубных щеток и две бутылки шотландского виски «Джонни Уокер» с черными этикетками. Нил срезал с горлышка золотистую фольгу, осторожно извлек пробку, щедро, едва не до краев, наполнил стаканы и, сделав большой глоток, провозгласил:
– Твое здоровье!
– За тебя, Нил! – последовал его примеру и Мэт.
Они шумно втянули воздух, словно два пловца, вынырнувших из ледяной воды, и Нил, у которого на глазах выступили слезы, признался:
– Я слишком долго не брал в рот спиртного. Боже мой, этот скотч сшибает с ног.
– А вкус у него божественный, – отозвался Мэт и сделал еще глоток.
Они помолчали, в предвкушении, когда сладкий хмель затуманит голову.
– Похоже, что-то вечером произошло, потому Бен и сорвался, – проговорил Нил. – Тебе что-нибудь известно?
– Люс издевался над Беном: издавал звуки наподобие автоматных очередей и называл его убийцей ни в чем не повинных людей. Бедняга Бен разрыдался. Грязный подонок этот Люс! Послал меня ко всем чертям, оттолкнул и куда-то ушел. В него будто дьявол вселился.
– А может, он и есть сам дьявол, – буркнул Нил.
– И то верно, чертово отродье, плоть от плоти.
– Тогда пусть бережет свою задницу: боюсь, одному из нас захочется проверить, вправду ли он бессмертен.
Мэт со смехом протянул Нилу опустевший стакан.
– Запиши меня добровольцем.
Нил наполнил сначала его стакан, потом свой.
– Боже, как мне этого не хватало! Должно быть, полковник Чинстреп умеет читать мысли.
– Так это действительно его подарок? Я думал, ты пошутил.
– Полковник вручил мне виски лично.
– С чего бы?
– Думаю, это из его запасов весьма сомнительного происхождения. Наверное, решил, что не успеет влить в себя столько, прежде чем базу свернут, вот и примерил роль Санта-Клауса.
Рука Мэта, сжимавшая стакан, дрогнула.
– Мы едем домой?
Проклиная пьяный дурман, развязавший язык, Нил с жалостью посмотрел на него, но никакие сочувственные взгляды не могли пробиться сквозь слепоту.
– Да, через месяц или около того, старина.
– Так скоро? Моя жена узнает!..
– Рано или поздно это все равно произойдет.
– Я надеялся, что со временем…
– Ох, Мэт… Уверен: она поймет.
– Поймет? Нил, я больше не хочу ее! Даже думать об этом не могу! Урсула ждет, что к ней вернется мужчина, а кого получит?
– Ты не можешь отсюда судить об этом. Откуда тебе знать, что будет? Чем больше ты себя накручиваешь, тем хуже.
Мэт глубоко вздохнул и сделал еще глоток виски.
– Я рад, что тебе подарили скотч: он вроде обезболивающего.
Нил сменил тему.
– Похоже, Люс сегодня не в духе, раз испортил настроение всем нам: прежде чем напустился на Бена, цеплялся к сестре.
– Я знаю.
– Так ты тоже слышал?
– Да, все, что он говорил Бену.
– Ты хочешь сказать, что, кроме автоматных очередей, было что-то еще?
– Да. Он выбежал в бешенстве из кабинета сестры, а на Бена набросился, потому что тот не пожелал молча слушать, как Люс поливает ее грязью и несет ахинею на Майкла.
Нил повернул голову и посмотрел на Мэта с интересом, словно наткнулся вдруг на золотую жилу.
– Что ты имеешь в виду?
– Он заявил, будто Майкл гомик. Ты можешь поверить в эту чушь? А еще он утверждал, будто прочел об этом в медкарте Уилсона.
– Вот подонок! – Спасибо судьбе: подчас она бывает милосердной! Узнать такое, да еще от слепого, который не может видеть его лица и не подозревает, как подействовала на него новость… – Позволь, я налью тебе еще, Мэт.
Виски быстро ударило Мэту в голову – по крайней мере, Нилу так казалось, пока он не взглянул на часы и не увидел, что время близится к полуночи. Он встал, обхватил Мэта за плечи и помог ему подняться, хотя и сам держался на ногах нетвердо.
– Идем, старина, тебе пора в прилечь.
Бенедикт и Майкл собирали шахматы в коробку. Увидев нетрезвую парочку, Майкл подскочил к Нилу помочь. Они вместе стянули с Мэта брюки, рубашку и белье и уложили на кровать, на сей раз без пижамы.
– Отключился, – с улыбкой констатировал Майкл.
И глядя на это спокойное, волевое, необычайно мужественное лицо, зная, что скоро улыбка навсегда его покинет благодаря тому что он задумал, Нил почувствовал вдруг, что всей своей пьяной душой почти любит этого славного парня. Готовый разрыдаться, он обнял Майкла за шею, уткнулся головой ему в плечо и предложил:
– Идем пропустим по стаканчику. Бери и Бена. Не обижайте старика. Если откажетесь, я расплачусь. Оставшись один, я начну думать о вас, о нем, о ней и точно расплачусь. Пойдемте лучше выпьем.
– Нет-нет, никаких слез! – весело отозвался Майкл, высвобождаясь из пьяных объятий Нила. – Эй, Бен, нас с тобой приглашают.
Бенедикт убрал в шкаф доску с фигурами, подошел, и Нил, ухватив его под локоть, повторил:
– Пойдем выпьем! У меня там еще полторы бутылки. Мне-то можно и притормозить, но нельзя же допустить, чтобы этот чудный напиток остался невыпитым, верно?
Бенедикт отстранился.
– Я не пью.
– Сегодня и тебе не повредит, – твердо возразил Майкл. – Брось ты это дерьмовое благочестие.
Все втроем они направились в другой конец барака, причем Майкл и Бенедикт поддерживали Нила с обеих сторон. В конце коридора Майкл протянул руку к выключателю и погасил лампу над обеденным столом. Со стороны входной двери послышалось ужасающее дребезжание пивных крышек: в барак вошел Люс, причем не крадучись, а нагло, с вызовом, будто хотел, чтобы услышала сестра Лангтри, словно та притаилась в засаде и ждет его.
Трое мужчин замерли, глядя на него, он уставился на них. Майкл проклял про себя Нила, повисшего всей тяжестью у них с Беном на плечах. Что, если внезапное появление Люса вызовет у Бенедикта новый приступ?
От этих мыслей его отвлекли специфические звуки: у Наггета началась наконец рвота.
– Боже, какая мерзость! – скривился Нил, тотчас избавившись от хмельной одури.
Втолкнув Бенедикта и Майкла к себе в каморку, он быстро вошел следом и захлопнул дверь.
Глава 3
Люс сразу же направился к своей койке, не взглянув в сторону комнатушки Нила. Едва оказавшись в мягком полумраке палаты, где тишину нарушали лишь отвратительные звуки рвоты, полуживой от усталости, он опустился на край кровати. Люс несколько часов разгуливал по базе: петлял по тропинкам, бродил вдоль пустынных пляжей, кружил между чахлыми рощицами кокосовых пальм – и все думал, думал… Ему хотелось в слепой ярости наброситься на Лангтри, вцепиться зубами в горло и рвать, пока голова ее не покатится по земле, словно футбольный мяч. Заносчивая стерва! Люс Даггет оказался для нее недостаточно хорош! Мало того, она нагло оскорбила его, бросившись на шею поганому педику. Да она с ума сошла! С Люсом Лангтри жила бы как принцесса: он знал, что будет звездой (Кларк Гейбл вместе с Гари Купером в подметки ему не годились), а значит, богат. Когда чего-то так сильно хочешь – непременно получишь, иначе и быть не может. Она и сама так сказала. Люс жаждал стать знаменитостью и стремился к этому каждый день, каждый час, каждый миг, с тех пор как покинул свое захолустье.