Глава 3
Когда однажды вечером Онор сообщили, что в зале для посетителей ее ждет гость, она сразу же подумала о Майкле. Если у него хватило терпения отыскать ее, то, наверное, он действительно нуждался в ней… Впрочем, это мог быть и Нил: с его опытом и деньгами легче легкого отыскать кого угодно. Вдобавок это было похоже на того нового, возмужавшего Нила, с которым она рассталась долгие полтора года назад. Должно быть, он устал ждать, когда она воспользуется его приглашением, и решил, что настало время опять ненавязчиво войти в ее жизнь. Не стоило также забывать, что их с Нилом матери могли случайно где-нибудь встретиться (впрочем, в последнем письме мама ни о чем подобном не упоминала).
Онор направилась в зал для посетителей, стараясь не ускорять шаг и держаться как можно спокойнее. Мысленно она представляла себе встречу то с одним, то с другим, проигрывала в уме во всевозможных вариациях и не сомневалась ни на миг, что рада будет видеть любого из них.
Каково же было ее удивление, когда она увидела, кто этот посетитель. В кресле возле дверей, сбросив туфли и вытянув усталые ноги в чулках, ее ждала… Салли Докин.
Онор Лангтри замерла, прижав ладони к сердцу, словно в грудь ей ударила пуля. Боже, ну почему женщины такие дурехи? Все помешаны на мужчинах. Можно с пеной у рта утверждать, что это не так, но стоит им дать хоть слабую надежду, и снова мужчина оказывается в центре Вселенной.
Онор нашла в себе силы улыбнуться и с застывшей, приклеенной улыбкой шагнула к первой и единственной посетительнице, что отыскала ее в Мориссете.
Сестра Докин широко улыбнулась, но не встала.
– Я заходила днем, но не захотела отрывать тебя от работы, поэтому заглянула в закусочную в Вайонге выпить чаю и вернулась позже. Как поживаешь, дорогая?
Онор Лангтри все с той же неподвижной улыбкой опустилась в кресло напротив подруги.
– Прекрасно. А ты как?
– Ну, я вроде тех мячиков, что привязаны к ракетке на длинной резинке. Не знаю, что износится раньше: я или резинка.
– Уж точно не ты, – улыбнулась Онор. – Ты несокрушима, а значит, бессмертна.
– Скажи это моим ногам, а то я уже устала их уговаривать. Может, тебе поверят, – проворчала Салли Докин, свирепо оглядывая свои ступни.
– О, твои несчастные ноги! Не все в нашей жизни меняется.
Сестра Докин пришла в гражданской одежде не по размеру, к тому же блеклого, унылого цвета. Медсестры, привыкшие внушать почтительный страх, расхаживая в строгих форменных платьях и крахмальных платках, порой выглядели нелепо в обычной одежде, которую и носить-то не умели.
– Ты сильно изменилась, – заметила Салли. Взгляд ее не отрывался от лица подруги. – Выглядишь моложе и счастливее!
Онор Лангтри действительно выглядела не старше стажерки в форменном платье в тонкую белую и лиловую полоску, с длинными рукавами и глухим высоким воротом, с пристежными целлулоидными манжетами и воротничком. Фартук с нагрудником ничем не отличался от прежнего: белый, пышный, жесткий от крахмала, он почти полностью закрывал юбку и завязывался на спине широкими лентами. Талия сестры Лангтри, аккуратно затянутая жестким белым поясом, казалась необычайно тонкой. Платье и фартук доходили до середины икр. Костюм дополняли черные шнурованные ботинки на низких каблуках и плотные черные хлопковые чулки. Форменная шапочка – белая, похожая на мешок для варки пудинга, – затягивалась на затылке шнурком, а спереди надо лбом поднимался широкий жесткий ободок с двумя прорезями, которые означали, что обладательница этой формы обучается второй год.
– Это все форма, – улыбнулась Онор. – Просто ты привыкла видеть меня без фартука и в платке.
– Ну, во что бы ты ни одевалась, выглядишь, как всегда, на все сто.
– А ты как? Уже стала старшей сестрой?
Сестра Докин вдруг нахмурилась и помрачнела.
– Нет. К сожалению, мне так и не удалось остаться в Сиднее: не повезло. Я живу теперь дома, в Ньюкасле, и работаю в местной больнице, потому что она рядом. Ну а ты? Как тебе с душевнобольными?
– Мне нравится. – Лицо Онор просветлело. – Конечно, это совсем не похоже на обычный уход за больными. Здесь очень много эпилептиков. К сожалению, мы не всем можем помочь, но все равно здесь я чувствую, что делаю что-то важное, настоящее. Я действительно нужна этим людям. Я уже старшая сестра отделения, но здесь мы все, если надо, можем выполнять любую работу. Несмотря ни на что, мы действительно заботимся о пациентах, они для нас почти как родные. Знаешь, я обнаружила, что наши пациенты слабее здоровьем, чем те, чей разум не затронула болезнь. И вот что я скажу тебе, Салли: всем медсестрам после обучения было бы не плохо поработать в лечебнице для душевнобольных. – Она тихо вздохнула. – Жаль, что я не имела такого опыта перед тем как мне поручили отделение «Икс»: многих ошибок, которые я совершила просто по незнанию, можно было бы избежать. Однако, как сказал танцовщице епископ, лучше поздно, чем никогда.
Сестра Докин ухмыльнулась.
– Ну-ну, такие реплики не в твоем стиле! Если не поостережешься, превратишься, как я, – в гибрид дракона в юбке и придворного шута.
– Бывает и похуже, – усмехнулась Онор, и лицо ее вдруг вспыхнуло искренней радостью. – Ох, Салли, дорогая, как же я рада тебя видеть! А я все гадала, кто это обо мне вспомнил, да еще притащился в эту глухомань.
– Просто ты не была ни на одном из наших сборищ. Вот я и заволновалась: как ты, где ты.
– Не люблю копаться в прошлом.
– А с кем-нибудь с пятнадцатой базы не пыталась связаться?
– А почему ты спросила? – встревожилась Онор.
– О, просто так… Впрочем, прежде чем перебраться с Северного побережья в Ньюкасл, мне довелось ухаживать за одним парнем, твоим бывшим пациентом из барака «Икс».
Сестра Лангтри почувствовала, как по коже иголками пробежал озноб, и, едва шевеля пересохшими губами, спросила:
– За кем?
– За Мэтом Сойером. Его слепота объяснялась не психическим заболеванием.
– Я это знала. Что же было причиной?
– Обширная опухоль мозговой оболочки – менингиома – сдавливала зрительные нервы, – но в больницу Северного побережья он попал по причине субарахноидального кровоизлияния.
Сестра Лангтри тяжело вздохнула.
– Значит, он умер.
– Бедняга впал в кому, а через неделю скончался: тихо, без мучений, так и не придя в сознание. Жалко его семью. У него чудесные девочки и славная жена.
– Да, жалко, – безжизненным голосом проговорила Онор.
Повисла тишина, похожая на ту, которой провожают людей, чей суетный земной путь уже завершен и кому предстоит встреча с Создателем. Сестра Лангтри подумала о жене Мэта: как она держалась, когда узнала о слепоте мужа? И как приняли это дети? Понимала ли миссис Сойер, что причина слепоты в чем-то другом, более зловещем? Конечно, подозревала, если фотограф верно передал выражение ее глаз на той карточке, что всегда стояла на шкафчике Мэта.
«Земля тебе пухом, дорогой Мэт. Долгая битва закончилась», – подумала Онор и обратилась к Салли:
– Что заставило тебя переехать с Северного побережья в Ньюкасл?
– Причина – мой отец, – горестно вздохнула сестра Докин. – У него атеросклероз, и мне пришлось сегодня утром положить его в больницу.
– Так он сейчас здесь?
– Да. Мне очень не хотелось, я пыталась этого избежать, поверь: даже перебралась домой в Ньюкасл в надежде, что справлюсь, – но маме уже далеко за семьдесят, она не может то и дело менять отцу штаны, когда обмочится, или удерживать дома, если ему взбредет в голову отправиться к бакалейщику нагишом. Я могла бы обойтись своими силами, но для этого пришлось бы уйти с работы, а содержать стариков, кроме меня, некому: я у них единственная, да старая дева к тому же. Увы, нет у меня мужа, на которого можно было бы положиться.
– Не беспокойся, твоему отцу здесь будет хорошо, – сказала сестра Лангтри твердым, уверенным тоном. – Мы с пожилыми пациентами, а их у нас много, обращаемся заботливо. Я буду постоянно к нему заходить. Значит, так ты меня нашла?
– Нет. Я думала, что ты в «Каллан-Парке», и хотела устроить отца туда, даже поговорила со старшей сестрой – слава богу, к нам, коллегам, совсем другое отношение. От нее я и узнала, что ты здесь. Она сразу тебя вспомнила: ведь не каждый день медсестры с твоим опытом ищут работу в психушках, да еще санитарками. Можешь себе представить, как я обрадовалась, узнав, что ты в Мориссете. Будто прямо мне на голову просыпалась манна небесная. Я весь день тут околачиваюсь. Ваша старшая предложила вызвать тебя из отделения, но я не захотела. К тому же я страшная трусиха. Господи, лучше бы мне вовсе не возвращаться сегодня домой, чтобы не видеть лица моей бедной старенькой мамы… – Салли Докин помолчала, но тотчас справилась с собой. – Словом, я решила отложить тягостную сцену на несколько часов и явилась сюда, поплакать у тебя на плече. И вот я здесь.
– Я всегда тебе рада, Салли, сама знаешь. Мне ведь тоже случалось рыдать у тебя на плече.
– Да, было дело, – оживилась та. – А все эта чертова Педдер, маленькая дрянь!
– Интересно, как она… Хотя вряд ли ты знаешь.
– Понятия не имею, и больше того: знать не хочу. О, готова поспорить на все, что заработаю за год: уже выскочила замуж. Такие, как она, не созданы, чтобы работать ради куска хлеба.
– Тогда будем надеяться, что ее муж, кем бы он ни был, хорошо обеспечен и по природе своей сангвиник.
– Да. – Салли помолчала, словно раздумывала, стоит ли говорить то, о чем собиралась, и наконец решилась. – Вообще-то, Онор, отец не единственная причина, почему я хотела тебя видеть. Узнав, что ты здесь, я вдруг вот о чем подумала… Ты, случайно, не читаешь газеты, что выходят в Ньюкасле?
Онор озадаченно посмотрела на нее и насторожилась.
– Нет.
Салли Докин кивнула.
– Ну конечно, я так и предположила: ты ведь не девушка из долины Хантера и вести из Ньюкасла до тебя не доходят, потому что иначе, мне кажется, тебя бы здесь уже не было.