— Ты это серьезно?
— А почему ты так удивлен?
— Ты всегда ненавидел политику.
Генри пожал плечами и посмотрел мимо меня.
— Чарльз осветил мне ее с другой стороны. Он полагает, что с моим происхождением и образованием я мог бы пройти отбор.
— Что, у тори совсем безнадежное положение?
— Слушай, не будь паршивцем только из-за того, что чувствуешь себя здесь не в своей тарелке.
— Ну, ради Бога. Увидимся в 11-м номере. Можешь наслаждаться блестящей компанией.
— Именно это я и собираюсь делать. — И после короткой паузы он добавил: — И Софи тоже. Она остается.
Я вышел до того, как он мог заметить отчаяние на моем лице, и ничего не говорил Софи, пока мы не легли спать.
— Генри сказал, что ты и он остаетесь. Но я знаю Генри, может, он просто хотел позлить меня?
Софи молчала.
— Я прав?
— Нет.
— Что — нет? Он не хотел меня позлить, сказал правду?
— Он думал, ты тоже останешься. Мы с Генри остаемся.
— Значит, вы обсудили все без меня? — Я старался говорить спокойно.
— Мы решили, что это великолепная идея.
— Уехать без меня?
— Нет, я думала, ты тоже поедешь. Ну почему ты не хочешь?
— Потому что, в отличие от этих вонючек, я должен зарабатывать на жизнь.
— Они не вонючки. Они очень приятные люди.
— Не знаю, что с тобой случилось. Как ты можешь считать их приятными? Господи, милая, ты меня иногда удивляешь. Оглядись — наверняка найдешь что-нибудь более приятное. Ведь тогда, вечером, ты чуть не умерла. Неужели уже забыла?
— Но не умерла же!
— И тебе нравятся такие развлечения — порно и наркотики?
— От этого нет никакого вреда, если не принимать их всерьез. Ты единственный, кто так реагирует.
— Неужели не видишь, что мы только пешки в их игре? Одна из многих забав. Думаешь, мы теперь в классе «А»? Они используют человека, а потом выбрасывают.
— Может быть.
— Не «может быть», а точно, поверь мне. Я знаю, дорогая, что говорю, и вовсе не ищу причины для ссор. С такими деньгами, как у них, очень легко казаться щедрыми. Им скучно, новые люди для них все равно что кокаин или другой наркотик. Неужели ты не понимаешь? Господи, мы с тобой никогда не ссорились, что же происходит?
— Просто мы не во всем сходимся с тобой во взглядах, вот и все.
— Все? Понятно. А мои чувства не в счет?
— Но ведь речь идет всего о нескольких днях, неужели это так важно?
— Значит, ты все-таки едешь? И мое мнение тебя совершенно не интересует?
Она промолчала. Напрасно я надеялся увидеть слезы у нее на глазах, она и бровью не повела. Разозлившись, я спросил без обиняков:
— Кто же тебе больше всех нравится? Душка Виктор? Уж не влюбилась ли ты в него?
— Не говори глупости, конечно нет.
— Я просто тебя не понимаю. — Видя, что битва почти проиграна, я сменил тактику и сделал последнюю попытку ее убедить. — Послушай, милая! Я вовсе не намерен портить тебе жизнь. Если и в самом деле тебя так тянет в Вест-Индию — можем поехать туда. Вот получу аванс за следующий роман — и грохнем его весь на отпуск для нас двоих.
Мое предложение было отвергнуто. Она уперлась, я тоже уперся, и вместе мы вырыли яму, из которой ни один не попробовал выбраться. Утром я сошел с яхты. Софи осталась, прослезившись на прощанье, но так и не изменив своего решения. Она стояла у перил рядом с Генри, когда я, не оглядываясь, пошел по причалу. Это еще не был конец любви, это был конец мирной жизни, которая, как я когда-то надеялся, должна была длиться вечно.
Глава 18НАСТОЯЩЕЕ
Как бы хорошо мы ни знали человека, чужая душа все равно потемки. Я думал, что знаю Генри; верил, что смогу сделать счастливой Софи; но я ошибался.
С тех пор как мне стало известно о существовании «Лоллипопа», я часто вызывал его меню на дисплей и подолгу смотрел, пытаясь как-то соединить настоящее с прошлым. За невинными названиями на моем экране скрывались дурные забавы, не укладывавшиеся у меня в голове и никак не вязавшиеся с Генри.
Как-то вечером, когда я в очередной раз искал ответы на мучившие меня вопросы, зазвонил телефон, и я вновь оказался втянутым в лабиринт непонятных мне событий: детектив, тот самый, с комплекцией Паваротти, звонил из Венеции с сообщением, что он наконец обнаружил человека, который и был, по его мнению, старым щеголем в белом костюме.
— Вы арестовали его?
— Нет, — ответил он, — но вы нам очень нужны для опознания. Когда сможете приехать? Ваше содержание и расходы мы, конечно, берем на себя.
Я постарался собраться с мыслями.
— Надеюсь вылететь завтра.
— Мы были бы вам очень признательны. Дело срочное, вы понимаете. Сообщите номер рейса. Вас встретят в аэропорту и устроят в гостинице. Мне хотелось бы избавить вас от лишних хлопот.
Я взял билет на рейс «Бритиш эйруэйз». Сам Гиа встретил меня и провел через иммиграционное бюро и таможню. Когда полицейский катер с характерной сиреной двинулся на большой скорости через лагуну, я живо вспомнил тот момент, когда заметил в воде мертвое тело.
— Где же все-таки вы подобрали этого старика? — спросил я, стараясь перекричать сирену. Катер внезапно сделал вираж, и я очутился на коленях у Гиа, он удержал меня, а я получил первую порцию чесночного перегара.
— В комнате юноши-проститутки.
— Вы узнали от него что-нибудь об убийстве?
— К сожалению, не успели. Когда мы приехали, он был мертв.
Если он хотел ошарашить меня, то достиг цели.
— Мертв? Почему?
— Смертельная доза наркотика. Но принял он ее сам или ее ему впрыснули — в данный момент сказать невозможно.
— Куда же мы сейчас едем?
— В морг.
В свое время я специально посетил несколько моргов. Думаю, они почти одинаковы во всем мире, разумеется, при условии соблюдения гигиенических стандартов. В первый момент вас охватывает внутренняя дрожь. Видимо, надо обладать особым складом характера, чтобы относиться к тем, кто покинул сей бренный мир, равнодушно и избрать морг местом работы (так же, кстати, как и бойню). Венецианский морг оказался далеко не самым ужасным и довольно опрятным местом, хотя в нос бил резкий запах формальдегида. Гиа провел меня в холодное хранилище, которым ведал пожилой служитель, и там я даже был рад запаху чеснока. По указанию Гиа этот секретарь покойников прошаркал к огромным шкафам и выдвинул один из ящиков. Когда с трупа откинули простыню, меня подтолкнули вперед, чтобы я на него посмотрел.
Я невольно содрогнулся. Желтая как воск кожа, с грубо зашитыми сделанными при вскрытии разрезами, очень напоминала уже вышедшую из употребления географическую карту. Но, как ни забавно, старик даже после смерти выглядел франтовато. Омерзительно и в то же время франтовато. Беззубый рот (челюсти у него вынули) провалился, и казалось, будто старик улыбается.
— Посмотрите внимательно, не торопитесь, — сказал Гиа. Вот уж этого-то мне никак не хотелось.
— Это он, — сказал я.
— Вы абсолютно уверены?
— Абсолютно.
Когда мы вышли наружу, воздух показался необычайно чистым. Гиа взглянул на свои наручные часы.
— Время ленча, — сказал он. — Не хотите перекусить?
Мы проплыли по нескольким узким каналам, и катер остановился у небольшого ресторанчика вдали от излюбленных мест туристов, где, как я понял по экспансивному приветствию хозяина, Гиа был частым посетителем. Меню оказалось довольно скромным. Полчаса пришлось ждать главное блюдо: видимо, еду здесь готовили не в микроволновых печах. Мы распили бутылку очень легкого кьянти и принялись за вторую. Надо отдать должное Гиа — он не стал сразу же обсуждать дело. Как и большинство итальянцев, он относился к еде серьезно, и ничто, даже труп, не могло отвлечь его от этого важного занятия. Подкрепившись вином и здешним фирменным блюдом — osso buco[54], я начал первый и на этот раз рассказал ему всю историю.
У Гиа была отличная память. Выслушав меня, он тут же вспомнил одну деталь из первого допроса:
— Значит, тот человек, которого вы в первый раз не могли описать, и был Генри Блэгден?
— Да. Но я сделал это без всякой задней мысли. Тогда я просто не мог поверить, что это он. Так что вам не в чем меня упрекнуть. Я был уверен, что этот человек мертв и похоронен.
— Ладно. Вам и так досталось за это время.
— Теперь, когда вы знаете все остальное, вы должны понять, насколько я был сбит с толку. Сначала меня просто волновала судьба моего старого друга. Потом, после этих событий в Венеции, я стал думать, что наделал глупостей, но еще надеялся, что все это — какая-то ужасная ошибка. Чем больше я вникал в это дело, тем больше неприятностей оно мне доставляло. Я не мог понять смысла происходящего до тех пор, пока несколько дней назад мне не удалось выяснить, что означают эти компьютерные коды. А когда понял, содрогнулся от отвращения.
Он собрал соус со своей тарелки кусочком хлеба.
— Вы не обращались в свою полицию?
— И да, и нет.
— Что это значит?
— У меня есть знакомый в столичных подразделениях — в отряде по борьбе с терроризмом. Я знаю его много лет, он часто помогал мне в работе над романами. Я беседовал с ним об этом.
— И как он прореагировал?
— Сказал, что постарается кое-что разузнать.
— Ну и что, разузнал?
— Видите ли, это не его сфера, он взялся за это скорее по дружбе, чем официально.
— Он в курсе последних новостей?
— Нет.
— Прежде чем уехать, оставьте мне его фамилию. Я с ним свяжусь.
Гиа вытер остатки соуса со своей тарелки.
— Скажу вам как автору триллеров — кстати, за это время я успел прочесть один из них, и не без удовольствия, — в жизни вы не столь логичны, как в книгах.
— Да, не могу ничего возразить.
— Будь я на вашем месте, сразу же по возвращении из Москвы удостоверился бы, что нахожусь под защитой законной власти.
— Но ведь именно власти мне и угрожали! Причем с самого верха, так что было бы неразумно пробиваться еще выше.