Но Джессика была готова пойти на риск поимки и возможной казни. Она жаждала этого противостояния с того самого момента, как узнала о предательстве отца. Онo поглощалo ее дни и ночи до полной одержимости. Без этого жить дальше было бы просто невозможно. При первом же намеке на неприятности она перейдет в режим самоубийственной миссии, выскочит из машины и, если понадобится, проберется в дом.
Но никаких явных признаков слежки не было, когда она проезжала по переулку. Единственным человеком, которого она видела, был мужчина средних лет в шортах цвета хаки, сандалиях и гавайской рубашке, выносивший мусор на противоположной стороне переулка от дома ее отца. Он приподнял крышку большого серебристого мусорного бака, бросил туда набитый белый пакет и приветственно поднял руку, когда она проезжала мимо. Джессика ответила коротким кивком и поехала дальше. Парень мог быть переодетым агентом, но она в этом сомневалась.
Ухоженная лужайка позади дома ее отца была так же лишена человеческого присутствия, как и передний двор. Взгляд в зеркало заднего вида показал, что мистер Гавайская рубашка исчез. Либо он скрылся из виду, чтобы позвонить ее отцу, либо вернулся в свой дом, заниматься тем же, чем занимались парни вроде него: слушать Джимми Баффета[24] и жадно поглощать "Mаргариту".
Джессика свернула с аллеи направо и направилась к дому отца. Видимых следов слежки по-прежнему не было. Она припарковалась у тротуара почти прямо перед домом. Это было решение, основанное на импульсе. Она знала, что это глупо и противоречит всему, что она знала о приближении к цели. Разумнее всего было бы уехать куда-нибудь подальше и исчезнуть, по крайней мере, на несколько месяцев, а может быть, и на год, а то и больше. Длительное отсутствие убаюкало бы ее отца, вызывая чувство ложной безопасности. А потом в один прекрасный день она могла появиться, всадить пулю ему в голову и уйти без всяких осложнений. Но на самом деле это был не вариант, не с ее кипящими эмоциями.
Оглядевшись в последний раз, Джессика вышла из "Тойоты" и открыла багажник. Связанный мужчина смотрел на нее широко раскрытыми испуганными глазами. Джессика еще раз огляделась, убедилась, что за ней никто не наблюдает, и достала из кармана охотничий нож с длинным зазубренным лезвием. Она вонзила его в горло мужчины и оставила там, захлопнув багажник. Ей не доставляло удовольствия убивать беднягу, но она не знала, сколько времени уйдет на то, чтобы закончить здесь свои дела, дела, которые могли бы осложниться, если бы у него было время пошуметь и привлечь внимание к машине.
Она неторопливо пересекла лужайку перед домом отца, изо всех сил стараясь быть начеку, чтобы не столкнуться с какой-нибудь угрозой. Но она добралась до тротуара перед домом и без приключений поднялась по ступенькам на крыльцо. Она подняла руку, чтобы постучать, но в последний раз заколебалась.
В глубине души она верила, что ее отец виновен во всем, о чём утверждала Зельда. Все это слишком хорошо сочеталось с тем, чему она научилась после своего второго побега из Хопкинс-Бенда. Но все это было косвенным. У нее не было никаких конкретных доказательств, кроме слов одной женщины, которая теперь была мертва. Разве она не обязана в последний раз воспользоваться сомнениями насчет отца? Очевидное отсутствие охраны также подпитывало этот всплеск неопределенности в последнюю минуту. Что, если за домом старика не следят, потому что у него нет никаких оснований полагать, что ему кто-то угрожает, а тем более его дочь?
Блядь.
Разумеется, возможность его невиновности приходила ей в голову не раз, но каждый раз она списывала это на сентиментальность. Она научилась доверять своим инстинктам в вопросах интриг, жизни и смерти, и эти инстинкты редко бывали ошибочными. Но ведь из каждого правила были исключения, верно? Что, если это было одним из тех редких исключений? Она не хотела причинять боль человеку, который ее воспитал, если не была абсолютно уверена, что он именно тот монстр, каким она его считала.
Она еще немного подумала.
А потом она постучала в дверь - три жестких, резких стука говорили о необходимости и авторитете. Это был стук полицейского. Когда-то она подумывала о том, чтобы пойти в правоохранительные органы после того, как закончится военная служба, но это был лишь один из многих вариантов, которые ей больше не доступны.
Ее отец открыл дверь, выражение его лица было нехарактерно молчаливым. Это был подтянутый мужчина ростом не более шести футов, с такими же холодными голубыми глазами, как у нее, и коротко подстриженными седыми волосами. Отсутствие внешних эмоций сказало Джессике все, что ей нужно было знать. Она не могла вспомнить, когда в последний раз видела этого человека без того, чтобы он не расплылся в широкой улыбке и не заключил ее в крепкие объятия.
- Я подозреваю, что ты хочешь поговорить.
Джессика ничего не ответила.
Oтец отступил в сторону.
- Заходи, если хочешь. Думаю, ты чувствуешь себя как я. Чем скорее мы приступим к делу, тем лучше.
Когда Джессика не двинулась с места, он повернулся и пошел в глубь дома, оставив дверь открытой. Она поняла, что он дает ей последний шанс уйти и отложить эту неприятность на неопределенное время, возможно, навсегда. Чертовски заманчиво было воспользоваться этой возможностью.
Но Джессика не могла этого сделать.
Она вошла в дом и закрыла за собой дверь. В доме было тихо, если не считать тиканья напольных часов в углу фойе. Часы были семейной реликвией, передававшейся из поколения в поколение по материнской линии. Они стоял в фойе дома, в котором она росла все свое детство. Увидеть иx в этом незнакомом месте вызвало чувство сладостно-горькой ностальгии.
Отец ждал ее в гостиной, тускло освещенной торшерами. Он сидел в центре длинного черного кожаного дивана. Перед ним стоял кофейный столик со скошенной стеклянной столешницей. На столике лежал конверт из плотной бумаги, открытая бутылка бурбона и два стакана для виски.
Джессика села в кресло справа от дивана.
Они долго сидели молча. Смиренное поведение отца удивило ее даже больше, чем отсутствие буфера безопасности. Он выглядел как человек, которому поручено сообщить очень серьезные новости тому, кто не подготовлен к этому, как полицейский, который должен сказать матери, что ее ребенок погиб в результате несчастного случая. Это впечатление усилило и без того напряженное состояние тревоги Джессики.
Ее отец потянулся к бутылке бурбона и налил в каждый стакан по дюйму[25] янтарной жидкости. Он протянул один Джессике, которая без колебаний приняла его и опрокинула одним глотком. Мысль о том, что бурбон мoжет быть отравлен, пришла ей в голову только после того, как он скользнул вниз по пищеводу. Но затем капитан Слоан отпил из своего стакана.
Джессика поставила пустой стакан на стол. Ее паранойя вышла из-под контроля. У нее были веские причины опасаться всего, что связано с ее отцом, но это был не какой-то шпионский фильм времен Xолодной войны. Если бы отец попытался убить ее, он сделал бы это более простым способом.
Джессика решила, что пора прервать молчание.
- Я провелa много проверок, даже взломалa некоторые базы данных правоохранительных органов, и, насколько я могу судить, нигде в мире на меня нет ордеров. Разве это не интересно? Думаю, это так, потому что это - полная противоположность тому, что ты сказал мне несколько дней назад.
Ее отец сделал еще один маленький глоток виски.
- Ты пришла сюда вооруженная, Джессика?
- А ты как думаешь?
- Я думаю, что этa курткa - странный выбор летнего гардероба.
Джессика ничего не сказала.
- Конечно, ты вооруженa. Ты всегда такая.
- Я дочь своего отца.
Уголки рта капитана Слоана дрогнули.
- Безусловно.
- Почему нет охраны, папа?
Он пожал плечами.
- Я был уверен, что в этом нет необходимости. В конце концов, ты - моя собственная плоть и кровь.
- Я бы хотелa, чтобы ты объяснил мне, что все это значит, - впервые Джессика заговорила с жаром в голосе. Это ее беспокоило. Она не хотела терять контроль. Еще нет. - Я cбежала из дома жертвы убийства. Я оставилa следы ДНК. Кто-то должен искать меня, по крайней мере местная полиция, но никто не ищет. Что еще более странно, так это то, что я нигде не могу найти новостей об убийстве. Как будто его никогда не было.
Отец посмотрел ей прямо в глаза - впервые с тех пор, как встретил у двери.
- В каком-то смысле этого и не произошло. От тела избавились, а место происшествия тщательно вычистили.
- Ты все это организовал, не так ли?
Он кивнул.
- Это была проверка, Джессика.
Джессика подавила новый всплеск гнева. Есть еще кое-что, что ей нужно знать, прежде чем она сможет полностью поддаться ему.
- А как же Зельда? Она тоже была испытанием?
- Да.
Руки Джессики сжались в кулаки.
- Она могла убить меня!
Отец вздохнул и налил себе еще виски.
- Да. И это было бы прискорбно. Но после твоих ошибок тебя нужно было подвергнуть самым напряженным испытаниям. Угроза должна была быть реальной.
Джессика покачала головой.
- В чем, черт возьми, смысл? Я теперь гражданское лицо.
Ее отец улыбнулся, но печаль в его глазах противоречила выражению его лица.
- Нет, Джессика. Tеперь нет. И больше никогда не будешь.
- Что ты имеешь в виду?
- Я имею в виду, что ты все еще являешься действующим агентом. Твое увольнение было частью легенды.
Джессика не хотела в это верить. Это было абсурдно, то, что, как полагают, никогда не происходит в реальной жизни, и все же это соответствовало всему остальному. Каким бы сюрреалистичным это ни казалось, странная правда была неизбежна. Ее отец вступил в сговор с другими руководителями ее подразделения, чтобы подвергнуть ее жестокому психологическому испытанию, трахнуть ее мозг c поистине эпическим масштабом.