Но это уже слишком.
Спотыкаясь, я выхожу из его кабинета в вестибюль, оглядываю мой особняк, мой красивый маленький мирок. Неужели я создала это только для того, чтобы не чуять зловония моей жизни? На столике рядом с дверью стоит яйцо филигранной работы, антикварная вещица, которую Калеб купил мне во время нашей поездки на Кейп-Код. Она обошлась ему в пять тысяч долларов. Я хватаю это яйцо и швыряю его, истошно вопя. Оно ударяется о плиточный пол и разбивается вдребезги, как моя жизнь.
Я подхожу к нашей свадебной фотографии, висящей над диваном, какое-то время смотрю на нее, вспоминая тот день – по идее, самый счастливый день в моей жизни. Я хватаю щетку, прислоненную к стене, и изо всех сил бью ее ручкой по стеклянной рамке. Фотография падает со стены, ударяется о мебель и приземляется изображением вниз на журнальный столик.
Эстелла начинает плакать.
Я вытираю свое мокрое лицо тыльной стороной руки и иду к лестнице. Я в общем-то рада, что она проснулась. Мне необходимо кого-то обнять.
Глава 22
День моей свадьбы больше походил на коронацию. В каком-то смысле для меня это и была коронация. Я завоевала свою корону. По всей вероятности, я заполучила самого сексуального, самого привлекательного мужчину в мире. Я выбила из гонки эту гнусную ведьму, чтобы заполучить его. Я чувствовала себя победительницей, чувствовала себя понятой и принятой. Прошло немало времени, прежде чем я добилась этого.
Я думала обо всем этом, стоя перед зеркалом в своем платье цвета слоновой кости. У него были вырез сердечком и юбка годе. Волосы были собраны в шиньон в форме морской ракушки с великолепным белым цветком, приколотым сбоку. Я хотела распустить волосы, но Калеб попросил меня сделать высокую прическу. А я готова была сделать для Калеба все, что угодно.
Я выглянула в окно на просторный двор дома моих родителей. Уже начали приезжать гости, и слуги провожали их к их местам. Смеркалось, и наконец становились видны тысячи лампочек на гирляндах, которыми, по моему настоянию, были увиты деревья.
Слева стоял огромный шатер, где и должен был проходить прием. Справа находился бассейн олимпийских размеров. Мои родители велели настелить поверх него стеклянный пол, где мы с Калебом должны были произнести наши брачные обеты, так что нам предстояло ходить по воде.
Когда я думала об этом, у меня кружилась голова. Вокруг бассейна были расставлены стулья, что означало, что нас будут окружать зрители. Накануне, когда Калеб увидел все это впервые, ему очень не понравилось, что моя семья пытается переплюнуть всех и вся.
– Любовь проста, – сказал он. – Чем большую пышности вы привносите в свадьбу, тем менее она становится искренней.
Мне это не понравилось. Свадьбы – это глазурь на капкейке твоей жизни. И если эта глазурь нехороша, кто может захотеть остаться за столом, чтобы съесть сам капкейк?
Мы пялились на этот стеклянный пол минут пятнадцать, прежде чем я наконец сказала:
– Мне хотелось быть Русалочкой. – Он засмеялся, но затем его лицо стало серьезным. Он дернул один из моих локонов.
– Это будет прекрасная свадьба, Ли. Ты будешь Русалочкой. Прости меня, я говорил, как болван.
За десять минут до свадьбы в комнату торопливо вошла моя мать. Это был первый раз, когда я увидела ее в тот день. Она наклонилась ко мне, когда Кортни наносила на мои губы помаду. Катин, которая, сидя в противоположном конце комнаты, заканчивала наносить свой собственный макияж, встретилась со мной взглядом в зеркале. Она была отлично знакома с моей матерью и ее ужимками. Я подавила подступившую к горлу тошноту, пока Кортни убирала с моих губ избыток помады с помощью бумажного носового платка.
– Привет, мама, – сказала я, повернувшись, чтобы улыбнуться ей.
– Почему ты выбрала этот оттенок губной помады, Леа? Ты похожа на вампира.
Я взглянула на себя в зеркало. Кортни использовала мой фирменный оттенок красного, но, возможно, он и впрямь выглядел слишком уж по-готски для свадьбы. Я взяла бумажный носовой платок и стерла помаду, после чего показала на розовую помаду. Давай попробуем вот эту.
Моя мать смотрела на меня с удовлетворением, пока Кортни мазала мои губы новой помадой.
– Почти все уже здесь. Это будет самая впечатляющая свадьба года, я могу тебе это гарантировать.
Я расплылась в улыбке.
– И самая красивая невеста, – добавила моя сестра, нанося на мои щеки румяна.
– И самый сексуальный жених, – бросила через плечо Катин.
Я захихикала, признательная им за поддержку.
– Что ж, будем надеяться, что на этот раз ей удастся удержать его, – сказала моя мать. Катин уронила щеточку-аппликатор для нанесения туши на ресницы.
– Мама! – рявкнула Кортни. – Это так неуместно. Неужели ты не можешь не вести себя как стерва?
Мне такое замечание не сошло бы с рук. Моя мать нахмурилась, глядя на свою любимую дочь. Я поняла, что между ними назревает ссора.
Я положила ладонь на предплечье Кортни. Мне не хотелось, чтобы сегодня происходили ссоры. Я хотела, чтобы все было безупречно. Я проглотила обиду и улыбнулась своей матери.
– Мы с ним любим друг друга, – уверенно возразила я. – Мне не надо ни за что держаться. Он мой.
Она подняла свои безукоризненные брови и плотно сжала губы.
– Всегда есть что-то такое, что они любят больше, – сказала она. – Будь то женщина, или машина, или…
Она замолчала, но я мысленно закончила ее речь: или другая дочь.
Кортни, не ведающая, что наш отец оказывает ей предпочтение, продолжала румянить мои щеки.
– Ты так цинична, мама. Не все мужчины такие.
Моя мать снисходительно улыбнулась своей младшей дочери и провела ладонью по ее щеке.
– Нет, любовь моя, – проворковала она, – с тобой они и впрямь не такие.
Я поняла, что она имеет в виду, а Кортни нет. Я смотрела на ее ладонь на щеке моей сестры, и мне было больно. До меня она дотрагивалась редко. Даже будучи маленькой, я считала, что мне повезло, если в мой день рождения она обнимала меня. Отвернувшись от них, я подумала о Калебе. И мне сразу же стало лучше. Сегодня мы создадим нашу собственную семью. Я никогда, никогда не буду относиться к моему ребенку так, как они относятся ко мне. Независимо от обстоятельств. А Калеб станет самым лучшим отцом. И я буду оглядываться на мою прежнюю жизнь из счастливой новой жизни. Калеб.
У меня был он. Да, возможно, больше у меня никого не было, но мне было достаточно его одного.
За пять минут до того, как должна была начаться церемония, послышался стук в дверь. Моя мать уже ушла, и со мной находились только Катин и Кортни.
Кортни побежала к двери, чтобы посмотреть, кто это, пока Катин помогала мне надеть туфли.
Она вернулась, улыбаясь.
– Это Калеб. Он хочет поговорить с тобой.
Катин покачала головой.
– Ну нет! Он не должен видеть ее сейчас. Я разведена, и знаешь, что? Я позволила этому засранцу увидеть меня до того, как мы поженились. – Она сказала это буднично, как будто это было единственной причиной того, что ее брак распался.
Я посмотрела на дверь, и мое сердце учащенно забилось. Я не возражала.
– Вы обе можете спуститься. Я присоединюсь к вам через минуту.
Катин сложила руки на груди, всем своим видом давая понять, что она не сдвинется с места.
– Катин, – сказала я, – Брайан оставил тебя из-за того, что ты спала с его братом, а не из-за того, что он видел тебя в свадебном платье. Так что давай уходи.
Кортни схватила Катин за руку и, прежде чем та успела возразить, вытащила ее из комнаты.
Я разгладила свое платье, быстро взглянула в зеркало и пошла к двери. О чем он хочет поговорить со мной? Мне вдруг стало не по себе. А что, если он хочет все отменить? Есть ли вообще веская причина для того, чтобы жених захотел поговорить с невестой перед самой свадьбой, до того, как он женится на ней?
Я чуть-чуть приоткрыла дверь.
– Ты не должен меня видеть, – сказала я.
Он рассмеялся, и я сразу же вздохнула с облегчением. Если мужчина смеется, значит, он пришел к своей невесте не для того, чтобы порвать с ней.
– Повернись ко мне спиной, – предложил он. – А я войду задом.
Я повернулась спиной к двери и сделала несколько шагов в глубь комнаты. И услышала, как вошел Калеб. Он встал, прижавшись спиной к моей спине. Он взял меня за руки, и мы простояли так целую минуту, прежде чем он заговорил.
– Я сейчас повернусь, – сказал он.
– Нет, не надо!
Он засмеялся, и я поняла, что он прикалывается.
Я сжала его руки. Он сжал мои.
– Леа. – Он произнес мое имя так, что я закрыла глаза. В его устах все звучало прекрасно, но особенно это относилось к моему имени.
– Да? – тихо проговорила я.
– Ты любишь меня или представление обо мне?
Я напряглась, и он погладил мои руки большими пальцами.
Я попыталась высвободить руки, потому что хотела увидеть его лицо, но он держал их крепко и не отпускал.
– Просто ответь на мой вопрос, дорогая.
– Я люблю тебя, – уверенно сказала я. – А ты… ты нет?
О боже. Он собирается отменить свадьбу.
У меня сжалось горло. Я потупила голову, глубоко дыша.
– Я люблю тебя, Леа. Иначе я не попросил бы тебя выйти за меня замуж.
Тогда почему мы вообще ведем этот разговор?
– Тогда почему мы вообще ведем этот разговор? – неуверенно спросила я. Мой голос дрожал.
– Любви не всегда бывает достаточно. Я просто хочу удостовериться…
Его голос затих. Может, он говорил об Оливии? Мне захотелось кричать. Она была здесь, с нами, и это в день нашей свадьбы. Я хотела сказать ему, что ее нет, нет! У нее началась новая жизнь. Она… она… ничтожная сучка, недостойная его.
Любила ли я его?
Я вздернула подбородок. Да, любила… больше нее. Если ему надо об этом поговорить, то так тому и быть, я с ним поговорю.
– Калеб, – тихо проговорила я. – Есть одна вещь, о которой я никогда тебе не говорила. Это касается моей семьи.