Я сделала вдох и позволила правде наконец слететь с моих уст. Сейчас или никогда. Мои слова были пронизаны стыдом и мукой. Калеб что-то почувствовал и сжал мои руки еще крепче.
– Я приемная дочь.
Он дернулся, пытаясь повернуться ко мне лицом, но я удержала его. Я не могла сейчас смотреть на него. Мне надо было просто это сказать. Они могли войти сюда в любую минуту, и мне необходимо было закончить до того, как они придут.
– Просто стой и не поворачивайся, хорошо? Просто… слушай.
– Хорошо, – согласился он.
– После того, как мои родители поженились, они пытались зачать ребенка три года. Врачи сказали моей матери, что она не может иметь детей, поэтому они нехотя решили пойти на усыновление. Мой отец – грек, Калеб. Ему нужен был сын. Они решили не ждать, когда им удастся получить приемного ребенка в нашей стране, потому что это заняло бы несколько лет. У моего отца имелись связи в посольстве России.
– Леа…
При звуке его голоса мое сердце едва не остановилось.
– Просто заткнись. Это очень трудно; просто дай мне это сказать.
Я старалась подавить слезы. Я не пожертвую своим макияжем.
– Моей настоящей матери было шестнадцать лет, и она работала в борделе. Я была девочкой, а не мальчиком, которого они хотели, но они взяли меня и привезли сюда. Мне тогда было шесть недель. Через месяц моя мать узнала, что она беременна. У нее случился выкидыш… думаю, это был мальчик. Мой отец винил в этом меня. По-видимому, я была очень трудным младенцем – у меня были колики и все такое. Несколько месяцев спустя она забеременела Кортни, но своего мальчика мой отец потерял. Думаю, с тех самых пор он меня возненавидел. Из ребенка, которого они хотели, я превратилась в ребенка, убившего их желанного ребенка… источником неудобств – ребенком проститутки.
Раздался громкий стук в дверь.
– Подождите еще несколько минут! – крикнула я. Я обернулась и заставила Калеба повернуться ко мне лицом. Он обнял меня, сдвинув брови. Я чувствовала, как в меня проникает его тепло. Он долго молчал.
– Почему ты не сказала мне раньше?
– Господи, Калеб, это грязный секрет моей семьи. Мне было стыдно. – Мне пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Рядом с ним я чувствовала себя маленькой и защищенной.
– Тебе нечего стыдиться. Это им должно быть стыдно… я даже не могу себе представить.
Он покачал головой.
– Значит, вот почему твой отец не поведет тебя под венец ко мне? – Он сощурил глаза, и я покраснела. Я сказала ему, что у моего отца разыгралась подагра. Все средства хороши. Я кивнула. Мой отец сообщил мне неделю назад, что не станет сопровождать меня под венец к моему жениху. Впрочем, по правде говоря, я от него этого и не ожидала.
Калеб выругался. Он почти никогда не ругался в моем присутствии. Я видела, насколько он зол.
– Поэтому он и дал тебе эту работу. – Это был не вопрос. Он складывал одно с другим. Я кивнула. На его лице была написана такая ярость; я знала, что мой план работает.
– Калеб… не покидай меня. – Моя нижняя губа задрожала. – Пожалуйста… я люблю тебя.
Он схватил меня чуть ли не грубо и сжал в объятиях. Я прижалась к нему, не заботясь ни о моем макияже, ни о моей прическе. Именно таков был путь к его сердцу. Я сыграла на его сострадании и на его потребности защищать тех, кто сокрушен и потерян.
В дверь постучали снова. Калеб отстранил меня и держал на расстоянии вытянутой руки, глядя мне в лицо. В его взгляде что-то изменилось. В ту минуту, когда я сообщила ему свою тайну, я стала для него кем-то другим, не тем, кем была прежде. Знала ли я, что это произойдет, намеренно ли я не спешила говорить ему правду и сказала только сейчас?
Он легко провел пальцем от корней моих волос вниз по моим лбу, носу, губам, горлу.
– Ты выглядишь потрясающе, – сказал он. – Я могу сам повести тебя под венец?
Мое сердце затрепетало от счастья. Он все-таки женится на мне.
– Да, конечно.
– Леа…
– Да?
– Я не причиню тебе боль. Я буду заботиться о тебе. Ты веришь мне?
– Да, – солгала я.
Глава 23
Она выглядит так же, как прежде. Темные распущенные волосы, спадающие до талии. Она похожа чуть ли не на цыганку в своих сине-зеленых льняных брюках и облегающей кремовой блузке, небрежно спущенной с плеча с рельефными мышцами. Я смотрю на ее серьги в виде золотых колец шириной с мою ладонь. Они придают ей экзотический и немного опасный вид. Рядом с ней я всегда чувствовала себя дурнушкой.
Ее взгляд скользил по немногочисленным посетителям закусочной, ища знакомое лицо. Вот старик, вот парочка, сидящая на диване в кабинке, вот два официанта, раскладывающие столовые приборы и салфетки… и я.
На ее лице отражается шок – ее губы чуть приоткрываются, глаза округляются. Внезапно она напрягается. Ее взгляд шарит по залу, и я понимаю, что она ищет его. Я качаю головой, чтобы дать ей понять, что его тут нет. Я отпиваю свой кофе и жду.
Она решительно идет к моему столу и, когда доходит до него, не садится, а продолжает стоять, пристально глядя на меня.
– Бывшая клиентка, да? – сухо произносит она.
– Ну, так ведь оно и есть, не так ли? – Я жестом приглашаю ее сесть. Я отправила в ее офис анонимное сообщение, заявив, что я ее бывшая клиентка, которая оказалась в отчаянном положении из-за неладов с законом. И попросила ее встретиться со мной в закусочной «У Тиффани». Я понятия не имела, придет она или нет, но это было лучше, чем явиться к ней в офис.
Она осторожно садится напротив меня, ни на секунду не сводя глаз с моего лица.
– Ну, какого хрена тебе надо?
Я передергиваюсь. Несмотря на свои лабутены, она остается тем же неотесанным белым быдлом, что и всегда.
– Я подумала, что, возможно, ты могла бы просмотреть для меня этот документ. – Я достаю из сумки бумаги, которые я украла из шкафа для документов в кабинете Калеба, кладу их на стол и пододвигаю к ней.
– Что это? – спрашивает она. И смотрит на меня с отвращением. Да как она смеет глядеть на меня так? Она разрушила мою жизнь. У меня было бы все, если бы не ее коварство и загребущие руки.
Но при этом я, вероятно, сидела бы сейчас в тюрьме. Я отбрасываю эту мысль. Сейчас не время для благодарности. Сейчас время ответов.
Я тычу пальцем в документ, лежащий перед ней на столе.
– Посмотри на это сама.
Не двигая головой, она смотрит на бумаги, затем опять на меня. Это жесткий впечатляющий способ запугивания. То, как искусно она использует язык тела, вызывает восхищение.
– С какой стати мне это делать? – вопрошает она.
От ее взгляда мне становится зябко. Я вспоминаю, как стояла на трибуне для дачи свидетельских показаний, и мой пульс учащается. Я пытаюсь проделать тот же трюк, что и она.
– Это бумаги Калеба, – одними губами произношу я.
Не знаю, в чем тут дело: в том, что я упомянула его имя, или в том, что срабатывает мое подражание языку ее тела, но она напрягается.
К нашему столу подходит официант. Оливия берет бумаги в руки.
– Принесите ей кофе и две порции сливок, – говорю я. Он уходит. Оливия отрывает взгляд от документа и смотрит на меня. Я девять месяцев проводила с ней почти каждый день. Мне известно, что ей нравится.
Пока она читает, я пью свой кофе и смотрю на ее лицо.
Официант приносит ей кофе. Не поднимая глаз, она выливает сливки в свою чашку.
Она начинает подносить чашку к губам, но на полпути ее рука замирает. Кофе проливается, когда она шваркает чашку о стол. И резко встает.
– Где ты это взяла?
Она пятится от стола, мотая головой.
– Почему там значится мое имя?
Я провожу языком по зубам.
– Я надеялась, что ты сможешь ответить мне на этот вопрос.
Она бросается бежать к двери. Я встаю, кидаю на стол двадцатку и иду за ней.
Я следую за ней на парковку и догоняю ее возле газетного киоска.
– Ты не отвертишься – тебе придется объяснить мне, почему твое имя стоит на этих документах на собственность вместе с именем моего мужа!
Ее лицо побледнело. Она качает головой.
– Я не знаю, Леа. Он никогда… я не знаю.
Она закрывает лицо руками, и я слышу ее всхлип. Это только злит меня еще больше. Я с угрозой придвигаюсь к ней.
– Ты спишь с ним, да?
Она отнимает руки от лица и возмущенно смотрит на меня.
– Нет! Конечно, нет! Я люблю своего мужа. – Она явно оскорблена тем, что я могла обвинить ее в этом.
– А я люблю своего! – Мой голос срывается. – Тогда почему он любит тебя?
Она смотрит на меня с нескрываемой ненавистью.
– Это не так, – просто говорит она. – Ведь он выбрал тебя. – Ей тяжело говорить мне эти слова. Я вижу это по ее лицу.
Я поднимаю купчую и трясу ею.
– Он купил тебе дом. Почему он купил тебе гребаный дом?
Она выхватывает купчую из мой руки и показывает на дату.
– Ты что, не заметила эту маленькую деталь? Это было задолго до тебя, Леа – но ты же это знаешь. Так зачем ты на самом деле обманом заставила меня явиться сюда?
Я нервно сглатываю. Она видит это и улыбается жестокой улыбкой.
– Мне следовало дать им бросить тебя в тюрьму, и ты это знаешь.
Она поворачивается и идет к двери своей машины. Ее заявление приводит меня в ярость. Я следую за ней, вонзив ногти в ладони. И дышу через нос.
– Чтобы ты могла заполучить его? – выпаливаю я. В моих ушах стучит кровь. Я все время задаю себе этот вопрос. И произношу его вслух. – Тебе следовало проиграть мое дело, чтобы заполучить его?
Она застывает, оглядывается на меня через плечо.
– Да.
Я не ожидала услышать от нее правду. Это пугает меня. Я открываю рот – и выдавливаю из себя:
– Я думала, что ты любишь своего мужа.
Она выдыхает через нос. Это напоминает мне поведение возбужденной лошади. Ее взгляд скользит вверх от моих туфель и брезгливо останавливается на моем лице.
– Я люблю и твоего.