До того, как мы с Калебом поженились, я редко допускала к нему своих родителей из страха, что ему передастся их мнение обо мне и он начнет смотреть на меня так же, как они. Большинство моих прежних бойфрендов не въезжали, когда они завуалированно оскорбляли меня и демонстрировали свое холодное равнодушие ко мне. Но Калеб был сообразителен; он поймет, что они имеют в виду, поймет, что я собой представляю – и начнет задавать вопросы. Я не хотела, чтобы он задавал вопросы, и не хотела, чтобы он, как и мои родители, пришел к выводу, что Леа – это сплошное разочарование, что она всего лишь бэушная дочь.
Я не хотела, чтобы он узнал, какова я на самом деле. Поэтому все два года нашего с Калебом знакомства я всячески старалась не допустить, чтобы во время светских мероприятий кто-то наговорил слишком много или погрузился в касающиеся меня темы слишком глубоко. Но после свадьбы все изменилось. Возможно, теперь, когда он обещал заботиться обо мне, я чувствовала себя более уверенно, а может быть, дело было в том, что я наконец сказала ему правду о своем рождении.
Через неделю после нашего возвращения с медового месяца мы были приглашены на ужин в их дом. Калеб все еще возмущался тем, что мой отец не захотел вести меня под венец.
– Я не хочу идти туда, Леа. Он проявил неуважение к тебе. Ему повезло, что я не набил ему морду прямо на свадьбе. Я не позволю ему так обращаться с тобой.
Мне это понравилось. В эти пять секунд я почувствовала себя куда более значимой, чем когда-либо прежде на протяжении многих лет.
– Не надо. – Я встала на цыпочки и поцеловала его в подбородок. – Давай просто промолчим. Я люблю мою сестру. Мне не хочется вызывать раскол.
Он мягко сжал мои руки выше локтей и прищурил глаза.
– Если он произнесет хотя бы одно слово, одно слово, которое мне не понравится…
– Ты дашь ему в морду, – твердо докончила я.
Он криво улыбнулся и поцеловал меня в губы, сделав это грубо, то есть так, как мне нравилось.
– Я дам ему в морду, если нам подадут утку. Я терпеть не могу утку.
Я хихикнула.
– А что будет, если он начнет рассказывать анекдоты о нырянии с аквалангом?
– Тогда я тоже дам ему в морду.
Мы с ним шли в спальню, не переставая целоваться.
Я запустила пальцы в его волосы, мои мысли расплывались, и я могла думать только об одном – о его прикосновении и о его хриплом голосе в моих ушах.
Вечером того дня мы явились к двери дома моих родителей, держась за руки. После двух недель на Мальдивах мы были загорелыми и расслабленными, все еще не придя в себя после нашего медового месяца и милуясь так, будто кто-то из нас мог внезапно исчезнуть.
Наконец-то Калеб был моим. Когда моя рука взялась за ручку двери, мои мысли обратились к ней, моему злейшему врагу. И мои губы растянулись в такой торжествующей улыбке, что Калеб склонил голову и недоуменно посмотрел на меня.
– Что? – спросил он.
Я пожала плечами.
– Я просто счастлива, вот и все. Все отлично.
Мне хотелось сказать: «Ура, ура, ведьма мертва…»
Но ведьма не умерла, она жила в Техасе – хотя и это было неплохо.
Мои родители и сестра находились в гостиной. Когда мы вошли, они посмотрели на Калеба с надеждой, будто ожидая, что сейчас он объявит, что бросает меня. Тридцать секунд продлилось неловкое молчание, пока моя сестра не вскочила на ноги и не обняла нас.
– Как прошел ваш медовый месяц? Расскажите мне все. – Она схватила меня за руку и подвела к дивану. Я взглянула на Калеба, который пожимал руку моему отцу.
Моему папочке нравился Калеб, нравился настолько, что я не могла не гадать, что он подумает, если узнает, что Калеб ненавидит его. Я испытывала извращенное удовлетворение от сознания, что я настроила Калеба против него. Мой отец полагал, что может перетащить на свою сторону кого угодно, и искренне хотел, чтобы его все обожали… все, кроме меня.
– Все было чудесно, – заверила ее я. – Очень романтично.
И бросила быстрый взгляд на Калеба.
Она подалась ко мне.
– Они все утро брюзжали из-за того, во что обошлась им ваша свадьба, – сообщила она. – Не затрагивай эту тему.
Я почувствовала, как у меня вспыхнули щеки. Для моих родителей такое поведение было типично. Разумеется, они были готовы оплатить свадьбу своей старшей дочери, разумеется, эта свадьба должна была быть помпезной, чтобы произвести впечатление на их друзей. И, разумеется, потом они брюзжали из-за того, сколько денег им пришлось выложить ради той, кто не была родной им по крови. Но что они могли поделать? Ведь никто не знал, что на самом деле я им неродная. Поступи они иначе, это бросило бы тень на их идеальный имидж любящих родителей.
Пожалуйста, Господи, пусть они ничего не говорят при Калебе.
Моя сестра держала в руке бокал красного вина. Я взяла его у нее и отпила глоток.
К нам приближалась моя мать, идя птичьей походкой, и с каждым ее шагом во мне нарастал ужас.
– Тебе не стоит загорать, Леа, – изрекла она, сев напротив меня. Я посмотрела на свое предплечье, покрытое бронзовым загаром. Несмотря на мою светлую кожу и рыжие волосы, я загорала, как итальянка. – С такой загорелой кожей ты выглядишь глупо – как будто у тебя аэрозольный загар.
– Она выглядит отлично, мама, – огрызнулась моя сестра. – Если ты боишься солнца, это вовсе не значит, что его должны бояться и мы.
Я бросила на мою сестру благодарный взгляд и напряглась в ожидании следующей колкости.
– Калеб выглядит безупречно, – продолжила моя мать, взглянув на Калеба, разговаривающего с моим отцом. – Он такой красавец. Мне всегда казалось, что он бы отлично подошел тебе, Кортни.
У меня закружилась голова, глаза застлал туман.
– Это так неуместно, – гневно прошипела моя сестра. – Во-первых, такая безупречность совсем не в моем вкусе, а во-вторых, Леа и Калеб подходят друг другу лучше, чем любая другая из знакомых мне пар. Так говорят все.
Моя мать вскинула брови. Я наконец вновь обрела дар речи.
– Почему ты говоришь такие вещи? – спросила я. – После всего, что ты сделала, чтобы помочь мне…
Она фыркнула и отпила глоток из своего собственного бокала с вином.
– Плохо, когда женщине приходится так упорно бороться, чтобы быть со своим мужчиной – так не должно быть. Он должен просто хотеть ее…
Моя сестра смотрела то на меня, то на нее.
– О чем ты?
Моя мать предостерегающе посмотрела мне в глаза.
– Думаю, ужин уже готов, – сказала она. – Пойдемте в столовую.
По большей части еду для моих родителей готовила все та же Маттия. Она работала на мою семью с тех пор, как я была маленькой девочкой. Мне всегда нравилась ее стряпня. Сегодня она приготовила семгу с медово-горчичным желе и плов. Поставив передо мной тарелку, она сжала мое плечо.
– Поздравляю, – шепнула она мне на ухо. Я улыбнулась ей. Я хотела, чтобы она пришла на мою свадьбу, но мои родители сочли, что это было бы не комильфо.
– У меня кое-что есть для тебя, – сказала она. – Маленький подарок. Я оставлю его на кухне.
Я кивнула, надеясь, что моя мать не услышала ее. Моя мать умела делать так, чтобы искренние жесты других людей казались глупыми и комичными.
После того как на стол была поставлена последняя тарелка, Маттия удалилась, и я переключила внимание на разговор, который мой отец вел с Калебом. Несмотря на те чувства, которые мои родители теперь вызывали у него, Калеб держался невозмутимо и уважительно, отвечая на вопросы и задавая их как ни в чем не бывало.
В умении общаться ему не было равных. Я объясняла это тем, что он мог раскусить человека за одну встречу и после этого был способен манипулировать его настроением так, как ему хотелось. Я наблюдала, как он задавал незнакомым ему людям вопрос за вопросом, пока полностью не располагал их к себе.
Сперва они держались настороженно и отвечали осторожно. Но он перемежал свои вопросы шутками и самоиронией, и в конце концов его собеседник расслаблялся.
Он никогда не давал оценок и не критиковал. Когда тот, кого расспрашивал, отвечал, он щурился, как бы говоря: вы такой интересный человек, продолжайте.
Мне очень нравилось наблюдать за тем, как он разговаривает с людьми, как они проникаются к нему симпатией. К концу беседы они так западали на него, что, когда общение заканчивалось, на их лицах отражалось огорчение.
Ему и правда было не все равно – в этом и состояла разница между Калебом и теми, кто просто любил лезть в чужие дела. И люди быстро улавливали эту разницу.
Калеб был моим. Наконец-то он принадлежал мне целиком. Я улыбнулась своей семге, и моя сестра толкнула меня под столом.
– Что? – одними губами произнесла я.
Она покачала головой, улыбаясь.
После ужина мы вернулись в гостиную. Мой отец был старомоден, и как только мы сели, достал бокалы и сигары. От сигары Калеб вежливо отказался, но налил себе на один палец скотча.
Я сидела рядом с ним, хотя мои мать и сестра удалились. По идее, женщины должны были оставить мужчин одних, но я не желала оставлять своего мужа наедине со своим отцом, тем более сейчас, когда мой отец злился на меня из-за денег, которые он выложил на мою свадьбу.
– Каковы твои планы? – спросил он, подчеркнуто игнорируя меня и глядя на моего мужа. Он сдул со своей нижней губы кусочек табака, и я отвела глаза. Его повадки начинали меня доставать.
Калеб облизнул губы.
– Мы обратились в агентство по недвижимости, чтобы они подыскали нам дом, и ждем их предложений.
– Надеюсь, ты не собираешься удерживать Леа дома. Мне нужно, чтобы она вернулась в офис.
Калеб напрягся. Я могла читать язык его тела ясно. Мне хотелось услышать, что он скажет в ответ на попытку великого и ужасного Смита прогнуть его.
– Я не собираюсь нигде удерживать ее, – сказал он. – Если не считать моей постели. Она может приходить и уходить, как ей угодно.
Я чуть не подавилась своей слюной. Мне хотелось посмеяться над выражением на лице моего отца. Он любил скабрезные шутки, но реплика Калеба лишила его такой возможности. Скорее всего, Калеб это предвидел – ведь он был блестящим манипулятором.