– Наверняка он в растрепанных чувствах, – заметила я, изо всех сил стараясь говорить сочувственным тоном. И почти что видела, как она кивает в ответ.
– Жаль, что я не могу надавать этому мерзкому типу пощечин, – прошептала она в трубку. – Подумать только, он заявил, что пренавин вызвал у него инфаркт. Твой отец нанял частного сыщика, и тот выяснил, что этот малый сам ходячий инфаркт. От инфарктов и сердечных приступов страдали его родственники, к тому же он весит триста фунтов.
Она произнесла триста фунтов так, будто это было ругательство. Прошло несколько секунд прежде, чем я осознала, что означает слово инфаркт.
Офигеть.
Почему мне ничего не сказали? Инфаркт во время клинических испытаний лекарственного препарата – это крах. Этого достаточно для того, чтобы остановить испытания, пока состав препарата не будет изменен. После этого заявления трудно было что-то сказать. Почему? Почему он решил рискнуть всем? Не желая, чтобы она смекнула, что сообщила мне то, чего я не знала, я слушала ее болтовню еще несколько минут. Мне надо было получить от нее как можно больше информации. Я проглотила ком, образовавшийся в горле от сознания того, что меня предали, и сказала ей, что мне поступил еще один звонок.
Почему он скрыл это от меня? Почему они не прекратили клинические испытания? Я было подумала позвонить Кэш, но раз она до сих пор ничего мне не сказала, то очевидно, что она поддерживает моего отца. Мне надо раскопать это самой. Деньги – наверняка причина в них. На последнем совещании по сбыту он упомянул, что наша выручка упала. Пренавин был способом вернуть компанию на ее прежние позиции. Неужели мы действительно так отчаянно нуждаемся в выпуске на рынок нового препарата, что он пошел на такое? Рискнул всем?
На следующее утро я явилась в офис ни свет ни заря. Мой отец каждый день приезжал на работу в шесть часов, так что у меня имелся час до его появления. У меня были запасные ключи от его кабинета, и я отперла дверь и включила свет. Сев за его компьютер, я включила и его, барабаня пальцами по столу. Его уровень доступа был выше моего, и я знала, что мне понадобится его пароль, чтобы добраться до его файлов. Я ввела дату свадьбы моих родителей. На экране выскочили слова: «Неверный пароль». Это была неудачная догадка – мой отец не был сентиментален.
Я испробовала дату рождения моей сестры, затем мою собственную. Ничего. В конце концов я ввела координаты его охотничьего домика в Северной Каролине – и волшебным образом система открылась. Передо мной на экране высветилась вся огромная сетка «ОПИ-Джем». Я кликнула по иконке «Пренавин», и понеслось.
Это была правда. О боже, это была правда. К тому времени, как я заперла дверь кабинета моего отца, у меня имелось достаточно информации, чтобы закрыть его компанию и посадить его в тюрьму до конца его жизни. Хуже всего было то, что я хотела это сделать. Нет, не хотела. Ведь он был моим отцом… ну, вроде того. Он вырастил меня. А может, меня вырастила Маттия. Я больше ни в чем не была уверена.
Я шла к лифту, и у меня раскалывалась голова. Я решила отпроситься с работы, сказавшись больной. Теперь, когда я все знала, я больше не могла смотреть этим людям в лицо. Мне необходимо было найти способ выяснить, кто замешан в этом деле, а кого держат в неведении, как меня саму. Когда двери лифта открылись, моя голова была опущена. Подняв ее, я увидела его – он стоял передо мной с газетой под мышкой. Черт, почему мне не пришло в голову воспользоваться лестницей?
Я расправила плечи и заставила себя улыбнуться.
– Доброе утро, папа.
Он кивнул мне, выходя из лифта. Затем вдруг остановился.
– Почему ты явилась сюда так рано?
Ложь легко слетела с моего языка.
– Я неважно себя чувствую. Я приехала только для того, чтобы взять работу домой. Я беру выходной.
Он прищурил глаза.
– Выглядишь ты нормально. Съезди домой, переоденься и возвращайся на работу. Сегодня ты нужна мне здесь.
– Я заболела, – сказала я. Как будто он мог не услышать меня в первый раз.
– Это фармацевтическая компания, Джоанна. Иди, возьми со склада лекарство и полечись.
Я смотрела на пустой коридор целую минуту после того, как он скрылся в своем кабинете. Неужели это произошло на самом деле? Еще бы. Мой отец никогда не пропускал работу из-за болезни, так с чего я взяла, что если я скажусь больной, то это прокатит? Я вошла в лифт, и его двери закрылись. Если я поспешу, то смогу вернуться через сорок минут.
Глава 27
Калеб отвез ребенка в свою квартиру на следующий день после того, как он приезжал домой за своей одеждой. Его лицо было мрачно и полно решимости, когда он стоял у двери, давая мне возможность попрощаться. Я целую рыжий пух на ее головке и беззаботно улыбаюсь. Я отношусь к этой ситуации так, будто они собираются в супермаркет, а не съезжают. Не торопись, дождись своего часа. Дай ему убедиться, как трудно заботиться о младенце в одиночку без посторонней помощи. Когда они выезжают с подъездной дороги, я чувствую самодовольство. Иногда небольшая разлука бывает полезна для души. Калеб хороший семьянин. Через несколько дней он вернется, а я буду стараться еще больше. Все образуется. Моя палочка-выручалочка – это Эстелла. Он будет держать нас вместе, как бы плохо ни обстояли дела.
Когда огни его машины исчезают из вида, я открываю морозилку и достаю два пакета замороженных овощей. Положив их на стол, я пальцем проделываю в пластике дырки, и начинаю засыпать горох в рот. Есть вещи, которые я могла бы сделать, чтобы улучшить ситуацию. Катин водит своих детей на занятия, именуемые «Мама и я». Там они садятся в круг, поют и бьют в гребаные бубны. Я могла бы это делать.
Звонят в дверь. Я засовываю в рот горсть лимской фасоли и бодро иду к двери. Возможно, Калеб уже передумал.
Но на крыльце стоит не мой муж. Я пристально смотрю на того, кто явился ко мне.
– Что тебе надо?
– Я приехал, чтобы посмотреть, все ли с тобой в порядке.
– А почему я должна быть не в порядке? – огрызаюсь я. Я пытаюсь закрыть дверь, но он протискивается в нее мимо меня и входит в вестибюль.
– Тебя не должно здесь быть. – Но мои слова не доходят до него, или же у него, как обычно, свои планы.
Он оглядывается на меня, и эта его ухмылка так мне знакома, что я чувствую, как мое головокружение проходит.
– Ну разумеется, я должен быть здесь. Я приехал, чтобы проведать мою невестку, это мой семейный долг, особенно после того, как мой брат бросил тебя.
Я захлопываю дверь, и фотографии на стенах дребезжат.
– Ничего он меня не бросал, мерзкий ты кретин. – Я решительно прохожу мимо него и сажусь за стол, где находится мой горох.
Он непринужденно входит в кухню и начинает разглядывать фотографии на стене так внимательно, как будто никогда не видел их прежде. Я поедаю горох горошина за горошиной и наблюдаю за ним.
В конце концов, он садится напротив меня и складывает руки на столе.
– Что ты натворила на этот раз?
Я отвожу глаза, чтобы не видеть самодовольство, написанное на его лице.
– Ничего я не творила. Все хорошо. Он не бросал меня.
– Я слыхал, что тебя обошли, когда присуждали награду «Лучшая мать года».
Я прикусываю внутреннюю поверхность моей щеки и не отвечаю. Сет встает и, подойдя к нашему домашнему бару, наливает себе на палец скотча, который пьет Калеб.
– Если ты продолжишь вести себя в этом духе, то, возможно, на этот раз мой младший брат все-таки подаст на развод. Мужчина может выносить твои нескончаемые выходки только до определенного предела.
Я испепеляю его взглядом.
– И что потом, Сет? Ты переберешься сюда и займешь его место?
На этот раз мне удалось вывести его из равновесия. Он подносит стакан к губам, ни на секунду не переставая глядеть мне в глаза. В отличие от своего брата, Сет имеет серые глаза. И сейчас я почти что вижу, как из них идет дым.
– Что, старший брат, я наступила на твою больную мозоль? Ты опять хочешь заполучить то, что принадлежит Калебу?
Я встаю и пытаюсь пройти мимо него, но он хватает меня за руку выше локтя. Я стараюсь вырваться, но он сжимает мою руку, пока я не замираю.
Он придвигает губы к моему уху.
– Может быть, мне следует сказать ему, что я уже поимел то, что принадлежит ему.
Я вырываю руку.
– Убирайся из моего дома.
Он ставит свой стакан, подмигивает мне и идет к двери.
– Думаю, сегодня я съезжу навестить свою племянницу. Пока, Леа.
Дверь закрывается.
– Урод, – бормочу я. Я имею это в виду буквально. Я возвращаюсь на кухню и беру свой телефон. Мне необходимо что-то сделать… но не что-то деструктивное. Я пропускаю имя Катин и останавливаюсь на имени Сэма.
– Как дела, гей? – спрашиваю я.
– Вообще-то это обидно, Леа.
– Я тут подумала, что мы могли бы сегодня вместе пройтись по магазинам. И может быть, пообедать?
– То, что я гей, вовсе не значит, что я стану играть при тебе вторую скрипку.
– О, перестань. Тебе же нравится вино, да? Мы могли бы выпить вина… зайти в бутик «Армани»…
– Сегодня я занят. Мне надо поездить по делам.
– Я поеду с тобой. Заезжай за мной.
Он вздыхает.
– Ладно. Но будь готова, когда я тебе посигналю.
– Нет, ты подойдешь к моей двери, как и полагается джентльмену, – возражаю я и даю отбой.
Я поднимаюсь в спальню, чтобы переодеться и, спустившись, слышу противный гудок его джипа.
Я сажусь на диван и разглаживаю свое платье. Я не позволю ему вызвать меня из дома вот так, сигналя. Я сижу минуту или две, ожидая, что услышу его стук в дверь, но вместо этого слышу, как его джип начинает выезжать с подъездной дороги. Прежде, чем он уезжает, я вскакиваю и выбегаю вон.
– Ты такой засранец, – говорю я, плюхнувшись на переднее сиденье. Он корчит гримасу, выказывая свое неудовольствие.
– Я не собираюсь играть с тобой в игры, Леа. Неужели тебе не надоедает вечно стараться одерживать верх?