Похоже, никаких угрызений совести Джулиет не испытывала.
— Один человек погиб до нашего появления, — начала она. — Как думаешь, скольких бы еще убили, не вмешайся я?
— Ответа мы не знаем.
— Верно, — с нескрываемым пренебрежением согласилась суккуб, — не знаем.
— Игра того стоила? — по-прежнему не в силах справиться с шоком, спросил я. — Ты разобралась, с чем мы столкнулись?
— Да, пожалуй, а ты?
— Нет, — честно признался я, — хотя…
В том, как аморфное зло воздействовало на мое шестое чувство, безусловно, имелось нечто знакомое. Но знакомое перемешалось с множеством совершенно чуждых ощущений, а как следует сосредоточиться на целостном образе мне не удалось. Я словно соединял точки, беспорядочно вращающиеся в водовороте. В итоге фраза осталась неоконченной: вряд ли я смог бы как следует объяснить, что именно чувствовал.
— Ну же, давай, хотя бы намекни, каков расклад!
— Скоро объясню, — пообещала Джулиет, — но не сейчас и не здесь.
В наступившей тишине суккуб внимательно посмотрела на меня.
— Кастор… — в ее голосе слышался хрип, доказывавший, что она еще не полностью восстановила раненое легкое.
— Что?
— Ты так к ужину приоделся?
11
Недалеко от Олд-оук-коммон есть тайский ресторан, где я уже несколько раз обедал. Отличное место для пары коктейлей в конце рабочего дня или после очередной казни безумного стрелка в разбитом торговом центре. Отсутствие дресс-кода позволяет не зацикливаться на том, что тебя ранили в грудь, а выходное отверстие испортило шелковое платье.
Если честно, когда приехали в ресторан, Джулиет была свежа, словно только что приняла душ… (картинку пришлось срочно стереть, пока воображение окончательно не выбилось из-под контроля). Кровь, пропитавшая лиф, куда-то исчезла, а синяки на скулах побледнели и стали практически незаметны. Нечто подобное Асмодей творит с телом Рафи, предварительно поранив его в очередной вспышке ярости; только на Джулиет процесс выглядел эффектнее и протекал быстрее, наверное, потому, что Рафи по-прежнему состоит из плоти и крови, а Джулиет — из чего-то другого. Очень хочу спросить, из чего именно, да не знаю как.
Метрдотель, профессиональной невозмутимости которого под чернущим взглядом Джулиет значительно поубавилось, усадил нас у окна, все всякого сомнения, с расчетом на то, что на нее будут реагировать прохожие. Едва он удалился, Джулиет достала из кармана скомканные листочки, расправила и положила на стол.
— Альфред Паттерсон, — зачитала она, раскладывая листы веером, — Лоренс Хеффер, Джон Хеффер, Кеннет Джонс, Лили Монтгомери.
Итак, передо мной ксерокопии стандартного формата, на каждой в правом верхнем углу фотография, размером как на паспорт. Лица в основном мужские, женских всего несколько, до банальности непримечательные, вот только выражение перепугано-серьезное, как у людей, в жизни которых неожиданно воцарилось отчаянное безумие.
— Это же полицейские досье! — воскликнул я.
Джулиет кивнула, сосредоточенно изучая меню.
— Откуда они у тебя?
— Один молодой и очень симпатичный констебль с Олд-филд-лейн сделал ксерокопии и принес мне.
Прежде чем произнести следующую фразу, я тщательно обдумал каждое слово:
— Ты дала ему взятку или?..
— Позволила подержать меня за руку.
К нашему столику подошел официант, совсем мальчишка с рыжими кудряшками и пухлыми веснушчатыми щеками. Бедняга не мог оторвать глаз от Джулиет! Конечно, перед ее чарами капитулировали люди куда сильнее и крепче… Я строго постучал пальцем по столу — мальчишка не без труда повернулся, будто нехотя мирясь с моим присутствием.
— Что желаете на аперитив? — с неестественным радушием спросил он.
— Мне виски, — заявил я. — У вас есть бурбон?
— Могу предложить «Джек Дэниелс» и «Блантонс».
— Тогда, пожалуйста, «Блантонс» со льдом.
— «Кровавую Мери», — попросила суккуб.
Что же, другого я и не ожидал. Ценой неимоверных усилий официант оторвал взгляд от Джулиет и зашагал к стойке. Прежде чем скрыться из виду, он несколько раз оглянулся на мою спутницу.
Я снова погрузился в полицейские досье. К некоторым были приложены газетные вырезки, показавшиеся смутно знакомыми: накануне вечером мне их демонстрировал Никки. Итак, Альфред Паттерсон задушил абсолютно незнакомого человека собственным галстуком в собственном же офисе на Аксбридж-роуд. Отец и сын Хефферы изнасиловали и зверски убили восьмидесятилетнюю женщину, а потом выбросили ее тело в канал Регента.
Часть материала оказалась новой. Например, досье на Лили Монтгомери, арестованной после крупной семейной ссоры. Прибыв на место происшествия, полиция обнаружила ее на диване в гостиной, мирно вяжущей рядом с остывающим трупом мужа. Супруг задохнулся кровью, после того, как ему проткнули горло двумя острыми предметами, вонзенными с разных сторон. Спицы пачкали быстро свертывающейся кровью пинетки, которые миссис Монтгомери вязала для своей одиннадцатимесячной племянницы Саманты, не обращая ни на что внимания.
Оставалось еще ксерокопий двадцать, но я лишь пробегал их глазами: машинально отмечал время и место, пропуская душераздирающие подробности в графе «Описание происшествия».
Официант принес напитки. Бурбон он едва не расплескал мне на колени — стоило ему на полсекунды ослабить концентрацию внимания, и глаза, словно намагниченные, поворачивались к Джулиет. Еду мы заказали, но получился некий триумф надежды над опытом: названия блюд парень не записывал, а в памяти наверняка отпечатался лишь волнующий изгиб груди суккуба, мелькающей в дыре на платье.
Когда он, спотыкаясь, отошел от столика, я укоризненно покачал головой.
— Спусти мальчишку с крючка!
Якобы оскорбленная, Джулиет удивленно изогнула бровь.
— Ему уже восемнадцать, и я ничего не делаю, все происходит естественным образом.
— Вот как? Может, дашь ему задний ход? Облей холодной водой, в психоэмоциональном, естественно, эквиваленте. Наш ужин и качество обслуживания от этого только выиграют.
— Дать задний ход? — каждым словом источая насмешку, переспросила Джулиет. — Хочешь, чтобы я подавляла желание, вместо того, чтобы разжигать?
— Да, именно этого мне бы хотелось.
— Неужели ты сам не справишься?.
— Ой! — Сложив пальцы правой руки пистолетом, я «прострелил» себе сердце. Вот что мне больше всего нравится в Джулиет — жесткая прямота, как две капли воды похожая на садизм. Она отлично нейтрализует мою природную сентиментальность и веру в лучшие качества человека.
Снова сосредоточившись на ксерокопиях, я изучил их чуть внимательнее.
— Ну, в принципе понятно. Они все из одного района, маловероятно, что такое количество тяжких преступлений на столь…
Я осекся: Джулиет категорично качала головой.
— Тогда в чем дело?
— Вот в этом. — Она постучала по лежащему снизу листочку, который я пропустил, так как он был другого формата и на первый взгляд казался лишь списком имен. Я принял его за указатель: ведь некоторые из имен уже фигурировали в досье. На этот раз я сосредоточился, и — бинго! — до меня дошло. Бурбон, как известно, готовят из зернового затора, и не переброди он в штате Кентукки, процесс бы завершился в моем желудке.
Список отпечатали на машинке, замазав помарки «штрихом», а сверху стояло краткое заглавие «Прихожане».
— Святые угодники, — пролепетал я, — вот так дерьмо!
— Действительно дерьмо, Кастор, только угодники, наоборот, не святые, а нечестивые!
— Все эти люди посещали церковь святого Михаила?
Суккуб кивнула.
— А теперь все они стали безумными, одержимыми мыслью об убийстве маньяками?
— Ну, вопрос лишь в семантике…
— То есть?
— Если считать их безумными, значит, они потеряли способность принимать моральные решения.
— Отец с сыном насилуют пенсионерок? Божьи одуванчики протыкают трахеи мужьям? По-твоему, что с ними случилось? Что они потеряли?
— Совесть. Живущие в них пороки вырвались на свободу, и отныне свои желания эти люди осуществляют самым доступным способом. Почувствовав похоть — насилуют; разозлившись — убивают; поддавшись жадности — громят торговый центр.
— Думаешь, те люди в «Уайтлифе»…
— Не думаю, а уверена, поскольку проверяла… — Сунув руку все в тот же бездонный карман, суккуб выложила на стол несколько кошельков и бумажников. Моментально вспомнилось, как она опустилась на колени возле раненого безумца. Я еще подумал, Джулиет нащупывает пульс, а она шарила по карманам. — Джейсон Миллс, — зачитала она, — Говард Лакбридж, Эллен Родерер.
Я глянул в список, заранее зная, что в нем увижу.
— И Сьюзен Бук, — добавил я, просто показывая, что не упустил логическую нить.
— Да, конечно, и Сьюзен Бук.
Принесли еду. Официант максимально растянул процесс, разглядывая Джулиет во всех мыслимых ракурсах, а я умирал от нетерпения: когда же он уйдет?
— Так что ты имеешь в виду? — не вытерпел я. — Все эти люди были в святом Михаиле в субботу, когда… когда случилось то, что случилось? Именно после службы у них отказали механизмы торможения агрессии и напрочь пропали угрызения совести? Они разом превратились в безвольных рабов своих собственных желаний?
Джулиет коротко кивнула, пробуя ми-горенг,[33] которую вовсе не заказывала.
— Они одержимы.
— Все до одного?
— Именно. Кастор, ты читаешь Библию?
— Только когда по телевизору нет ничего путного.
— А комментарии, экзегезы и конкордансы?
— Нет, все руки не доходят.
— Тебе известно, как иудеи относятся к Христу?
Я раздраженно пожал плечами: похоже, ожидаются пространные аналогии. До чего же не хотелось их выслушивать!
— Не знаю… Наверное, полагают, Иисус связался с плохой компанией.
— Я имела в виду, как они его воспринимают? К какому рангу причисляют?
— У меня нет вариантов, говори!
— Они считают Иисуса пророком. Подобным Илии или Моисею, не больше и не меньше. Одним из многих. Тем, к кому Бог обращался, через кого говорил, но никак не сыном Божьим.