— За последние два дня она ни в чем не изменилась? — спросил Антон.
— Эти дни старалась на люди не показываться. Всего один раз, позавчера поздним вечером, когда шел из конторы, встретил ее возле дома Манаева. Была немножко навеселе. Наверно, по старой памяти заглянула к бывшему шефу, чтобы остограммиться. У Ивана Данилыча всегда поллитровка найдется. Он без этого уже не может.
— А Изольда могла?..
— О ее «возможностях» при Манаеве ты уже знаешь. Но с осени прошлого года, как я стал председателем, ни разу пьяной не видел. У нас с ней на эту тему длинный разговор состоялся, так сказать, с последним серьезным предупреждением.
Антон стал рассказывать о заключении экспертов насчет винтовки, из которой совершено убийство. Сергей внимательно выслушал его и пожал плечами:
— Никогда не слышал, что у кого-то из карауленцев есть или была немецкая винтовка. Вот цейсовский бинокль у Манаева видел. Однажды Иван Данилыч из окна председательского кабинета тайком разглядывал Изольду, загоравшую в символическом купальнике на берегу пруда.
— Откуда он у Манаева?
— Сказал, что у Тимофея Слабухи купил. А Тимофей Григорьич вроде бы с Отечественной привез в качестве трофея.
Узнав от Антона, что настоящая фамилия Водорьяпова — Водопьянов и о том, какими делами на пару с Изольдой тот занимался в Москве, Сергей «вообще отказался понимать что-либо».
— Ну Иван Данилыч!.. — досадливо махнул он рукой. — Завербовал в колхоз на мою голову столичных гангстеров! Представляю, какой разгон завтра устроит мне Пупынин, как только узнает еще об одной смерти в Караульном.
— К нему косяком идут анонимки на тебя, — сказал Антон.
— Это обиженные в доносы ударились. Всех бездельников в колхозе заставил заниматься общественно-полезным трудом. Баранов и тот вчера все-таки раздобыл чемерицу. Сегодня с утра вместе с ветеринаром лечит телят. Даже похороны пропустил.
— Смотри, как бы он не стал вместо тебя председателем, — намекнул Антон.
— Кто? Баранов?.. — удивился Сергей. — У Эдика для председательства в голове никогда не рассветало.
— Однако Пупынину он нравится.
— Это я знаю. У Михаила Михалыча удивительная способность — подбирать кадры не по деловым качествам. Очковтирателей любит до безумия. Удобно с ними о победах рапортовать. Тут, конечно, я не конкурент Баранову. Эдуард Федорович умеет врать не краснея.
— Кто же на тебя анонимки строчит?
— Знаешь, братан, ни один добросовестный работник на меня не пожалуется. За добросовестных стою горой. А лентяев буду крушить безжалостно. — Сергей глянул на часы. — Что-то Ложникова долго нет. Не винтовку ли в Выселках прячет? — И усмехнулся: — Шучу, товарищ прокурор…
Из дверей Дома культуры выглянул Слава Голубев:
— Игнатьич, следователь интересные документы нашел. Тебя с председателем колхоза на помощь зовет.
Братья Бирюковы разом поднялись со скамейки. Когда они следом за Голубевым вошли в комнату Аксеновой, Лимакин листал толстую подшивку каких-то бумаг, переплетенных в серую картонную обложку.
— Что такое? — с недоумением спросил Сергей.
— Оплаченные наряды на вспомогательные работы колхоза «Верный путь» за прошлый год, — ответил следователь.
— Как они к Изольде попали?
— Мне, председатель, тоже хотелось бы узнать, почему финансовые документы вместо бухгалтерии хранятся под кроватью у директрисы Дома культуры, — сказал Лимакин и указал взглядом на стоявший возле кровати черный портфель со взломанным замком: — Вот в нем лежали…
— Водорьяповский портфель!.. Кто замок сломал?
— На этот вопрос, видимо, могла ответить хозяйка квартиры.
Сергей попросил у Ломакина документы, быстро полистал их. Взглянув на корешок обложки, где синим фломастером была выведена крупная цифра 15, указывающая порядковый номер тома, он с удивлением проговорил:
— Это ж те самые наряды, которые милиция не вернула в бухгалтерию. Анна Ивановна Клепикова в истерике из себя выходила, а обэхээсник только руками разводил, дескать, пятнадцатого тома в глаза не видел.
— Как такая несуразица могла случиться? — недоверчиво спросил Лимакин. — При выемке служебных документов обычно составляется протокол с подробной описью.
Сергей нахмурился:
— О несуразице спроси бывшего начальника милиции Кролова. Под его личным руководством та «выемка» осуществлялась.
В разговор вмешался Голубев:
— Это правда, Игнатьич. Руководил операцией сам Кролов, но свою вину свалил на начальника ОБХСС, которому ни за что ни про что вкатили выговор.
Антон взял у Сергея подшивку и стал перелистывать наряды на столярные и плотничные работы, очистку навоза, изготовление каких-то ворот и дверей, ремонт крыши на ферме, перегрузку минеральных удобрений, подвозку и укладку щебня на дорогу к механической мастерской и многое-многое другое. Передав документы следователю, он сказал:
— Не забудь, как Кролов, включить в протокол выемки.
— Постараюсь не забыть, — невесело ответил Лимакин.
— Еще что интересное нашли?
— Паспорт, диплом с отличием об окончании Кемеровского института культуры, трудовую книжку, сберегательную — с суммой две с половиной тысячи, профсоюзный билет и вот это… — Лимакин протянул Бирюкову старый почтовый конверт, адресованный Изольде Аксеновой в Караульное.
Штемпели на конверте были трехлетней давности. Антон достал из конверта сложенный вчетверо тетрадный лист, исписанный с одной стороны убористым мужским почерком, и стал читать.
«Подруга! Есть срочная просьба. Перетолкуй с «Рюкзаком», не найдется ли в его колхозе руководящей должности для делового человека, способного достать черта рогатого из-под земли? Крупные бабки не требуются. Этого мусора, сама знаешь, у меня хватает. Работу желательно не пыльную. На худой конец согласен временно пошоферить. Если сумеешь провернуть такое дело, озолочу. Тут вроде старый друг на хвост цепляется… Надо срочно слинять из Новосибирска. Конечно, можно бы дружка и замочить, но мокрые дела не отмываются. А за «сухие» надо отмыться поскорее, чтобы кейфовать, как кейфуют белые люди. Уже закинул удочку в благословенный Крым. Железно наклевывается кирпичная хата с богатым садом под Феодосией, в Судаке. Там — море Черное, песок и пляж. И жизнь привольная чарует нас… Поняла, подруга?.. Выручай! С ответом не волокить. Могу кинуть… А пока — твой».
Обратного адреса на конверте не было. Только почтовый штемпель подсказывал, что отправлено письмо из Новосибирска.
— Кажется, Водопьянов? — спросил следователь.
— Надо найти образец его почерка, чтобы провести экспертизу.
Сергей, прочитавший письмо, загорячился:
— Даю стопроцентную гарантию, что не кто иной, как этот деляга писал!
— Твоей гарантии нам мало, — сказал Антон. — Найдется в конторе что-нибудь, написанное рукой Водопьянова?
— Арендный договор он лично писал, — Сергей вдруг глянул в окно. — Виталий Ложников наконец-то прискакал!
Бирюков посмотрел на следователя:
— Заканчивайте здесь, а мы с председателем побеседуем с Ложниковым на свежем воздухе…
Следователь понятливо кивнул.
За несколько суток, прошедших после убийства, Ложников так сильно осунулся, что, казалось, будто серьезно заболел. Одет Виталий был, как и прошлый раз, по-солдатски. На вопрос Сергея — почему долго не приезжал? — тихо ответил:
— Бычки привыкли пастись допоздна. Комолый — заводила ни в какую не идет в загон раньше времени. За ним все стадо на сторону воротит. Кое-как загнал.
— Уговорил я Тимофея Слабуху к тебе в арендную компанию, — сказал Сергей. — С завтрашнего дня старик готов включиться в работу. Но в Выселках ночевать не согласен. Боится.
— Переночевать — не проблема. Я сам переночую.
— Не боишься там после того, что случилось?
— Чего бояться… Топчан переставил — из окна уже не достанут. И внутренний замок на двери крепкий сделал.
— Значит, берешь Тимку-чекиста?
— Договор надо переделывать…
— Переделаем. Ты давай мне согласие, пока окончательно не дошел. Посмотри, на тебе лица уже нет.
— Аренда — это не забава. Потянет Слабуха на подряде?
— Потянет. Тимофей еще крепкий старик.
Ложников поправил на голове берет:
— Ну пусть с завтрашнего дня выходит пасти, а я покосом займусь. Без сена нельзя в зиму бычков оставлять. Привесов не будет.
По предложению Сергея сели на скамейку, и Ложников стал рассказывать. Вчера вечером, когда он приехал с Выселков домой на ужин, приходила к нему Изольда и забрала спиртное, купленное ко дню рождения Леонида Николаевича. Сказала, будто хочет на поминках налить тем из мужиков, кто копал могилу.
— Сколько и чего вы ей отдали? — спросил Антон.
Ложников покосился на Сергея:
— Я уже говорил председателю: две бутылки шампанского и две коньяка. Еще пятьдесят рублей, оставшиеся от водорьяповской сотни, тоже отдал. Мне чужие деньги не нужны.
— Долго Изольда у вас пробыла?
— Нет. Хотела открыть одну бутылку, чтобы вместе помянуть Леонида Николаевича. Я отказался. И без того голова болит. Она уговаривать не стала. Закурила сигарету и завела разговор о портфеле Водорьяпова. Хотя Леонид Николаевич и наказывал мне беречь тот портфель пуще глаза, я подумал: если хозяина нет в живых, то зачем мне чужие вещи?.. В общем, отдал…
Антон, стараясь не выдать повышенного интереса, попросил Ложникова рассказать об этом подробнее.
Что находилось в портфеле, Виталий не знал, так как замок был закрыт, а ключа к нему Водорьяпов не оставил. Принес Леонид Николаевич этот портфель Ложникову в конце прошлого года, когда окончательно договорились о совместной аренде, и сказал: «Витя, здесь наша с тобой сила. У меня, сам знаешь, колхозная квартира. Спрятать негде. У тебя — собственная усадьба, темных углов много. Запрячь портфель так надежно, чтобы самые пронырливые сыщики не нашли. И никому — ни звука! Поверь, польза от этого нам с тобой будет великая». — «А меня за такое хранение не посадят?»