— Видите!.. — указал на подписи Тямкин. — Подписи разных цветов. Видимо, доярочки расписывались каждая своей авторучкой.
Антон достал из кармана пиджака четырехцветную шариковую ручку. Несколько раз щелкнув меняющимися стержнями, сказал:
— Все четыре цвета в одной упряжке…
— Об этом мы как-то не подумали, — сокрушенно проговорил Тямкин.
— Напрасно. В критике надо думать над каждым словом, — сказал Бирюков и внимательно стал изучать редакционную правку письма.
Собственно, заметка пошла в печать почти без правки. В ней было добавлено только начало первого абзаца об «экономической пропасти», на краю которой оказался колхоз «Верный путь», и о новом председателе правления, сделавшем «крупный шаг вперед», да кое-где были расставлены запятые.
Встревоженный серьезной заинтересованностью прокурора публикацией, редактор искренне рассказал, что недавно ему крепко всыпали за отсутствие в газете злободневной острой критики и он опрометчиво подмахнул в печать подвернувшееся под руку критическое письмо из «Верного пути».
В прокуратуре Бирюков появился позднее обычного. Лимакин старательно изучал подшивку бухгалтерских документов.
— Что-нибудь интересное обнаружил? — спросил его Антон.
Следователь пожал плечами:
— Наряды как наряды. Правда, часто мелькают фамилии Баранова, Клепикова, колхозного агронома, заведующей фермой. Есть несколько оплаченных токарных работ, выполненных пенсионером Слабухой. Многие фамилии для меня не известны.
— Водорьяпова нет?
— Пока не попадался. Я, наверное, договорюсь со специалистами-строителями и назначу экспертизу.
— Назначай, только оперативно.
— Понятно, тянуть не буду.
Бирюков отдал Лимакину «письмо доярок». Тот внимательно прочитал его, затем достал записку Анны Ивановны Клепиковой, в которой она предупреждала председателя колхоза, что уезжает сопроводить мужа в областную больницу, и стал сравнивать почерк. Бирюков тоже наклонился над столом. И письмо, и записка были написаны синей пастой на одинаковой бумаге. Но пляшущий почерк «доярок» отличался от канцелярского почерка бывшего главбуха, хотя в начертании некоторых букв смутно угадывалось что-то похожее.
— Назначь, Петя, почерковедческую экспертизу этих писаний, — предложил Антон. — В придачу к ним запроси официально у Пупынина собранную им коллекцию анонимок на Сергея. Может быть, как раз в них и отыщем какой-нибудь намек на трагедию в Выселках.
Следователь удивленно вскинул глаза:
— Думаешь, Пупынин их отдаст?
— Куда он денется, если прокуратура официально затребует. В журнале учета все анонимки зарегистрированы, так что утаить или отказаться от них Михаил Михайлович не сможет. А мы по закону имеем право изымать любые документы для приобщения к уголовному делу.
— Как-то непривычно требовать от начальников такого ранга, каким является Михаил Михайлович. Чего доброго, из кабинета выгонит.
Антон улыбнулся:
— Придется тогда уволить тебя за непригодность к следственной работе. Привыкай трудиться в новых условиях.
— Слушаюсь и повинуюсь! — тоже с улыбкой ответил Лимакин.
В девять часов Бирюков начал оперативное совещание, чтобы обсудить выводы экспертов, связанные со смертью Изольды Аксеновой. Совещались недолго. По заключению криминалиста Лены Тимохиной и судебно-медицинского эксперта Бориса Медникова, Изольда покончила с собой «без посторонней помощи». Отпечатки ее пальцев на люстре и крюке в потолке показывали, что она заранее привязала к крюку петлю, а затем, «накачавшись» коньяком до такой степени, когда и море по колено, привела задуманное в исполнение.
— И все-таки поза, в которой находилась повесившаяся, вызывает сомнение, — сказал судмедэксперту Бирюков.
— Нет. Ты, прокурор, учти, что потерпевшая находилась в тяжелейшей стадии алкогольного опьянения. В таком состоянии можно повеситься сидя. Для этого надо сунуть голову в петлю и повалиться набок. Кстати, Аксенова приняла такую дозу спиртного, что, если бы не петля, смерть вполне могла наступить от алкогольного отравления. Вероятно, замысел у Изольды был или — или…
— Бригадира Клепикова все-таки направили в областную больницу?
— Пупынин уговорил главврача.
— А твое мнение?..
— Остается прежним. Через неделю, может и раньше, Георгия Макаровича оттуда выгонят, что называется, по чистой. Для областной больницы Пупынин — не авторитет.
— Не ошибаешься?
— Не ошибается тот, кто ничего не делает, — флегматично пробурчал судмедэксперт.
Антон повернулся к Тимохиной:
— Лена, как документы, обнаруженные у Аксеновой?..
— Документы подлинные, без малейших подделок. Старое письмо и адрес на почтовом конверте написаны рукой Водопьянова-Водорьяпова.
— Значит, Леонид Николаевич, как я и предполагал, приехал в Караульное «отмывать» нетрудовые деньги, — сказал Антон следователю.
— У меня на этот счет тоже никаких сомнений, — согласился Лимакин. — Вопрос только в том, кто оборвал его замысел? Старые друзья или здесь он кому-то насолил?
— Если винтовка из нашего района, значит, и «стрелки» наши.
— Рыбак рыбака видит издалека. Разве наша братва не может спеться с новосибирской или столичной братией?.. По-моему, слушок о дружках-таксистах не случаен. Скажи, не так?..
— Так, конечно. Однако настраивайся, Петр, на отработку местной версии до конца. Как только Анна Ивановна вернется из Новосибирска, сразу допроси основательно. Лишь у нее можно выяснить, с какой целью бухгалтерские документы попали к Водопьянову-Водорьяпову и ради чего она сочинила легенду…
Договорить не дал телефон. Бирюкова вызывал к себе первый секретарь райкома.
— Все, отвоевались по совести, — обреченно проговорил Лимакин. — Вступает в силу «телефонное право».
— Не умирай прежде времени.
— Мне-то что, я человек маленький. Ты будешь отдуваться. К Пупынину идти за анонимками или подождать, пока вернешься из райкома?
— Иди, не теряй время.
— А если тебе втык дадут?..
— Все равно будем работать по закону.
Глава 17
В кабинете первого секретаря райкома партии Павла Яковлевича Финажина Антон Бирюков, к своему удивлению, застал увлеченно жестикулирующего Сергея. Секретарь по возрасту был не намного старше Антона, чуть-чуть за сорок. Партийную организацию района он возглавил осенью прошлого года, заменив властолюбивого ветерана, срочно отправленного на пенсию за развал сельского хозяйства.
Когда Антон вошел в кабинет, Сергей умолк. Секретарь предложил Антону сесть и, словно завершая разговор, сказал Сергею:
— Хорошо, с редактором газеты обещаю разобраться.
— А с дотацией на молоко, Павел Яковлевич?.. — быстро выпалил Сергей.
— Постараюсь убедить Пупынина, чтобы восстановил колхозу дотацию. Только придется, Сергей Игнатьевич, деньги на содержание пупынинского аппарата все-таки перечислить.
— Значит, предлагаете компромисс? Как я колхозникам после этого в глаза смотреть буду?
— Соберите правление и обсудите с народом, что лучше: сэкономить восемьдесят тысяч и потерять без дотации двести двадцать или наоборот? Уверен, колхозники вас поймут и не осудят.
— Разве это перестройка! Это ж вымогательство! — загорячился Сергей.
— Все разом перестраивается только в сказке. Я на днях к вам приеду и Пупынина привезу. Сообща разберемся во всех ваших сложностях. Работайте уверенно. — Секретарь протянул Сергею руку. — До встречи в Караульном.
Сергей поднялся. Уже от двери сказал Антону:
— Я там подожду тебя, разговор есть…
Когда закрылась дверь, Финажин проговорил:
— Энергичный у вас брат.
— Сдерживать его надо, — ответил Бирюков.
— Это лучше, чем подталкивать… — Секретарь помолчал. — Пригласил вас, Антон Игнатьевич, вот по какому поводу. Вчера мы с Пупыниным ездили в Новосибирск на совещание. Что-то Михаил Михайлович недоволен прокуратурой. Говорит, следствие ведется вяло. Вместо того, чтобы оперативно искать преступника, допрашиваете непричастных к делу людей, нервируете их. Не разобравшись с убийством, допустили самоубийство. Мне хочется знать: в чем загвоздка?
— Загвоздки, Павел Яковлевич, как таковой нет. Идет обычная розыскная работа. Преступление сложное. Если бы убийца был известен, мы сразу начали бы с него, — спокойно сказал Бирюков и стал рассказывать о проведенном этапе расследования.
Ни разу не перебив, Финажин внимательно выслушал Антона. Чуть подумав, согласился:
— Действительно, очень сложный клубок. Не посодействовать, чтобы областные органы помогли?
— Не надо, — отказался Антон. — Управимся своими силами. Самая трудная, черновая работа уже сделана.
— От райкома помощь нужна?
— Спасибо, у вас и без того забот хватает.
— Да, трудностей в районе много. Перестраиваемся крайне медленно, со скрипом. Вы, насколько знаю, местный уроженец и давно здесь работаете. Скажите откровенно: отчего, по вашему мнению, район оказался в такой прорухе?
— Это, как говорится, вопрос на засыпку.
— Нет, спрашиваю без подвоха. Хочется знать мнение районного прокурора.
— Тогда позвольте спросить и вас…
— Пожалуйста.
— Как вы относитесь к подхалимам?
— Терпеть не могу.
— В таком случае вам придется провести большую кадровую чистку… Без этого район из прорухи не вытянуть. Проще всего свалить все беды на застойное время, однако многое зависело от вашего предшественника. Не любил он принципиальных, беспокойных людей, окружал себя угодниками и мастерами победных рапортов. Послушные были в почете, принципиальные — в опале.
Финажин поправил бумаги на столе:
— Вы подтверждаете мои мысли… Кадровый вопрос в районе, пожалуй, самый больной. Все ждут руководящих указаний. Даже редактор районной газеты и тот с каждым пустяком бежит в райком партии за «санкцией». Человек явно не на своем месте, но заменить некем…
Разговор продолжался более получаса.
Выйдя из райкома, Бирюков огляделся. Сергей сидел на подножке «газика» и в компании с четырьмя мальчишками лет по семь-восемь за обе щеки уплетал мороженое.