— Что рассказал Собачкин? — спросил Антон, обходя следом за Славой заросшие высокой травой могильные холмики и оградки.
— Гурьян в своем амплуа: «Ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знаю. Ночью был пьян». Каждое слово из него надо клещами вытягивать.
— Парни, когда здесь появились, какие-нибудь следы видели?
— Круглый ноль. Если что-то и было, то не обратили на это внимания. А потом, разрывая могильную яму, все землей завалили. Короче, к моему приходу картинка была, как теперь.
— Что-то лицо захороненного мне показалось знакомым. Будто видел я эту физиономию здесь, в райцентре.
— Физиономия приметная. По-моему, он в райпо грузчиком работал. Если не ошибаюсь, крутой алкаш.
— Об исчезновении его никто в милицию не заявлял?
— Нет.
— Может, что-то другое, загадочное, было?
— С прошлой осени — никаких загадок.
— А что в прошлую осень?..
— Из УВД поступала розыскная ориентировка на сорокапятилетнюю гражданку Виноградову Софию Лазаревну. Утром уехала на электричке из Новосибирска в наш район, на дачу возле Родниково, и… пропала. После выяснилась банальная сценка. Гражданочка тайком драпанула от законного мужа к любовнику в Красноярск.
Пройдя метров двадцать, Голубев подвел Бирюкова к свежевырытой могильной яме. На краю ямы лежал подгнивший у основания старый лиственничный крест.
— Вот, Антон Игнатьевич, еще одно вечное поселение приготовлено, — сказал Слава.
— Тоже Собачкина работа? — спросил Бирюков.
— Говорит, нет. А кто и когда сработал — не знает.
— Крест откуда?
Голубев показал на бугор суглинка с противоположной стороны от лежащего креста:
— Гурьян заявляет, что там старое захоронение. С него, мол, и вырыли сей христианский памятник. На вопрос — зачем? — разводит руками.
— Обычно место на кладбище отводит администрация…
— Вот и я об этом Гурьяну намекнул. Он забурчал, дескать, тут заброшенный угол. Далеко от глаз начальства, поэтому бывают самовольные подзахоронения родственников.
— Может, Собачкин тайком прирабатывает на таких подзахоронениях… — высказал предположение Бирюков и, недолго подумав, добавил: — Надо, Слава, оперативное наблюдение за этой ямкой установить. Как бы здесь еще одни ночные похороны не устроили.
— Сделаю, Игнатьич.
Когда Бирюков и Голубев вернулись к месту происшествия, следователь Лимакин уже заканчивал писать протокол осмотра. Борис Медников, обжигая губы, докуривал крохотный остаток сигареты.
— Ну, чем порадуешь, доктор? — невесело спросил Бирюков.
— Затылок буквально размозжен. Крепенько мужика стукнули, — судмедэксперт, поморщившись, выплюнул окурок. — Завтра дам подробное заключение.
Глава 2
Первое совещание по вчерашнему ЧП Бирюков планировал провести в конце дня, однако неутомимый оперуполномоченный Голубев заявился в прокуратуру сразу после обеда. По его словам, опознать потерпевшего оказалось проще пареной репы. Как и предполагал Слава, тот, действительно, около двух лет работал грузчиком в райпо, а последние полгода, уйдя в глубокий запой, в основном перебивался на содержании сожительницы — тоже сотрудницы райпо, заведующей складом промышленных товаров.
— Что эти сожители собою представляют? — спросил Бирюков.
— Потерпевший — Казаринов Спартак Викторович. Возраст — тридцать лет. Восемь из них отсидел за изнасилование. Срок отбывал в нашей, райцентровской, колонии. На волю вышел два года назад и сразу неофициально подженился. Сожительница — Галактионова Юлия Николаевна. На десять годиков старше. Образование имеет высшее торговое. Внешне — картинка с обложки журнала мод. С ног до головы в импорте. Обаятельна, кокетлива, умна, спокойна. Короче, от совковской торгашки ничего нет. Курит «Мальборо». Что пьет — не видел. Судя по упитанности и цветущему виду, с питанием без проблем. Владеет собственным кирпичным домом, снаружи похожим на добротный сельский магазин, а внутри роскошного особняка, как в зарубежном супермаркете. Опознав в морге сожителя, растерялась, побледнела. Но слез не пролила. Говорит, так и знала, что этот запой добром не кончится, поскольку, мол, общался Казаринов в последнее время с разными подонками.
— Когда он из дома ушел?
— Три дня назад, вечером. Сложил в авоську пустые молочные бутылки и понес их в магазин сдавать. На том, и концы в воду. Ни до магазина не дошел, ни домой не вернулся.
— Трезвым уходил?
— С глубокого похмелья. Утром употребил почти пол-литровый флакон французского одеколона из запасов сожительницы.
Бирюков помолчал.
— Что ее заставляло жить с пьяницей, да еще, к тому же, и с бывшим насильником?
— Говорит, любовь зла — полюбишь и козла.
— Не верю, Слава, я в такие «любови».
— Я — тоже, Игнатьич, но факты — упрямая вещь. Многие ведь порядочные женщины годами маются с алкоголиками.
— Когда связывают дети, понятно…
— У Галактионовой детей нет и никогда не было. С первым мужем прожила недолго. Говорит, вроде неплохой парень был, но не в ее вкусе. О вкусах же, как известно, не спорят. Кстати, Лимакин сейчас записывает показания Юлии Николаевны. Загляни к нему, пообщайся с интересной женщиной. Я тем временем в медвытрезвитель сбегаю, авось там на Казаринова что-то есть…
Когда Бирюков зашел в кабинет следователя, Галактионова уже подписывала страницы протокола допроса. Коротко черкнув закорючку на последнем листе, она мельком взглянула на вошедшего Антона и, как будто смутившись, торопливо спросила Лимакина:
— Кажется, все?..
— Пока все, — ответил Лимакин. — Возникнут дополнительные вопросы, я приглашу вас.
— А это… хоронить Казаринова кто будет?
— Вам придется. Как-никак под одной крышей жили.
— Ой, теперь все так дорого… — тяжело вздохнула Галактионова и поднялась со стула.
Одета она была действительно, будто на рекламной картинке, во все импортное. И выглядела довольно привлекательно. Уложенные в красивую прическу волнистые каштановые волосы, чистое, почти без косметики, лицо и по-девичьи тонкая талия делали ее моложавой. Вот только слишком пышный бюст да плотно обтянутые джинсовой юбкой полноватые бедра портили в общем-то классическую фигуру.
— У тебя нет к Юлии Николаевне вопросов? — спросил Бирюкова следователь.
— Есть кое-что, как говорится, не для протокола, — Антон встретился взглядом с внимательными глазами Галактионовой. — Юлия Николаевна, вы знали о судимости Казаринова, когда с ним сошлись?
— Знала.
— И вас это не насторожило?
Галактионова пожала плечами:
— Да ведь он, можно сказать, ни за что в колонию попал. Дело случилось в хмельной компании по доброй воле, а когда Спартак отказался жениться, девица нашла подставных свидетелей и изобразила из себя потерпевшую.
— Откуда такие сведения?
— Со слов Казаринова, разумеется.
— Вы поверили ему?
— А кому я должна была верить? Не в прокуратуре ведь работаю, чтобы официальные справки наводить. К тому же, Спартак не из тех, которые лапшу на уши вешают. У него что на уме, то и на языке было.
— Как познакомились с ним?
— Ой, ну как все знакомятся… — Галактионова кокетливо улыбнулась. — Любовь с первого взгляда. После колонии Спартак устроился к нам в райпо грузчиком. Я товароведом тогда работала. Забежала однажды на склад, там машину разгружали. Слово за слово и… все само собой образовалось.
— Казаринов уже тогда выпивал?
— Ну, что вы! С пьяницей я бы не сошлась. Выпивать Спартак начал в прошлом году, а последние полгода как умом рехнулся. Даже с работы выгнали.
— С чего он так загулял?
— Господи, ну с чего обычно мужики пьют… Попал в алкогольную компанию. Вначале изредка прикладывался к бутылке, дальше — больше, пошло-поехало.
— Не пытались остановить?
— Пыталась. Гипнотизера домой приглашала, потом уговаривала закодироваться. Бесполезно.
— Пьяный буянил?
— Наоборот, в тряпку превращался, хоть ноги об него вытирай. Оттого и жалела дурака. Если бы хоть раз «выступил», мигом бы на дверь указала.
— Лишившись работы в райпо, он полностью жил на вашем иждивении или где-то подрабатывал?
— Какое там иждивение… В запое почти ничего не ел, да и дома появлялся от случая к случаю. Днями и ночами неизвестно где бродяжил.
— С соседями, с друзьями мирно жил? — снова спросил Антон.
— От соседей жалоб на него не слышала, а с друзьями… Не было у него друзей. Так все, разная пьянь да рвань.
— Кому ж он насолил?
Галактионова потупилась:
— Ой, не знаю… Ужас какой-то…
— Когда не пил, чем увлекался?
— Кроме телевизора, ничем. Специальности у него никакой не было. В колонию залетел со второго курса железнодорожного института. На тоннельщика учился. За восемь лет, пока отбывал наказание, все науки перезабыл. Очень хотел работать в Новосибирском метрострое — не приняли. А в райпо грузчиком кого попало принимают.
Бирюков взял со стола у Лимакина протокол допроса. Читая биографические данные Галактионовой, будто между прочим, поинтересовался:
— Что это вы, с высшим торговым образованием, заведующей складом работаете?
— Кому сейчас нужно мое образование… — Она грустно усмехнулась: — Живем, извините, как в горящем дурдоме. Не жизнь, а черт знает что… Теперь, при всеобщем сумасшествии, пожалуй, только наглость да приспособленчество людские судьбы вершат. С моим же характером при таком раскладе жизни ничего не светит. Товароведов, того и гляди, всех посокращают, но без заведующих складами не обойтись. Вот и приходится взваливать на себя материальную ответственность, чтобы в безработных не оказаться.
— Да, Юлия Николаевна, жизнь очень сложная стала. — Антон положил листки протокола на стол и, словно приободряя Галактионову, улыбнулся: — Держитесь!..
— Другого выбора у меня нет. Надеяться не на кого, — потупившись, ответила она.
Оставшись с Бирюковым вдвоем, Лимакин сокрушенно почесал затылок:
— Кажется, неглупая женщина, а с алкоголиком связалась. Судьба, что ли, так сводит людей?..