– На сегодня старине достаточно. Помогите спустить его вниз, и недели через две-три он будет готов к новым развлечениям.
К рассвету Карл от шока и потери крови находился в критическом состоянии. Вызвали врача. Тот приказал перевести Карла в главную тюремную больницу Хантсвилла.
В операционной из брюшной полости Карла с помощью помпы откачали почти два литра крови и семени. Затем врач наложил швы на порванные кровеносные сосуды, заштопал нижную часть толстой кишки и наконец влил три литра свежей крови.
Во время пребывания в больнице Карлу разрешили звонить по телефону и принимать посетителей. Он позвонил в Карсонский национальный банк в Хьюстоне и попросил того, кто вел его счета, навестить его. Карл был важным клиентом, и клерк немедленно отозвался.
До своего ареста Карл в течение двух лет и четырех месяцев работал в фирме приемного отца «Бэннок ойл». Вначале Генри назначил ему жалованье в сто десять тысяч долларов в месяц. Генри верил в политику кнута и пряника. И считал, что его единственный сын должен получать королевское вознаграждение.
К удивлению и радости Генри, Карл почти сразу проявил чрезвычайную деловую сообразительность и хватку, каких нельзя было ожидать от человека его лет и опыта. К концу первого года Генри с великой гордостью понял, что Карл финансовый гений, чья природная одаренность равна, а иногда и превосходит его собственную. Карл демонстрировал невероятное чутье на прибыль, как голодная гиена чует разлагающуюся тушу. Таланты Карла расцветали, а вместе с тем росло и его жалованье. К концу второго года он заработал место в совете директоров «Бэннок ойл», а его зарплата и директорские бонусы превысили двести пятьдесят тысяч долларов в месяц. «Семейный доверительный фонд Генри Бэннока» в соответствии с условиями должен был выплачивать ему сумму, втрое превышающую его личный заработок. Благодаря щедрости отца Карл даже после выплаты налогов имел на счету свыше пяти миллионов долларов, поэтому клерк и отозвался немедленно.
На шестой день Карл достаточно оправился от повреждений, и его вернули в лазарет в Холлоуэе. Он взял с собой новую чековую книжку, которую привез ему банковский клерк. Из больницы Карл через санитара связался с Лукасом Хеллером. В сообщении говорилось, что Лукас должен навестить Карла, если хочет узнать нечто полезное и выгодное.
Лукас снизошел до того, чтобы спуститься в лазарет – главным образом чтобы поиздеваться над Карлом, пока тот в постели.
Чтобы разговор шел без помех и чтобы показать свою добрую волю, Карл выписал Лукасу чек на пять тысяч долларов на Карсонский национальный банк. Лукас с благоговением посмотрел на сумму. У него редко бывало в руках столько денег за раз, но опыт отучил его верить в фею-крестную. Он отказывался верить в свою удачу, пока у него не появилась возможность съездить в город и предъявить чек в местном отделении банка.
Кассир без всяких придирок оплатил чек. Завеса спала с глаз Лукаса, и он уверовал. Вернувшись в Холлоуэй, он снова навестил Карла. На этот раз держался угодливо и подобострастно.
Карл приказал ему отнести сообщение Джонни Конго в отделение для смертников. Теперь Карл очень хорошо разбирался в структуре внутренних отношений в тюрьме Холлоуэй. Он знал, что Джонни Конго обладает огромным влиянием во всей тюрьме. Как огромный паук-людоед, он сидел в центре паутины и дергал за нити, которые тянулись и в кабинеты надзирателей.
Надзиратели опирались на Конго, чтобы поддерживать порядок среди заключенных. Если Джонни отдает приказ «мир и сотрудничество», администрация в состоянии поддерживать некое подобие порядка в системе, которая словно намеренно создана для производства хаоса.
Однако стоит Джонни Конго сказать «Бунт!», и всю тюрьму охватывает пламя мятежа; в мастерских, на галереях или на мостиках надзирателей убивают ножами, заключенные захватывают столовую и тюремный двор. Ломают мебель и оборудование. Убивают заключенных, сводя какие-нибудь старые счеты или по приказу Джонни. Бросают в надзирателей камни и выкрикивают насмешки, пока не придет национальная гвардия в полном защитном облачении и не восстановит власть надзирателей.
За сотрудничество с администрацией Джонни Конго пользовался особыми привилегиями. Когда в тюрьму привозили новых заключенных, он получал самых красивых, что Карл испытал на себе. Камеру Джонни никогда не обыскивали, поэтому его запас наркотиков и других предметов роскоши оставался неприкосновенным. Ему даже позволили в камере телефон, и он мог общаться со своими подельниками на воле. Его смертный приговор застрял где-то в системе; ходили слухи, что к этому приложил руку губернатор. Умники ставили на то, что Джонни умрет от старости без помощи человека со смертельной инъекцией в камере смертников, выложенной белым кафелем.
Если кто-нибудь вызывал неудовольствие Джонни Конго, проходило всего несколько дней, и проблему решал нож – на тюремном дворе или ранним утром в одиночестве камеры обидчика, которую местный надзиратель предусмотрительно забывал запереть.
Говорили, что влияние Джонни Конго простирается далеко за пределы тюремных стен. Все верили, что ему подчиняются гангстерские синдикаты Техаса и соседних штатов. За определенную цену он мог решать проблемы в таких далеких городах, как Сан-Диего или Сан-Франциско.
Лукасу Хеллеру потребовалась почти неделя, чтобы организовать встречу Карла с Джонни Конго, но наконец кабинет старшего надзирателя в отделение смертников был предоставлен в их распоряжение, и в три часа ночи в воскресенье, когда остальных заключенных заперли на ночь, они встретились. Старший надзиратель с четырьмя помощниками ждал за дверью, но не вмешивался.
– Хочешь поговорить, белый?
– Мне нужна ваша защита, мистер Конго.
Карл не стал тратить время на предисловия.
– Бьюсь об заклад, что нужна, иначе ты здесь долго не продержишься. Но зачем мне защищать тебя?
– Я могу заплатить.
– Да, парень, если так, я, может, и захочу. Но о каких деньгах речь, парень?
– Скажите сами, сэр.
Конго поковырял в носу, обдумывая ответ.
Наконец он посмотрел на сухую слизь, извлеченную из левой ноздри, стряхнул ее с пальцев и назвал цену.
– Пять штук банкнотами по одному и пять долларов доставлять сюда в Холлоуэй. Снаружи они мне не нужны.
Он нарочно назвал нелепо большую сумму, ожидая, что Карл станет торговаться.
– Совершенно нелепая сумма, – сказал Карл, и Джонни Конго взъярился и сжал могучие черные кулаки. – Человеку вашего положения нужно получать не меньше десяти или пятнадцати тысяч в месяц.
Джонни Конго замигал и разжал кулаки. Он начал отечески улыбаться.
– Я услышал, белый, и мне нравится то, что я услышал. Пятнадцать штук по мне – нормальная плата.
– Я уверен, что могу обеспечить доставку денег из моего банка в любое место, какое вы укажете. Только скажите, что я должен сделать, и я сделаю. Вот вам моя рука, сэр.
Конго взял протянутую руку и, пожимая ее, прорычал:
– Дело не только в твоей руке, но и в жизни.
– Я понимаю, мистер Конго. Но, если вы действительно хотите много зарабатывать, мы должны вести дела вместе.
– Что за дела? – Конго воздержался от насмешки. – Выкладывай, белый.
Карл проговорил сорок минут. Конго слушал, наклонив голову, почти не перебивая. К исходу этого времени он улыбался, и глаза его блестели.
– Откуда мне знать, что ты говоришь дело, парень? – спросил он наконец.
– Если не справлюсь, отзовете свою защиту, мистер Конго.
Это была памятная встреча, из которой вырос нечестивый союз: молодой извращенный гений соединил свои способности с безжалостным чудовищем, владевшим правом даровать жизнь и смерть. Оба были психопатами, оба начисто лишены сочувствия, совести и сожалений.
В последующие годы прибыль от многочисленных предприятий, задуманных Карлом и осуществляемых Конго, вначале отмывалась. Друзья Джонни за стенами тюрьмы с радостью участвовали в этом. Отмытые деньги в виде дивидендов и директорской зарплаты зачислялись на счет Карла через фирму на Британских Виргинских островах, которую Карл открыл, еще когда учился в Принстоне.
Итоговые суммы утраивались «Семейным доверительным фондом Генри Бэннока». И наконец окончательный доход Карл и Джонни Конго делили и размещали на номерные счета в банках Гонконга, Москвы, Сингапура и других городов по всему земному шару, куда не дотягивалась даже могучая рука налогового управления США.
Для того, чтобы облегчить проведение операций в тюрьме и за ее пределами, Карлу и Джонни потребовалось привлечь в качестве тайного партнера Марко Мерковски, надзирателя исправительной тюрьмы Холлоуэй. После участия в первой незаконной сделке Марко преклонялся перед Карлом Бэнноком и Джонни Конго.
С шестого уровня Карла перевели на первый, где содержались надежные заключенные с беспорочным поведением. Теперь камера Карла была втрое больше той, где он сидел на шестом этаже. У него были телевизор и собственный сотовый телефон.
Телефон стал существенным элементом управления общим бизнесом. Карл плодотворно работал на повышение курса. Все его прошлые контакты сохранились, чутье на прибыль оставалось безупречным. А по мере накопления состояния «Семейный доверительный фонд Генри Бэннока» его учетверял.
Дела в тюрьме текут медленно, и у Карла оставалось много свободного времени, чтобы планировать будущее. Он уже провел в заключении больше пяти лет. Его тюремное досье было безупречно, об этом заботился старший надзиратель Мерковски. Первоначальный срок, определенный судьей Чемберленом, был сокращен по апелляции до десяти лет. Карл отсидел половину этого срока. Ему было еще только двадцать восемь. Этот мультимиллионер готов был принимать мир на собственных условиях, как только выйдет из ворот тюрьмы Холлоуэй.
Через свои связи и многочисленные контакты Джонни Конго Карл получал подробные сведения о передвижениях отца и всех остальных бенефициаров «Семейного доверительного фонда Генри Бэннока».