И тогда меня по-настоящему осенило.
Это началось где-то после Нью-Йорка. После того как я увидел Кэти, ублажающую свои прелести вибратором с ароматом вишни.
Но, черт возьми, если бы я знал, почему это началось.
До этого я понял, что она запала на меня. Но, вот черт. Никогда бы не подумал, что застану женщину, ублажающую себя между ужином и выпивкой. Если бы только у меня было время что-то с этим сделать прямо сейчас. Но она, в общем-то, не просила меня присоединиться. Она просто сидела и выглядела чертовски смущенной, в то время как я стоял и чувствовал себя полным идиотом из-за того, что вломился. Может, мне стоило постучать? В дверь своего собственного номера?
Я вспыхнул, как гребаный школьник, и мой член затвердел, когда я вспомнил об этом. Я все еще видел Кэти, лежащую на спине на кровати, ее щеки порозовели, темные волосы прилипли к шее, все еще влажные от пота после наших поцелуев. Ее обнаженные сиськи приветствовали меня, когда она пыталась прикрыться подушкой, цепляясь за нее, как за гребаный спасательный круг.
Она отшвырнула вибратор, как будто он загорелся, и, черт возьми, да, я поднял его. Я держал в руке эту маленькую розовую штучку, пока стоял и смотрел на Кэти, чувствуя, как кровь приливает к моему члену. Я включил его. Вибрация была сильной, и я почувствовал ее запах. Вишнево‐ванильный солнечный свет и чистый секс.
К тому времени как я оторвался от воспоминаний, у меня был стояк, граничащий с болью. Вся сдерживаемая похоть от каждого поцелуя, который у нас был с начала тура, отдавалась болью в каждом толчке крови по венам. Я хотел трахать ее до беспамятства каждый гребаный день.
Но я все еще не сделал этого.
Главным образом потому, что девушка вела себя странно. Каждую ночь, когда я ложился в постель, она уже спала. И больше шанса мне не выпадало.
Восточное побережье было охвачено безумным циклоном концертов, интервью, выступлений, подписаний контрактов. Тур проходил просто офигенно, а альбом продавался лучше, чем мне когда-либо мечталось, но я с трудом мог держать себя в руках. Я был так занят, что половину времени даже не знал, который час, или в каком городе мы находимся, или в какой мы вообще части света. Джуд и Мик в значительной степени поддерживали меня в тонусе. У Dirty было огромное количество поклонников на востоке, и я хотел увидеть каждого гребаного фаната, пока был здесь. Именно это я сказал Броуди, когда команда собиралась сделать заказ.
Но где-то в округе Колумбия я начал сожалеть о таком бешеном темпе… как раз в тот момент, когда я осознал, что Кэти отдаляется от меня. По какой-то причине, казалось, она больше не участвует в игре.
Ее тело было совсем другим. Она делала свою работу, и делала ее хорошо. Она играла свою роль на все сто и выглядела при этом потрясающе. Судя по всему, она по-прежнему была без ума от меня. Моя преданная подруга зависала за кулисами, держа меня за руку на каждом мероприятии, сражалась со мной языком в каждом темном ночном клубе, куда мы заходили. Когда бы я ни захотел – на публике – она была рядом, теплая и готовая показать себя. Но она что-то скрывала… сдерживалась, и я понятия не имел почему.
Девушка делала все, о чем я ее просил, и можно было подумать, что мне этого будет достаточно. Очевидно, это было не так.
Я оглядел сидящих за столом, но моей, так называемой, подружки нигде не было видно.
Поправка. Ее определенно можно было увидеть. Каждый человек в этом чертовом заведении мог видеть, как она стояла у барной стойки, а ее короткая юбка задралась до кремово‐белых бедер, когда она наклонилась, чтобы привлечь внимание бармена. Она стояла между Пеппером, разговаривающим с незнакомым парнем по другую сторону от него, и каким-то случайным придурком с ирокезом, который пялился на ее задницу. Пока я наблюдал, ирокез наклонился и якобы случайно столкнулся с ней плечом. Затем завязался разговор, и он угостил ее выпивкой.
Я опрокинул в себя несколько шотов бурбона, позволяя ликеру разогреть мою кровь.
Я наблюдал, как ирокез отпустил какую-то блестящую шутку. Я знал, что шутка оказалась блестящей, потому что Кэти рассмеялась. Кэти рассмеялась искренне, запрокинув голову, обнажив идеальные маленькие белые зубки, ее щеки порозовели, а глаза засверкали от гребаного восторга. Этот парень был чертовым комиком или что-то в этом роде, потому что я уже несколько дней не видел, чтобы она так смеялась.
И, черт возьми, не мог этого вынести.
Я не разобрал ни слова из того, что кричали Мик, Раф или кто-то еще по обе стороны от меня, или что говорили остальные за нашим столиком, – а за нашим столиком было чертовски шумно. Все, что я слышал, – это смех, звенящий у меня в голове подобно фантазии, потому что на самом деле я не мог его расслышать из-за шума клуба и тяжелой версии песни The Weeknd Can’t Feel My Face, которая отдавалась в стенах и заставляла бедра Кэти покачиваться в этой крошечной юбке.
Все, что я видел, это как Кэти улыбалась этому придурку с ирокезом, а он улыбался ей, думая о том, как уложит ее в постель. И я мог бы предположить, что он верил в свой успех. Я мог представить, как этот идиот покупает ей выпивку и наклоняется к ней так близко, что костяшки его пальцев, сжимающие банку с пивом, якобы ненамеренно задевают ее грудь. Я смог даже стерпеть, когда он начал представлять ее своим друзьям, как будто они были знакомы. Как будто он был здесь с ней, а меня не было.
Но я не мог вынести этот гребаный смех. Эту чистую, ничем не сдерживаемую радость Кэти, слетающую с ее идеальных розовых губ.
С таким же успехом он мог заставить ее кончить прямо у меня на глазах.
Я со стуком поставил стакан на стол, что Раф воспринял как намек на то, что мне нужно больше выпивки, и заказал еще бурбона. Я опрокинул его в себя и согнул руку, долго разглядывая кольца на своем кулаке, пока Раф снова наливал мне.
Очевидно, есть только два варианта развития событий.
Во‐первых, я мог бы пойти туда и сделать какую-нибудь глупость, например, разбить этому случайному засранцу лицо пригоршней металла. И через пять секунд это увидел бы весь интернет.
Во‐вторых, я мог бы сидеть здесь, как размазня, и позволить Джуду разобраться с этим.
Мой лучший друг сделал выбор за меня. И это хорошо, потому что я был всего в трех секундах от того, чтобы устроить грандиозную сцену, о которой потом пожалею. Но Джуд, как всегда, прикрыл меня еще до того, как я понял, что мне это нужно.
Я наблюдал, как он подошел и втиснул свое широкое тело в узкое пространство между Кэти и ирокезом. Кэти одарила Джуда своей милой улыбкой, но, к огромному удивлению, улыбка ирокеза сползла с его лица, как будто Джуд стер ее. Затем он свалил оттуда и переключил свое внимание на что-то другое. Значит, он не только комик, но и умник.
Джуд заказал несколько коктейлей, и Кэти взяла тот, который он ей протянул. Они произнесли тосты, допили выпивку и направились обратно к нашему столику, причем Кэти, по-видимому, не обратила внимания на то, что какой-то идиот только что попытался задрать ей юбку и чуть не лишился зубов.
Джуд усадил ее на стул рядом со мной, где она провела не более пяти минут за час, прошедший с тех пор, как мы приехали. Ее улыбка исчезла. Когда она посмотрела на меня, на ее месте появилась легкая гримаса, а брови сошлись на переносице. Она наклонилась ко мне.
– Что не так?
– Ничего, – ответил я, потягивая свой напиток. – Ничего. Просто смотрю, как моя девушка пьет.
Мгновение она смотрела на меня, немного нахмурившись, и уголки ее губ слегка подергивались. Затем, откинувшись на спинку стула и устроившись поудобнее, она принялась смотреть на танцпол, постукивая каблучками в такт музыке.
Я наклонился ближе, чтобы убедиться, что она меня слышит.
– Этот чувак знает, что ты здесь, со мной?
Она снова повернулась ко мне, нахмурившись еще сильнее.
– Какой чувак?
– Чувак с гребаным ирокезом.
– А. – Ее глаза немного расширились. Я не понял, что, черт возьми, это значит, но мне это не понравилось. – У него был такой прикольный узор сбоку. – Она провела пальцем по виску, делая круговые движения.
– Он знает, что ты здесь, со мной?
– Я здесь, с тобой, – сказала она. Затем встала и присела своей сексуальной попкой на краешек моего стула. Она прижалась ко мне и посмотрела на меня через плечо. – Видишь? Посмотри, как я делаю свою работу.
Она потягивала свой напиток, не отрывая от меня взгляда, – и вот оно снова. Она так крепко прижималась ко мне, что я чувствовал тепло ее обнаженного бедра через джинсы.
Я обнял ее одной рукой. Она расслабилась, прижавшись ко мне всем телом, и оставалась в моих объятиях до конца ночи.
– Какого черта?
Я бросил скетчбук Кэти к ее ногам. Она только что вышла из ванной с блестящими мокрыми волосами, завернутая в отельный халат. Я стоял в одном нижнем белье и смотрел на нее, слегка возбужденный от одного только ее теплого и влажного запаха после душа.
Она уставилась на скетчбук, открытый на самом последнем наброске – парне с ирокезом и каким-то закрученным узором, выбритым с одной стороны головы.
Затем она осмотрела меня с ног до головы своими большими сине-зелеными глазами, явно не впечатленная открывшейся сценой.
Я был пьян. В значительной степени потому, что взбесился без всякой на то причины. Также я был уставшим, раздраженным и чертовски ревнивым, а это чувство мне совсем не знакомо и, черт возьми, не вызывало восторга. И да, я знал, что по пьяни не стоит начинать разговор, который наверняка закончится плохо, если только я не хочу сделать все еще хуже.
Я не хотел делать еще хуже. Но я действительно хотел подраться. Или потрахаться.
Нет. На самом деле я очень, очень, очень хотел трахаться.
Я хотел трахнуть Кэти Блум.
Вместо этого я просто порылся в ее скетчбуке с набросками, который она оставила на столе.
Пока я принимал душ. Один. В моей голове возник образ смеющейся Кэти… стоящей там, у бара, разговаривающей с каким-то незнакомцем с тупым ирокезом и улыбающейся так, как не улыбалась в мой адрес уже несколько дней.